ПЕСНИ БЕЗУМЦА

I. Голодная

Я тот, кто вам судьбу пророчит;
Я - как набат церквей: недаром он грохочет!
Я видел: из неведомой гробницы
Восстали вдруг три белых плащаницы
И шли, как три нездешних жницы.
Они восстали,
Неся серпы из белой стали.
Их факелы дымились и блистали.
Я видел, видел их, воскресших.
И в небе в снах я видел вещих
Немало знамений зловещих.
Молебны, слезы не помогут, братья!
На семенах, на нивах - без изъятья.
На всем, на всем печать проклятья!
И вот,
Ни полевая мышь, ни крот
Для черных воронов не будут больше пищей:
Все сгинет на равнине нищей!
Я тот, кто вам судьбу пророчит:
Я - как набат церквей: недаром он грохочет!
Плоды загниют, недозрев,
И почки засохнут, и лист заржавеет;
Не Божий ли гнев
Засухой над нивой повеет?
Дождемся лихой мы поры:
Зачахнут колосья и травы;
Сернистый туман и гнилые пары
Завьются над полем дыханьем отравы;
Солжет нам погода, и солнце сожжет,
И голод поля стережет.
Как только глянул луч денницы -
Три белых, белых плащаницы
Со скрежетом зубовным
Пробрались ко вратам церковным.
С холодным ужасом во взорах
Бежали павшие на хорах,
И я с тех пор в своих висках
Горячих, сжатых, как в тисках,
Все слышу звон,
Шальной трезвон и перезвон,
Все громче, бешеный, раздольный;
Мой череп стал набатной колокольней.
Я тот, кто вам судьбу пророчит.
Я - как набат церквей: недаром он грохочет!
Да, я средь вас брожу пророком.
Проспорь, хотя бы целый век,
О человек,
С упрямым роком:
Земля и семена - все проклято навек!
Пробьет ли час,
Когда под старым, чистым небом
Насущным хлебом
Земля опять прокормит нас,
И будет он, как прежде, сладок?
Тс-с! замолчим. Не время для догадок.
Едва проглянет луч денницы,
Загробных теней вереницы,
Покинувши свои гробницы,
Проходят лугом,
За плащаницей плащаницы
Идут с серпами, словно жницы,
Шепчась друг с другом.

II. Кладбищенская

Вопите, вопите, в кладбищенской мгле,
Устами к могильной земле:
Хоть сил до утра вам достало бы,
Ответа от мертвых не ждите на стоны и жалобы.
Схоронены предки степенные, древние,
Схоронены вместе с цветущей деревнею.
Они под крестами не дремлют, не спят,
И ждать воскресения мертвых устали,
Они, с головы и до пят,
Гниющею падалью стали,
В утробе земли в безобразную груду
Навалены всюду.
А было когда-то, -
Деревня отцов нашим городом правила.
И слушались дети отцов, и блюли они свято
От них перенятые правила.
Никто и не мыслил увидеть воочию,
Как темною ночью
Безлунною
Со свистом и лязгом машина чугунная,
Работая лапами дикими, страшными,
Помчится пашнями.
Кричите, вопите средь ночи,
Что есть у вас мочи,
Туда, под могильные плиты:
Все те, что под ними зарыты,
Давно превратились - доказывать надо ль?
В гниющую падаль.

