На главную страницу

АЛЕКСАНДР БЛОК

1880, СПб. - 1921, Петроград

Поэтическими переводами Блок занялся в силу общей гениальности своей натуры. Боюсь, впрочем, что именно в переводах гениальность Блока никак не проявилась. Сколько ни старался Давид Самойлов в предисловии к книге Блока "На дальнем горизонте" (М., 1970, серия "Мастера поэтического перевода", выпуск 12) доказать, что "переводы Блока - одно из высших достижений нашей переводческой культуры", читателя он не убедил. Ни блоковского Гейне 1909 года - а собирался он перевести целиком "Лирическое интермеццо", ни его же работу для "Всемирной литературы" в 1920-1921 гг. не сравнить с пленительным оригинальным творчеством Блока. Значительно убедительней - два десятка переводов из Исаакяна, сделанных с подстрочника; видимо, совпали творческие индивидуальности. Хороши также переводы финских поэтов (с шведского), "Реквием" латышского поэта Вилиса Плудониса. Судя по записным книжкам, Блок еще много собирался переводить для "Всемирной литературы", с грустью писал в 1919 году: "Об Уланде. Нет, по-видимому, и этой надежды", - видимо, Уланд попал в список "реакционных" писателей. Во "Всемирной литературе" Блок больше редактировал, чем переводил, - сил уже не было.


ГЕНРИХ ГЕЙНЕ

(1797-1856)

* * *

Тихая ночь, на улицах дрема,
В этом доме жила моя звезда;
Она ушла из этого дома,
А он стоит, как стоял всегда.

Там стоит человек, заломивший руки,
Не сводит глаз с вышины ночной;
Мне страшен лик, полный смертной муки,
Мои черты под неверной луной.

Двойник! Ты, призрак! Иль не довольно
Ломаться в муках тех страстей?
От них давно мне было больно
На этом месте столько ночей!

* * *

Сырая ночь и буря,
Беззвездны небеса;
Один средь шумящих деревьев,
Молча, бреду сквозь леса.

Светик далекий кажет
В охотничий домик путь;
Мне им прельщаться не надо,
Ведь скучно туда заглянуть.

Там бабушка в кожаном кресле
Как изваянье страшна,
Слепая, сидит без движенья
И слова не молвит она.

Там бродит, ругаясь, рыжий
Сын лесничего взад и вперед,
То яростным смехом зальется,
То в стену винтовку швырнет.

Там плачет красавица пряха,
И лен отсырел от слез;
У ног ее с урчаньем
Жмется отцовский пес.

* * *

Три светлых царя из восточной страны
Стучались у всяких домишек,
Справлялись, как пройти в Вифлеем?
У девочек всех, у мальчишек.

Ни старый, ни малый не мог рассказать,
Цари прошли все страны;
Любовным лучом золотая звезда
В пути разгоняла туманы.

Над домом Иосифа встала звезда,
Они туда постучали;
Мычал бычок, кричало дитя,
Три светлых царя распевали.

СЕБАСТЬЕН-ШАРЛЬ ЛЕКОНТ

(1865-1934)

ЦИРЦЕЯ

Год миновал. Мы пьем среди твоих владений,
       Цирцея! - долгий плен.
Мы слушаем полет размерных повторений,
       Не зная перемен.

И, погрузясь, как мы, в забвение о смене
       И месяцев и лет,
Неувядающий - краса твоих владений -
       Благоухает цвет.

И венчики цветов, таясь, полураскрыли
       Истомные уста,
И вечной свежестью и диких роз, и лилий
       Сияет чистота.

Пусть чаша их страшна для нас, неутолимых,
       Пусть в этой чаше яд!
Пусть, медленно прильнув, уста цветов любимых
       Нас гибелью поят.

Под формой странною скрывая образ пленный,
       От чар, как мы, вкусив,
Меж нами кружатся, глядят на нас смиренно
       Стада косматых див.

Бесцельна красота сплетений в гривах строгих
       Их всклоченных голов,
И всё еще в тени их душные берлоги,
       Где, греясь, пахнет кровь.

Здесь львы укрощены - над ними благовонный
       Волос простерся шелк.
И тигр у ног твоих - послушный и влюбленный,
       И леопард, и волк.

Для зорких рысьих глаз и для пантеры пестрой
       Здесь сон и забытье.
Над ними в сладкой мгле струит свой запах острый
       Любовное питье.

