На главную страницу

ВАСИЛИЙ ЛАТЫШЕВ

1855, с. Диево, ныне Рамешковского района Тверской области - 1921, Петроград

Филолог-классик, эпиграфист, историк, оставил весьма много переводов как с древнегреческого, так и с латинского. Член Петербургской Академии наук (1893). Из трудов Латышева наибольшее значение имеют "Свод античных надписей, найденных в Северном Причерноморье" (т. 1-2, 4, 1885-1901) и изданные в оригиналах и с русским переводом "Известия древних писателей, греческих и латинских, о Скифии и Кавказе" (т. 1-2, в. 1-5, 1893-1906; переиздан русский перевод в "Вестнике древней истории", 1947-49). Автор ряда книг и большого числа статей по различным вопросам древней истории (главным образом Северного Причерноморья), эпиграфике, византийской агиографии и др. С 1900 участвовал в работе Археологической комиссии. Был создателем и бессменным редактором "Известий археологической комиссии".


МОСХ

(II в. до Р.Х.)

НАДГРОБНАЯ ПЕСНЬ БИОНУ

Горько стенайте, теснины в горах и Дорийские воды,
Также и реки, оплачьте желанного Биона участь!
Ныне рыдайте, растенья, кручиньтесь ныне, дубравы;
Ныне, цветы, увядайте, печально склонивши головки.
Розы, вы ныне с тоски покраснейте, и вы, анемоны!
Ты, гиацинт, лепечи свои буквы и лишнее "ай-ай"
Ныне впиши в лепестки: песнопевец скончался прекрасный.
О Сицилийские музы, начните песнь скорби, начните!
Вы, соловьи, что так горько рыдаете в лиственной чаще,
Весть отнесите теперь сицилийским водам Аретузы,
Что навсегда упокоился Бион пастух и с ним вместе
Лирика смолкла у нас и погибла дорийская песня.
О Сицилийские музы, начните песнь скорби, начните!
Горько теперь на водах, о Стримонские лебеди, плачьте,
Звуками, полными скорби, воспойте печальную песню,
Песню, которую вы перед собственной смертью поете;
Девам Эагровым также скажите и всем возвестите
Нимфам Бистонским: "Увы, скончался Орфей наш дорийский".
О Сицилийские музы, начните песнь скорби, начните!
Стад всех любимец уже не поет своей песни прекрасной,
Сидя под тенью дубов сиротливых, уж лиры не строит, -
Ныне он в царстве Плутона забвения песнь воспевает.
Горы безгласны теперь, а коровы, бродившие прежде
Весело, ныне рыдают по нем и пастись не желают.
О Сицилийские музы, начните песнь скорби, начните!
Бион, о ранней кончине твоей Аполлон сам заплакал,
С ним возрыдали Сатиры и в черных одеждах Приапы;
Паны стенают о смерти твоей и лесные Краниды
Горестно плачут и воды в источники слез превратились.
Эхо рыдает в скалах: молчать обреченное, звукам
Песен твоих подражать уж не может. С кончиной твоею
Сбросили плод свой деревья, цветы все на корне увяли;
Вымя овец не течет молоком, мед из ульев не каплет, -
Высох он с горя в ячейках своих: уже больше не нужно,
После погибели уст твоих меда, сбирать его в ульях.
О Сицилийские музы, начните песнь скорби, начните!
Столько дельфин не рыдал, подле берега моря скитаясь,
Сколько не плакал орел никогда среди горных утесов,
Кеикс не столько взывал, Алькионы кончиной убитый,
Столько не плакала птица Мемнона в ущельях пустынных,
Окрест могилы летая погибшего сына Денницы,
Сколько теперь, после гибели Биона жалкой, стенали
Все соловьи и касатки, которых он радовал прежде,
Коих учил щебетать: на древесных усевшися ветках
Друг против дружки, рыдали они, и им вторили птицы:
"Горькие пташки, кручинитесь вы, но и мы все рыдаем!"
О Сицилийские музы, начните песнь скорби, начните!
Кто ж на цевнице твоей заиграет, о многожеланный?
Кто к твоим флейтам приложит уста? Кто будет столь дерзок?
Дышат еще твои губы дыханием сладостным прежним,
Звук твоей песни еще сохраняется живо в свирелях.
Пану ль снесу я цевницу? Пожалуй и он побоится
Губы свои приложить к ней, чтоб хуже тебя не казаться,
О Сицилийские музы, начните песнь скорби, начните!
