ПСАЛОМ ЖИЗНИ

Не тверди в строфах унылых:
"Жизнь есть сон пустой!" В ком спит
Дух живой, тот духом умер:
В жизни высший смысл сокрыт.

Жизнь не грезы. Жизнь есть подвиг!
И умрет не дух, а плоть.
"Прах еси, и в прах вернешься", -
Не о духе рек Господь.

Не печаль и не блаженство
Жизни цель: она зовет
Нас к труду, в котором бодро
Мы должны идти вперед.

Путь далек, а время мчится, -
Не теряй в нем ничего.
Помни, что биенье сердца -
Погребальный марш его.

На житейском бранном поле,
На биваке жизни будь -
Не рабом будь, а героем,
Закалившим в битвах грудь.

Не оплакивай Былого,
О Грядущем не мечтай,
Действуй только в Настоящем
И ему лишь доверяй!

Жизнь великих призывает
Нас к великому идти,
Чтоб в песках времен остался
След и нашего пути, -

След, что выведет, быть может,
На дорогу и других -
Заблудившихся, усталых -
И пробудит совесть в них.

Встань же смело на работу,
Отдавай все силы ей
И учись в труде упорном
Ждать прихода лучших дней!

ГОДИВА

Я в Ковентри ждал поезда, толкаясь
В толпе народа по мосту, смотрел
На три высоких башни - и в поэму
Облек одну из древних местных былей.

Не мы одни - плод новых дней, последний
Посев Времен, в своем нетерпеливом
Стремленьи вдаль злословящий Былое, -
Не мы одни, с чьих праздных уст не сходят
Добро и Зло, сказать имеем право,
Что мы народу преданы: Годива,
Супруга графа Ковентри, что правил
Назад тому почти тысячелетье,
Любила свой народ и претерпела
Не меньше нас. Когда налогом тяжким
Граф обложил свой город, и пред замком
С детьми столпились матери, и громко
Звучали вопли: "Подать нам грозит
Голодной смертью!" - в графские покои, -
Где граф, с своей аршинной бородой
И полсаженной гривою, по залу
Шагал среди собак, пошла Годива
И, рассказав о воплях, повторила
Мольбу народа: "Подати грозят
Голодной смертью!" Граф от изумленья
Раскрыл глаза. - "Но вы за эту сволочь
Мизинца не уколете!" - сказал он.
"Я умереть согласна!" - возразила
Ему Годива. Граф захохотал,
Петром и Павлом громко побожился,
Потом по бриллиантовой сережке
Годиве щелкнул: "Россказни!" - "Но чем же
Мне доказать?" - ответила Годива.
И жесткое, как длань Исава, сердце
Не дрогнуло: "Ступайте, - молвил граф, -
По городу нагая - и налоги
Я отменю", - насмешливо кивнул ей
И зашагал среди собак из залы.

Такой ответ сразил Годиву. Мысли,
Как вихри, закружились в ней и долго
Вели борьбу, пока не победило
Их Состраданье. В Ковентри герольда
Тогда она отправила, чтоб город
Узнал при трубных звуках о позоре,
Назначенном Годиве: только этой
Ценою облегчить могла Годива
Его удел. Годиву любят, - пусть же
До полдня ни единая нога
Не ступит за порог и не единый
Не взглянет глаз на улицу: пусть все
Затворят двери, спустят в окнах ставни
И в час ее проезда будут дома.

Потом она поспешно поднялась
Наверх, в свои покои, расстегнула
Орлов на пряжке пояса - подарок
Сурового супруга - и на миг
Замедлилась, бледна, как летний месяц,
Полузакрытый облачком... Но тотчас
Тряхнула головой и, уронивши
Почти до пят волну волос тяжелых,
Одежду быстро сбросила, прокралась
Вниз по дубовым лестницам - и вышла,
Скользя, как луч, среди колонн, к воротам,
Где уж стоял ее любимый конь,
Весь в пурпуре, с червонными гербами.

На нем она пустилась в путь - как Ева,
Как гений целомудрия. И замер,
Едва дыша от страха, даже воздух
В тех улицах, где ехала она.
Разинув пасть, лукаво вслед за нею
Косился желоб. Тявканье дворняжки
Ее кидало в краску. Звук подков
Пугал, как грохот грома. Каждый ставень
Был полон дыр. Причудливой толпою
Шпили домов глазели. Но Годива,
Крестясь, все дальше ехала, пока
В готические арки укреплений
Не засияли цветом белоснежным
Кусты густой цветущей бузины.