О, ясные сады, где обаянье дремлет,
       Где тигр ползет у ног,
Где, вспыхнув на конце чешуйчатого стебля,
       Родится злой цветок,

Где на песок аллей, прохладный и сыпучий,
       В вечерний, свежий час,
В лазурной чешуе, мясистый и колючий,
       Дракон ползет, клубясь.

Но даль морей ясна. Прости, чудесный остров,
       Для снов иной страны!
Вон острый волнорез подъемлет красный остов,
       Мы завтра - плыть должны.

Мы склоним без труда, вслед киммерийской тени,
       Тройную медь кормы,
Туда, где сорвались подземные ступени,
       Зевая, в царство тьмы.

Наш кормщик у руля; не знают страха груди,
       Скользи, корабль, скользи...
Тот, кто узнал тебя, Цирцея! не забудет
       К безмолвию стези.

ЙОХАН ЛЮДВИГ РУНЕБЕРГ

(1807-1877)

ЛЕБЕДЬ

Июньский вечер в облаках
Пурпуровых горел,
Спокойный лебедь в тростниках
Блаженный гимн запел.

Он пел о том, как север мил,
Как даль небес ясна,
Как день об отдыхе забыл,
Всю ночь не зная сна;

Как под березой и ольхой
Свежа густая тень;
Как над прохладною волной
В заливе гаснет день;

Как счастлив, счастлив, кто найдет
Там дружбу и любовь;
Какая верность там цветет,
Рождаясь вновь и вновь.

Так от волны к волне порхал
Сей глас простой хвалы;
Подругу к сердцу он прижал
И пел над ней средь мглы.

Пусть о мечте твоей златой
Не будут знать в веках;
Но ты любил и пел весной
На северных волнах.

САКАРИАС ТОПЕЛИУС

(1818-1898)

МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ

Погашен в лампе свет, и ночь спокойна и ясна,
На памяти моей встают былые времена,
Плывут сказанья в вышине, как перья облаков,
И в сердце странно и светло, печально и легко.

И звезды ясно смотрят вниз, блаженствуя в ночи,
Как будто смерти в мире нет, спокойны их лучи.
Ты понял их язык без слов? Легенда есть одна,
Я научился ей у звезд, послушай, вот она:

Далёко, на звезде одной, в величьи звезд он жил,
И на звезде другой-она, среди иных светил.
И Салами звалась она, и Зуламит был он,
И их любовь была чиста, как звездный небосклон.

Они любили на земле в минувшие года,
Но грех и горе, ночь и смерть их развели тогда.
В покое смерти крылья им прозрачные даны,
И жить на разных двух звездах они осуждены.

Сны друг о друге в голубой пустыне снились им,
Меж ними - солнечный простор сиял, неизмерим;
Неисчислимые миры, созданье рук творца,
Горели между ним и ей в сияньи без конца.

И Зуламит в вечерний час, сжигаемый тоской,
От мира к миру кинуть мост задумал световой;
И Салами в тоске, как он, - и стала строить мост
От берега своей звезды - к нему, чрез бездну звезд.

С горячей верой сотни лет упорный длится труд,
И вот сияет Млечный Путь, и звездный мост сомкнут;
Весь охватив небесный свод, в зенит уходит он,
И берег с берегом другим теперь соединен.

И херувимов страх объял; они к творцу летят:
"О, Господи, что Салами и Зуламит творят!"
Но всемогущий им в ответ улыбкой просиял:
"Я не хочу крушить того, что жар любви сковал".

А Салами и Зуламит, едва окончен мост,
Спешат в объятия любви, - светлейшая из звезд,
Куда ни ступят, заблестит на радостном пути,
Так после долгих бед душа готова вновь цвести.

И всё, что радостью любви горело на земле,
Что горем, смертью и грехом разлучено во мгле, -
От мира к миру кинуть мост, - пусть только сил найдет,
Верь, обретет свою любовь, его тоска пройдет.

ЯКОБ АВГУСТ ТЕГЕНГРЕН

(1875-1958)

ЗЕМЛЯ ЕСМЬ

Мечтать о небесном царстве
Не надо душе моей,
Вон жаворонок трепещет -
Его крыло мне милей,
След вальдшнепа на пригорке,
И солнечный луч в траве -
Всё, всё, что звенит и блещет
И радуется земле.

Найду ль в неизвестном небе
Замену земных отрад?
Земля пробудила к жизни,
Земля возвратит назад,
В тот угол любимой персти,
Где отдых узнаю я.
Траве и светлой былинке -
Родная душа моя.

Душа - родная пылинке
На крылышках мотылька,
Росе прозрачной и чистой
В раскрытой чаше цветка.
Мечусь я с мятежным ветром,
С печальной птицей кричу.
Земля я, я - персть земная,
И в персть отойти хочу.