Плачет о смерти твоей Галатея, которую прежде
Радовал ты, на морском берегу восседавшую рядом.
Лучше Киклопа ты пел: от него убегала красотка
Нимфа, тебя ж лицезреть ей приятнее было, чем море,
Ныне ж она, позабыв свои волны, на бреге пустынном
Грустно сидит и ей все еще чудится голос твой нежный.
О Сицилийские музы, начните песнь скорби, начните!
Муз все дары, о пастух, с тобой вместе навеки погибли,
Сладкие дев поцелуи и мальчиков нежные губки,
Окрест могилы твоей горемычные плачут Эроты
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Больше гораздо Киприда скорбит, чем о том поцелуе,
Коим простилась она с Адонисом в час его смертный.
О Сицилийские музы, начните песнь скорби, начните!
Это тебе, всех звучнейший поток, ныне горе второе,
Новое горе, Мелес! Потерял ведь ты прежде Гомера,
Славного сладкою речью певца Каллиопы. Я слышал, -
Ты многослезным потоком оплакал прекрасного сына,
Шумом своим огласивши все море, а ныне ты снова
Плачешь о сыне другом и от новой уж таешь печали,
О Сицилийские музы, начните песнь скорби, начните!
Были они родниками любимы: водой Иппокрены
Жажду один утолял, а другой - Арефусы водою,
Первый прекрасную дочь Тиндарееву в песнях прославил,
Грозного сына Фетиды и с ним Менелая Атрида;
Этот же пел не жестокие войны, не слезы, а Пана;
Был он пастух, на свирели играл и стада водил с песней,
Звучные ладил цевницы, доил тихонравных коровок,
Мальчиков милых приятным учил поцелуям, Эрота
Нежил на лоне своем и напевом будил Афродиту.
О Сицилийские музы, начните песнь скорби, начните!
Славные все города тебя, Бион, желают, все веси:
Аскра скорбит по тебе сильнее, чем по Гесиоде,
Пиндара песен леса Беотийские столько не жаждут,
Столько не мучился Лесбос, грустя по кончине Алкея,
Город Теосский не столько рыдал по своем песнопевце,
Более, чем Архилоха, Парос тебя жаждет и песни
Сафо забыв, Митилина о песнях твоих все горюет.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
О Сицилийские музы, начните песнь скорби, начните!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А Феокрит в Сиракузах. Авзонии горести песней
Я выражаю моею: мне песни пастушьи не новы,
Музы дорийской наследник я, коей друзей своих младших
Ты обучал и из них оказал мне великую почесть:
Прочим богатство свое ты оставил, а мне - свои песни.
О Сицилийские музы, начните песнь скорби, начните!
Горе! Когда по садам разноцветные мальвы завянут,
Или зеленый селин, иль цветущий анис пышнокудрый,
Снова они оживают потом и с весною родятся;
Мы же, великие, сильные, разумом крепкие люди,
Только лишь жизни лишимся, глухие в глубокой могиле
Спим уже сном непробудным и долгим во тьме бесконечной.
Будешь ты ныне безмолвно в земле почивать, а лягушке
Волею Нимф суждено распевать свою песенку вечно.
Как же я буду завидовать ей? Не красна ее песня!
О Сицилийские музы, начните песнь скорби, начните!
Кто-то поднес ядовитое зелье к устам твоим, Бион.
Как же оно, приближаясь к губам твоим, сладким не стало?
Смертный какой столь жестокий, что зелье тебе приготовил
Или поющему дал, не ударился в бегство от песни?
О Сицилийские музы, начните песнь скорби, начните!
Дика, однако, везде настигает. А я в этой скорби
Слезно рыдаю об участи горькой твоей. Если б мог я,
Как в преисподнюю сшедший Орфей, как Улисс хитроумный,
Как еще раньше Алкид, - я сошел бы в чертоги Плутона,
Чтобы взглянуть на тебя и, коль песни поешь ты Плутону,
Выслушать, что ты поешь. Но какую-нибудь ты и Коре
Песнь сицилийскую спой, услади ее пеньем пастушьим:
Родом она из Сицилии тоже, на бреге Этнейском
Прежде играла она и дорийские песенки пела.
Пенье твое без награды не будет: как прежде Орфею,
Певшему сладко, она Евридику жену возвратила,
Так и тебя, милый Бион, горам возвратит. Если б сам я
Мог хорошо на свирели играть, - сам я спел бы Плутону.