III. Крысиное нашествие

Крысы проходят по селам нашествием,
Крысы с кладбища,
Все для них пища -
Любо прожорливым бестиям.
Крысы проходят с бесовскою пляскою
Стаями крупными
Эти могилы с остатками трупными,
С визгом и скрежетом, медленно ляская
Острых зубов частоколами.
Бродят горами и долами,
Бродят огромные, жирные,
Все погрызая устои всемирные.
Крысы не брезгуют даже могилами
С их мертвецами, бескровными, хилыми.
Как черви, кишащие в падали,
В гробы попадали,
Где снами беспечными,
Вечными
Спали покойники.
Жадно вгрызаясь в сердца их холодные,
Ранами сердца жирели голодные
Крысы-разбойники.
Церковь когда-то стояла огромная, пышная,
Вся оглашаясь псалмами напевными.
Тихо творилась молитва неслышная
Пред алтарями душевными.
Крысы пробрались, на наше несчастие,
В самый алтарь и сожрали причастие.
Мрачно зияют ниши оконные.
Склепы провалены.
Церкви не стало - одни лишь развалины.
Выбиты стекла оконные.
Сыплются сверху обломки известки
И позолоты последние блестки.
Крысы несытые, жадные
Грызли неистово, с визгами дикими,
Даже венцы над угодников ликами.
С ними погибли надежды отрадные,
Радостной веры восторги келейные,
В горе, в нужде утешавшие ранее
Тихой молитвы лобзание;
Благоговейные
Руки, к пустым небесам устремленные,
Словно свеча предыконная…
Крысы несытые
Сгрызли имущества, потом добытые;
Стаями юркими, жутко-веселыми,
Справились с целыми селами.
Пусть замолчат голоса колокольные
С тихими звонами, стонами
Над похоронами,
В праздник раскатисто-вольные,
С их голосами пасхально-напевными,
С криками гневными
Зова набатного.
Эхом ничто не подхвачено.
Кроме молчанья полей необъятного,
Все деревнями утрачено,
Все разлетелось, как марево.
Гаснет печальное зарево
Солнца закатного.
Слепы и глухи, судьбою подавлены,
Духом полей мы навеки оставлены.
Крысы одни, овладевши часовнею,
С шорохом смутным, ночами безлунными,
Шепчут, как с ровнею,
С колоколами чугунными.

IV. Заклятие крыс

Бейте крыс отвратительных, бейте,
Прогоните их прочь!
И в ночь,
Там, где вьются межи,
Зерна черной ржи
Развейте,
Не боясь темноты…
       - Перебейте же крысам хребты!
Это было ль иль снилось?
Мое сердце недужное
Разбилось…
Иль, чтоб выбросить крысам ненужное,
Подняла его, женщина, ты?
       - Перебейте же крысам хребты!
Я видел их на белом полу,
Словно пятна чернил на мелу.
Смерть пророчил их визг из ночной пустоты…
       - Перебейте же крысам хребты!
Ночь тянулась без сна…
Крысу, злобную гадину,
Ощутил я: впилась она
В незажившую впадину,
Из которой ты сердце мне вынула,
Сердце вынула ты…
Крысья стая нахлынула!
       - Перебейте же крысам хребты!
В голове моей вихри безумные,
Прорываются в скважины…
Или крысы мне шумные
В мертвый череп насажены?
       - Перебейте же крысам хребты!
Друг, а знаешь ли ты,
Что на этом не кончено с бедами?
Ложь и правда отныне неведомы,
Зло с добром перепутаны…
Все мы жутью и мраком окутаны,
Мы в сору мышеяди и плесени…
Крысьи полчища - вот они, здесь они!
Бейте их, если смеете!
И скажите мне прямо, без лжи:
Зерна черной ржи
Вы развеете
Средь ночной темноты?
Перебейте же крысам хребты!

ПАМЯТНИК

На людной площади стоит он, как фантом.
Фигура грузная, с массивным животом,
С упрямой головой на корпусе коротком,
С сластолюбивым ртом, с надменным подбородком.
Крутой, квадратный лоб и жилистый кулак, -
Как будто вытесан из каменной породы,
Чтоб отражать напор всех вражеских атак, -
Сулят бичи - толпе, и гибель - для свободы.
Как воля деспота, полна прямых углов
Та площадь людная, где взор его суровый
И ныне сторожит, средь мрамора дворцов,
На утренней заре рожденье жизни новой.
Закона буквы страж, был тверд он, как кремень.
Удачи баловень, он, гордый между гордых,
В объятьях прошлого душил грядущий день,
Сверкнувший радостно в торжественных аккордах.
Законом в эти дни был нрав его крутой,
Как презирал он лесть и фимиам обычный!
Как властно он смирял вой трусости безличной,
И как в мечте своей творил он новый строй, -
Казарменно-простой и строго-симметричный!
Ту силу узкую он знал в себе один,
Что давит и гнетет, не ведая сомнений.
И, ставя во весь рост, он достигал вершин, -
Но были то всегда вершины преступлений.
Спасая то себя, то обреченный трон,
Он все использовал: могущество обмана,
Удавной петли скрип, порой - игру в закон,
Фиктивный заговор и бледный страх тирана.
И глыбой бронзовой пред жизнью вновь он встал,
И властен, и могуч, и горд почетным местом.
Глядите: он и здесь стеречь не перестал,
Как денежный сундук, свой пышный пьедестал,
Гиперболически-величественным жестом.