Тогда назад поехала Годива -
Как гений целомудрия. Был некто,
Чья низость в этот день дала начало
Пословице: он сделал в ставне щелку
И уж хотел, весь трепеща, прильнуть к ней,
Как у него глаза оделись мраком
И вытекли, - да торжествует вечно
Добро над Злом. Годива же достигла
В неведении замка - и лишь только
Вошла в свои покои, как ударил
И загудел со всех несметных башен
Стозвучный полдень. В мантии, в короне
Она супруга встретила, сняла
С народа тяжесть податей - и стала
С тех пор бессмертной в памяти народа.

АЛЬБАТРОС

Взвывает и мычит разгневанный Борей
В безбрежных областях полуночных морей;
Он скачет по волнам - и океан белеет
От бешеной слюны... Он в ярости пьянеет,
Когда, настигнув их, когтями дико рвет,
Когда над бездною холодно-бледных вод
Хватает тучи в пасть и мечет без пощады,
И молний судорги сжимают их громады...
Он кружит и вертит в тумане водяном
И перья птиц, и крик в смятеньи роковом
И кашалотов лбы волнами оглушая,
Чудовищный их вопль он дразнит, завывая!..
Один он, - царь пространств, пернатый царь морей,
Уверенно идет на грозный шквал зыбей
И, не сводя очей, так гордо устремленных
На синеву и мрак туманов отдаленных,
Где в хаосе слилась рыдающая мгла, -
В один железный взмах упругого крыла
Под гул морской грозы он рассекает тучи,
Плывет и тонет в них, спокойный и могучий!

ВОЗМЕЗДИЕ

Ужели это сон? - Какой ужасный сон!
О, эти мертвецы! Несметными толпами,
С горящими огнем, недвижными очами
Из глубины могил восстал их легион,
Вращая дикими зрачками.

Иезекиил-пророк! Не так же ль твой глагол
Пресекло ужасом виденье роковое,
Когда они текли, покинувши Хеол,
Когда они, кружась, спускались в страшный Дол,
К гробницам вечного покоя?..

В цепях я видел их... И дыбом поднялись
Все волосы мои при Голосе могучем...
Его слова с небес грохочущих неслись,
Из глубины небес, где молнии вились
По содрогающимся тучам.

И Голос говорил: - Безумные князья!
Вы, волки жадные, коварные и злые!
Века своим путем к вам приближаюсь я,
Теперь я недалек... И я сломлю шутя
Голодных ртов клыки стальные!

День гнева моего - он вспыхнул наконец!
Я жажду утолю - мои оковы сняты...
Я как поток ворвусь в палаты и дворец,
Смертельный луч, огонь, веревка и свинец -
Вот все орудия расплаты!

Нет времени теперь стенаньям и мольбам,
Содеянных грехов ничто не умаляет,
Жестокие сердца я вырываю вам,
Рать мертвецов к моим всевидящим очам
Народ из гроба подымает.

Уж под парчой теперь вам не лежать в земле
В могилах вековых, где предки обитают,
Где строгий сон царит в прохладной полумгле...
Не спать с мечом в руке, с венками на челе,
Как доблестные почивают!

Нет, стая тесная разгневанных орлов
Наестся досыта нечистым вашим телом,
В лохмотья изорвет на тысячу кусков,
И, озираясь, псы потащат их с холмов
В овраги - радостно и смело.

Я сотворю сие, я, Судия живой!
Всё выше прошлое передо мной воскресло:
Средь воплей и молитв, звучавших над землей,
Для новых гнусных дел вы с каждою зарей
Вновь опоясывали чресла.

И кровь рекой лилась, и долгий ряд веков
На ваших площадях замученные люди,
От женщин и детей до дряхлых стариков,
Как мясо свежее на лавках мясников,
Лежали, сваленные в груде.

Но час настал, пора, пылай, о факел мой,
Зубами скрежещи, о Ненависть и Злоба,
Возмездие! скорей свой яркий флаг раскрой,
Замолкни, крик тоски, предсмертный и глухой,
Перед отверстой дверью гроба!

Пускай они хрипят под грудами домов,
А вы, погибшие, вы, жертвы истязаний,
Вы их преследуйте проклятием грехов,
Чтоб черный мрак дрожал от зарева костров,
От ваших лютых завываний.

