ЮЛИАН АНИСИМОВ
1886, Москва — 1940, Москва
Учился живописи в мастерской Анри Матисса, но художником не стал. Ранние стихи писал под сильным влиянием Р. М. Рильке, позднее — под влиянием Моргенштерна; книгу переводов из первого (под ред. Вяч. Иванова) издал в 1913 году, переводы из второго не изданы и хранятся в РГАЛИ; именно по этим текстам и печатаем кое-что. Интересно, что Анисимова заинтересовали отнюдь не только игровые «Песни висельника» Моргенштерна, но и его антропософская лирика, неведомая в России по сей день. После 1917 года занимался искусствоведением, был одним из хранителей Третьяковской галереи. Переводил с английского, притом довольно много — нашел «золотую жилу» в виде поэзии американских негров, о коих даже не требовалась справка, что они «прогрессивные»: существование в США непрогрессивных чернокожих исключалось как таковое. Между тем блюзы Лэнгстона Хьюза хороши в переводе Анисимова сами по себе. Пастернак отмечал в Анисимове «очарование любительства».
КРИСТИАН МОРГЕНШТЕРН
(1871—1914)
* * *
Хорек
Сел на валунок,
Вокруг которого тек
Ручеек.
Зачем этот риск?
Вам невдомек?
Но лунный телок
Мне открыл необычайну-
ю тайну:
Изыск-
анный зверек
Из-за рифмы там сел, но отнюдь не случайно.
* * *
К морю стремишься ты,
В горы,
Но море неба,
Но море неба
Синеглубоким зеркалом
Не колышется ль вечно
Перед тобою…
К морю стремишься ты,
В горы,
Но гора неба
Крутосиними стенами
Не стоит ли вечно
Перед тобой…
Откинь голову,
Возьми больше, чем море и небо,
Возьми вечность.
* * *
Крестьянский мальчик,
Лежа в лесу,
Читал.
Чем же я был потрясен?
Оттого, что не знает
Он о себе.
Я хотел стать Марией,
Чтоб умастить ему ноги
И волосами своими
Осушить их.
ДЖЕЙМС ДЖОЙС
(1882—1941)
ТИЛЛИ
Он идет следом за зимним солнцем,
Погоняя скотину по холодной бурой дороге,
Покрикивая на понятном им языке,
Он гонит стадо над Каброй.
Его голос говорит про домашнее тепло,
Они мычат и выбивают копытами дикую музыку.
Он погоняет их цветущею ветвью,
Пар оперяет их лбы.
Пастух — средоточие стада,
Растянись во всю длину у огня.
Я истекаю кровью у черного ручья
За мою сломанную ветвь.
ЛЭНГСТОН ХЬЮЗ
(1902—1967)
ТЕ, КТО СМЕЮТСЯ
Певцы своих слов
И рассказчики сказок,
И те, кто танцуют,
Громко смеясь в руках судьбы, —
Судомойка,
Лифтер,
Номерантка,
Игрок,
Повар,
Швейцар,
Джазбандист,
Нянька,
Грузчик в порту
И бродяга,
Эстрадник,
Циркач,
Все певцы своих снов, —
Вот мой народ!
Все рассказчики басен, —
Вот мой народ.
Танцоры, —
О, какие танцоры!
Певцы, —
О, какие певцы!
Певцы и танцоры
Поют и смеются,
Смеются…
Да, смеются... хохочут,
Хохочут, хохотуны,
Громко хохочут в руках у судьбы.
СТИВЕН СПЕНДЕР
(1909—1995)
* * *
Семья берегла меня от детей, у которых
Ругань крепче кремня, а сквозь рваный карман
Белеет бедро. Они везде,
Вдоль улиц, близ рек — и на дереве, за гнездом.
Мне тигра страшней были их мускулы из стали,
И цепкие руки, и ноги, которыми они лягались,
И соль их насмешек, когда они
Передразнивали мой лепет из-за спины.
Проворные, они из-за заборов
Упорно лаяли на наш мир. Кидались грязью.
Я в сторону смотрел, притворялся, что улыбаюсь.
Я так хотел их простить. Но они мне не улыбались.