ВИЛИС ПЛУДОНИС

(1874-1940)

РЕКВИЕМ

Лежать и мне в земле сырой!..
Другой певец по ней пройдет.
Козлов

Сон мой храните, возницы!
Тише влеките мой прах!
Чтоб не встряхнуть колесницы
Там, на курганных песках!..
Ветер, о чем твои муки?
Лес, что ты тяжко шумишь? -
Или, в томленьи разлуки,
Ты мне "прости" говоришь?

     Ручеек! Твой поток
     Быстро в роще гнет цветок!
     Мой привет!.. Когда весною
     Будут юных звать мечтою
     Соловьи на берег свой, -
     Порастет мой холм травой.

     Помаленьку, шажком,
     Бледным вереском, песком,
     Где игра была мне в радость,
     Где ребенку жизни сладость
     Улыбнулась за холмом, -
     Помаленьку, шажком!

Чу! Точно теплой струею
Дождик бежит по щеке:
Матери сердце больное
В жгучей изныло тоске.
Матери счастье сулил я,
Радости старческих дней,
Горе взамен навалил я
На спину бедную ей.

     Мать, постой!.. Час-другой -
     Смерть придет и за тобой!..
     Там, где тишиной небесной
     Насладится бестелесный,
     Там мы встретимся опять, -
     Потерпеть недолго, мать!..

     Помаленьку, шажком
     Мы до цели добредем...
     Торопливо жизнь промчал я,
     Второпях и путь скончал я, -
     Так пора забыться сном...
     Помаленьку, шажком!

Нет, не под звоны бокала,
Не на паркетном полу, -
Мать моя люльку качала
В темном и дымном углу.
Слезы стекали ручьями
В полный до края сосуд;
Верными были друзьями -
Голод, да горе, да труд.

     Так умри, сяк умри -
     Только юностью гори;
     Лишь огонь любви горящей -
     Жизни свет животворящий,
     Всем нам, всем судьбою дан
     Мильды сладостный обман.

     Помаленьку, шажком,
     Тихим долом и леском!..
     Уж звонят с кладбища... Тише!..
     Поднимайте гроб мой выше
     И несите в тихий дом
     Полегоньку, шажком!

Кто на пути недвижимый,
Бледный, как мрамор, застыл? -
Братец мой! Братец любимый!..
Дорог ты в мире мне был!..
Стихли сердечные боли...
Мы разлучились в пути...
Здесь уж не встретиться боле,
Выйди, скажи мне "прости".

     Замкнут круг - персть мне друг,
     Не ломай напрасно рук:
     Пусть, борьбой суровой свален
     В груду трупов и развалин,
     Пал товарищ боевой, -
     Всё разит и бьет живой.

     Помаленьку, шажком!..
     Под дерновым бугорком
     Не тревожьте погребенных,
     Тягой жизни утомленных,
     Усыпленных сладким сном...
     Помаленьку, шажком!

Ветками елок - могила,
Зеленью дышит земля.
Тихая пристань укрыла
Сломленный стан корабля.
Радость и горе простыли,
Тяжкая смолкла борьба.
Да и тебя ведь к могиле
Гонит, счастливец, судьба!

     Человек прожил век,
     В ночь уходит человек...
     Вот над бедною могилой
     Встал другой - с живою силой
     Мысль к великому стремит, -
     Час настал - и он зарыт.

     Полегоньку, шажком,
     В тихий дом, в подземный дом! -
     Пядь пути, еще мгновенье -
     И навек успокоенье
     Под дерновым холодком...
     Полегоньку, шажком!

Милые! Кончено с вами:
Сырость ложится на грудь;
Здесь, в этой сумрачной яме,
Горестный кончился путь.
В белый песок испарится,
Словно сугроб от лучей,
Всё, чем борец веселится, -
Мир величавых идей.

     Меркнет свет, солнца нет:
     Дверь скрипит за мной вослед;
     С шумом персть на гроб валится,
     Холм песчаный громоздится...
     Песня тихая, сквозь сон...
     Отдаленный, сонный звон...

     Помаленьку - уснем,
     Помаленьку - уснем...

АВЕТИК ИСААКЯН

(1875-1957)

* * *

Снилось мне - у соленой волны,
Ранен в сердце, я тихо прилег;
Навевая мне нежные сны,
Набегает волна на песок.

Снилось - мимо проходят друзья,
Веселятся, поют и кричат;
Но никто не окликнул меня.
Я молчу, и тускнеет мой взгляд.