УСОПШЕМУ ПОЭТУ

Ты, чей блуждавший взор в последние мгновенья
Пленялся и землей, и горней красотой,
Спи с миром в тишине холодного забвенья!
Запечатлела ночь твой облик гробовой.

Знать, слышать, чувствовать? - Прах, ветра дуновенье!..
Любить? - Но желчь одна, желчь в чаше золотой...
Как бог, свой бренный храм покинувший с тоской,
Разлейся в беспредельности творенья.

Почтит ли мир твое немое погребенье,
Иль, выронив слезу пустого сожаленья,
Твой пошлый век тебя забудет навсегда, -

Ты счастлив, ты отжил! Ты больше не страдаешь,
Быть человеком здесь ты ужаса не знаешь
И мыслить горького не ведаешь стыда.

АККЕРМАНСКИЕ СТЕПИ

Выходим на простор степного океана.
Воз тонет в зелени, как челн в равнине вод,
Меж заводей цветов, в волнах травы плывет,
Минуя острова багряного бурьяна.

Темнеет. Впереди - ни шляха, ни кургана.
Жду путеводных звезд, гляжу на небосвод…
Вон блещет облако, а в нем звезда встает:
То за стальным Днестром маяк у Аккермана.

Как тихо! Постоим. Далеко в стороне
Я слышу журавлей в незримой вышине,
Внемлю, как мотылек в траве цветы колышет,

Как где-то скользкий уж шурша, в бурьян ползет.
Так ухо звука ждет, что можно бы расслышать
И зов с Литвы… Но в путь! Никто не позовет!

АЛУШТА НОЧЬЮ

Повеял ветерок, прохладою лаская,
Светильник мира пал с небес на Чатырдаг.
Разбился, расточил багрянец на скалах
И гаснет. Тьма растет, молчанием пугая.

Чернеют гребни гор, в долинах ночь глухая,
Как будто в полусне, журчат ручьи впотьмах;
Ночная песнь цветов - дыханье роз в садах -
Беззвучной музыкой плывет, благоухая.

Дремлю под темными крылами тишины;
Вдруг метеор блеснул - и, ослепляя взоры,
Потопом золота залил леса и горы.

Ночь! одалиска-ночь! Ты навеваешь сны,
Ты гасишь лаской страсть, но лишь она утихнет -
Твой искрометный взор тотчас же снова вспыхнет!

ЧАТЫРДАГ

Склоняюсь с трепетом к стопам твоей твердыни,
Великий Чатырдаг, могучий хан Яйлы!
О мачта крымских гор! О минарет Аллы!
До туч вознесся ты в лазурные пустыни

И там стоишь один, у врат надзвездных стран,
Как грозный Гавриил у врат святого рая.
Зеленый лес - твой плащ, а тучи - твой тюрбан,
И молнии на нем узоры ткут, блистая.

Печет ли солнце нас, плывет ли мгла, как дым,
Летит ли саранча, иль жжет гяур селенья -
Ты, Чатырдаг всегда и нем и недвижим.

Бесстрастный драгоман всемирного творенья,
Поправ весь дольний мир подножием своим,
Ты внемлешь лишь Творца предвечные веленья!

АСТРЫ

Все поблекло… Только астры
Серебристые остались, -
Под холодным синим небом
Замечтались.

Грустно я встречаю осень…
Ах, не так, как в дни былые!
Так же вянут, блекнут листья
Золотые.

Так же месячные ночи
Веют кроткой тишиною
И шумит в аллеях ветер
Надо мною…

Но уж нет в душе печальной
Тех восторгов, тех волнений,
Что, как солнце, озаряли
День осенний.

Помню милый, бледный облик,
Локон нежный и волнистый,
В черных косах - венчик астры
Серебристый…

Помню очи… Вижу снова
Эти ласковые очи…
Все воскресло в лунном блеске -
В блеске ночи!

* * *

Мрачна, темна душа моя!..
Измучен безнадежным горем,
На берег моря вышел я -
Тоскою поделиться с морем.

О, беспредельной зыби даль!
Ты тоже мечешься бушуя,
Тебе сродни моя печаль,
Ты ропщешь, как и я, тоскуя.

Внемли же мне, поплачь со мной
И отзовись на голос друга!
Быть может, сблизившись душой,
Мы позабудем боль недуга.

Иль пусть, как сестры, навсегда
Печали наши и томленья
В волнах исчезнут без следа
И там найдут покой забвенья.

Мрачна, темна душа моя!
Измучен безнадежным горем,
На берег моря вышел я -
Тоскою поделиться с морем!..