АФРОДИТА

Афродита,
Радость жизни с тобою убита…
Да, он умер, он умер, таинственный сад
Белых лилий цветущего тела,
Опьяняющих гроздей златой виноград
И шиповника пурпурных уст аромат, -
Все увяло - мертво - облетело…
Кормораны октябрьских ночей лишь одни
Траур перьев роняют, как дар,
В позабытый цветник твоих чар;
Погребальной процессией тянутся дни,
И спускается траурный флер вечеров -
Меланхолии грустный покров -
На угасшие тихо огни.
Сколько откликов, сколько напевов мертво!
Миру больше не ты - Божество…
Алым пеплом зловеще зарделся закат, -
Вот Голгофа, и Тот, Кто распят…
И летит к нему вопль, покаянно-унылый:
"Боже, Боже, нас, грешных, помилуй!"
Афродита,
Пусть ты будешь в могилу зарыта,
Пусть навек усыпит тебя, пусть
Убаюкает тихая грусть
В цветнике опустелом;
Будь вечно пьянящей и сладкой, как яд -
Все собой накопят аромат,
Разлитой твоим царственным телом!
Летал к созвездиям ночей
К гирляндам светлых их узоров,
Огонь твоих горящих взоров,
И вечность плавилась в зрачках твоих очей.
И руки нежные, как изумрудный мед,
Любви и молодости плод
С деревьев времени божественно срывают,
И кудри золотом на солнце отливают,
И развевались в воздухе пустом
Грядущим, солнечным кустом.
И, весь в округлостях, твой торс блестел, светил,
Как целый небосвод торжественных светил,
И ритм грудей твоих, в объятьях страсти пленной,
Был ритм любви вселенной.
Как факел пламенный горя
И золотя моря,
Была ты, как земля, что изначала
Всем отдавалась, щедро расточала
Сокровища своих холмов, озер, цветений,
И тихих снов, ведущих в царство теней.
Но прошли времена
Беспощадною сменой,
И вселенная жаждою новой пьяна…
Сад твой умер, рожденная пеной!
Спи же, - сон средь лесных ароматов глубок,
Над твоею могилой венок,
И в него вплетены
Ураганы, и розы, и осень, и сны.

МАГДАЛИНА

Христос, Христос идет! О, Афродита, встань!
Пади к его ногам смиренной Магдалиной.
Свой дивный торс укрой в простую ткань
И кротостью его исполнись голубиной!
Он твой - самозакланья Бог!
Запачкай пеплом белый мрамор ног,
И под волной волос, струящихся, как слезы,
С поникшей головы, - укрой огонь очей,
Живых зеркал для солнечных лучей,
Укрой своих грудей невянущие розы!
Причастной кровью зорь украшен небосклон
И пьет земля под бременем проклятья…
И вопль отчаянья летит со всех сторон
К Голгофе траура, где с высоты распятья
В бессилии раскинуты объятья…
В твоей груди торжественный экстаз.
Вот Вот новый, нежный час молчания и ночи,
В твоем лице весь мир целует в первый раз
Немую скорбь в закрывшиеся очи.
В потире траурном, как дрожжи, бродит кровь…
Напиток из огня! Он послан небом вновь,
Неизреченно-сладостный для вкуса!
О, исступление! о, сердце Иисуса!
О ты, бесплотная любовь!
Как в дароносицы, войди в людские груди!
Костер экстаза жив - горите, люди!
Зияют раны душ в глуби безумных тел.
О, смертный, ты до дна опустошен любовью…
И как всего себя излить ты захотел,
Отдавшись свято славословью!
Улыбки светлые, рыданий счастья звуки,
И нежность робкая, и радостные муки,
Святых молитв священный дар,
И вдруг - пьянящий, как угар,
Экстаз пророчества! И как в причастной чаше,
Пресуществляются во Боге души наши.
Христос, Христос идет! О Афродита, встань!
Вот гвозди, тернии, верига, власяница…
Бескровная простерта властно длань, -
Терзай же плоть свою! То для души - темница!
Как опьяняет боль! Какая сладость мук!
О, тихий монастырь, где глохнет всякий звук,
Где жизнь у смерти в сладкой власти…
О ты, о смерть за веру и Христа,
В венце из пыток,
Где рана каждая, как жадные уста,
Трепещет от любви, таит любви избыток!
Магдалина,
Во имя жениха, во имя Бога-Сына
Прими же в сердце скорбь и до конца влачи,
Хотя в светильниках давно иссякло масло,
И меркнет в блеске дня свет восковой свечи,
И та звезда, волхвам сиявшая в ночи,
Погасла…