На главную страницу

КОРНЕЙ ЧУКОВСКИЙ

1882, СПб. – 1969, Москва

С середины 1900-х годов печатал переводы из Уолта Уитмена, которого всю жизнь любил и переводил; эти переводы переиздаются поныне. Сам Чуковский разделял «книги, пересказанные мною» (к примеру, «Маленький оборвыш» совершенно безвестного в Англии Дж. Гринвуда, выдержавший в России более 40 изданий, сперва в переводе Марко Вовчок, редактированном Чуковским несколько раз – до превращения в собственный «пересказ») и «книги, переведенные мною» (к примеру, «Том Сойер» Марка Твена). При переменном отношении Чуковского к собственному творчеству переводы из Уитмена доставляли ему радость всю жизнь. В начале ноября 1965 года, когда ему сообщили о смерти сына Николая («вчера после обеда уснул и не проснулся»), Чуковский записал: «Потом пришла Облонская, мы редактировали Уолта Уитмена, и это меня спасло. Весь день мы работали над “Листьями травы”». Уитмен Чуковского – в прямом значении этих слов «Мой Уитмен» (так и озаглавил Чуковский свою книгу), он видел в Уитмене скорее то, что хотел. Книга Чуковского «Искусство перевода» (1936), позднее переработанная в «Высокое искусство» (1941, расширенные издания – 1964 и 1968), разительно отличается в тезисах и приводимых фактах от того, что мы находим в опубликованных теперь письмах и дневниках, где оценка, скажем, перевода Т.Г. Гнедич («Дон-Жуан» Байрона) куда ниже, чем в книге. То, что Чуковский пишет там, к примеру, о Маршаке, вообще неудобно цитировать. Ругал Чуковский чужие переводы почти всегда по делу. Увы, противопоставляемые им примеры того, «как надо», не убеждают, – кажется, его самого они тоже не убеждали. Перед смертью Чуковский даже не захотел раскрыть только что вышедший VI том своего «Собрания сочинений» – «...нет ни возможности, ни охоты взглянуть на это долгожданное исчадие цензурного произвола». Затрудняясь сказать что-либо в защиту переводов Чуковского из Уитмена, констатирую: эта работа была для него утешением на протяжении всей жизни, сам же он умел помочь – и помог – многим. Он писал: «Вяч. Вс. Иванов предложил мне подписаться под телеграммой к Микояну о судьбе Бродского. Я с удовольствием подписал – и дал Коме десять рублей на посылку телеграммы». В телеграмме было сказано, что Бродский замечательный поэт, – Чуковский так не думал. Но телеграмму подписал.


УОЛТ УИТМЕН

(1819–1892)

МЫ ДВОЕ, КАК ДОЛГО МЫ БЫЛИ ОБМАНУТЫ

Мы двое, как долго мы были обмануты,
Мы стали другими, мы умчались на волю, как мчится Природа,
Мы сами Природа, и долго нас не было дома, теперь мы вернулись домой,
Мы стали кустами, стволами, листвою, корнями, корою,
Мы вросли в землю, мы скалы,
Мы два дуба, мы растем рядом на поляне в лесу,
Мы, дикие оба, пасемся средь дикого стада, мы, вольные, щиплем траву,
Мы две рыбы, плывущие рядом,
Мы как соцветья локуста, мы благоухаем в аллее по вечерам и утрам,
Мы перегной растений, зверей, минералов,
Мы хищные ястребы, мы парим в небесах и смотрим оттуда вниз,
Мы два яркие солнца, мы планетарны и звездны, мы две кометы,
Мы клыкастые четвероногие в чаще лесной,
Мы бросаемся одним прыжком на добычу,
Мы два облака, мы целыми днями несемся один за другим,
Мы два моря, смешавшие воды, веселые волны - налетаем одна на другую,
Мы, как воздух, всеприемлющи, прозрачны, проницаемы, непроницаемы,
Мы снег, мы дождь, мы мороз, мы тьма, мы все, что только создано землею,
Мы кружились и кружились в просторах, и вот наконец мы дома,
Мы исчерпали все, нам остались лишь воля да радость.

ЛЕТОПИСЦЫ БУДУЩИХ ВЕКОВ

Летописцы будущих веков,
Вот я открою, что скрыто за этим бесстрастным лицом,
        и скажу вам, что написать обо мне.
Напечатайте имя мое и портрет мой повесьте повыше, ибо имя
        мое - это имя того, кто умел так нежно любить,
И портрет мой - друга портрет, страстно любимого другом,
Того, кто не песнями своими гордился, но безграничным
        в себе океаном любви, кто изливал его щедро на всех,
Кто часто блуждал на путях одиноких, о друзьях о желанных мечтая,
Кто часто в разлуке с другом томился ночами без сна,
Кто хорошо испытал, как это страшно, как страшно, что тот,
        кого любишь, может быть, втайне к тебе равнодушен,
Чье счастье бывало: по холмам, по полям,
        по лесам пробираться, обнявшись, вдвоем, в стороне от других,
Кто часто, блуждая по улицам с другом, клал себе на плечо его
        руку, а свою к нему на плечо.

КОГДА Я УСЛЫХАЛ К КОНЦУ ДНЯ

Когда я услыхал к концу дня, как имя мое в Капитолии
        встретили рукоплесканиями, та ночь, что пришла
        вослед, все же не была счастливою ночью,
И когда мне случалось пировать или планы мои удавались,
        все же не был я счастлив,
Но день, когда я встал на заре, освеженный, очень здоровый,
        и, напевая, вдохнул созревшую осень,
И, глянув на запад, увидел луну, как она исчезала,
        бледнела при утреннем свете,
И на берег вышел один, и, раздевшись, пошел купаться, смеясь
        от холодной воды, и увидел, что солнце восходит,
И вспомнил, что мой милый, мой друг теперь на пути ко мне,
        о, тогда я был счастлив,
И воздух стал слаще, и пища сытнее, и пригожий день так
        чудесно прошел,
И с таким же весельем пришел другой, а на третий под вечер
        пришел мой друг,
И ночь наступила, и все было тихо, и я слушал, как
неторопливые волны катились одна за другою к земле,
Я слушал, как шуршали-шипели пески и вода, будто шептали,
        меня поздравляя,
Потому что, кого я любил больше всех, тот лежал рядом со мною,
        спал под одним одеялом со мною в эту прохладную ночь,
И в тихих лунных осенних лучах его лицо было обращено ко мне,
И рука его легко лежала у меня на груди,- и в эту ночь я был счастлив.

МИР ПОД МОРСКОЙ ВОДОЙ

Мир под морской водой,
Леса на дне моря, их листья и ветви,
Морская капуста, бескрайние просторы лишайников, диковинные
        семена и цветы, непроходимые чащи, прогалины, розовый дерн,
Различные краски, бледно-серая, зеленая, пурпурная, белая, золотая,
        игра света, проходящего сквозь воду;
Немые пловцы среди скал, кораллов, травы, камышей,- и пища
        для этих пловцов;
Сонные существа, что пасутся, повиснув глубоко под водой, или
        медленно ползут у самого дна,-
Кашалот на поверхности моря, выдувающий воздух и воду или
        играющий гибким хвостом,
Акула со свинцовыми глазками, морж, черепаха, мохнатый морской леопард
        и тропический скат.
Какие страсти, сраженья, схватки, погони видишь в этих океанских глубинах,
        каким густым воздухом дышат эти подводные твари,
Сразу меняется все, когда оттуда проникнешь сюда, к легкому воздуху,
        которым дышат подобные нам существа, живущие здесь, в нашей сфере,
И снова меняется все, когда отсюда проникнешь туда, еще выше,
        в иные сферы и к иным существам.

ЛЮБОВНАЯ ЛАСКА ОРЛОВ

Иду над рекою по краю дороги (моя утренняя прогулка, мой отдых),
Вдруг в воздухе, в небе, сдавленный клекот орлов,
Бурная любовная схватка вверху, на просторе,
Сцепление, сжатые когти, живое бешеное колесо,
Бьющих четыре крыла, два клюва, тугое сцепление кружащейся массы,
Кувыркание, бросание, увертки, петли, прямое падение вниз,
Над рекою повисли, двое - одно, в оцепенении истомы,
Висят в равновесии недвижном,- и вот расстаются, и когти ослабли,
И в небо вздымаются вкось на медленно-мощных крылах,
Он - своим и она - своим раздельным путем.

ТЫ, ЗАГОРЕЛЫЙ МАЛЬЧИШКА ИЗ ПРЕРИЙ

Ты, загорелый мальчишка из прерий,
И до тебя приходило в наш лагерь много желанных даров,
Приходили и хвалы, и подарки, и хорошая пища, пока наконец с новобранцами
Не прибыл и ты, молчаливый, без всяких подарков,- но мы глянули один на другого,
И больше, чем всеми дарами вселенной, ты одарил меня.