АЛЬБИЙ ТИБУЛЛ

(ок. 50-19 до Р.Х.)

ГЕНИЮ
(IV, 5)
МОЛИТВА СУЛЬПИЦИИ

День, когда узнала, мой Керинт, тебя я,
Буду чтить я вечно, праздником считая.
При твоем рожденьи Парки предсказали
Плен прекрасным девам и над ними дали
Власть тебе. Всех раньше я тобой пленилась,
И я рада, если в сердце зародилась
У тебя взаимность. Ради поцелуя,
Ради глаз блестящих Гения, молю я:
Пусть она возникнет. Ладан благовонный
Ты прими, великий Гений, благосклонно,
Если, вспоминая обо мне, мой милый
Страстию пылает сам с такой же силой.
Если же томится по другой он деве,
Ах, покинь нечистый жертвенник ты в гневе!
Ты ж не будь, Венера, для меня суровой;
Заключи обоих нас в любви оковы,
Иль с меня сними их. Лучше пусть мы оба
В узах нерушимых проживем до гроба.
Знаю я: того же, что и я, он жаждет;
Но, боясь открыться, бедный молча страждет.
Все тебе известно, Гений богоравный,
Так внемли молитве – тайной, как и явной!

МАРК ВАЛЕРИЙ МАРЦИАЛ

(ок. 40 - ок. 104)

* * *

Если ты вечно кричишь и все речи дельцов заглушаешь,
Элий, - не даром кричишь: ты за молчанье берешь!

* * *

"Если всевышние боги дадут мне мильон капиталу",
Сцевола, ты говорил, прежде чем всадником стал,
"Как я тогда заживу, - ах, как широко и привольно!"
Добрые боги тебе дали с улыбкой мильон.
Стала грязнее тогда твоя тога и пенула хуже,
Раза четыре иль три был уж в починке сапог.
Несколько штук из десятка оливок в запас остается,
На два обеда одно блюдо тебе подают,
Пьешь не вино, а Вейентского красного дрожжи густые,
Теплый горох тебе асс стоит, Венера - другой.
Ах ты обманщик бесстыжий, - к суду притянуть тебя надо:
Или живи, иль отдай, Сцевола, деньги богам!

* * *

Лучше б цистерну в Равенне иметь мне, чем виноградник:
Много дороже бы мог воду я там продавать.

* * *

Зелий частым питьем достиг Митридат, чтобы яды
Самые злые ему вовсе вредить не могли.
Цинна, ты тоже всегдашним столь скудным питаньем добился,
Чтобы тебя никогда голод не мог уморить.

* * *

Вот я именье себе сторговал за высокую цену.
Дай мне взаймы, Цецильян, сотенку только, прошу!
Ты ни полслова в ответ? Говоришь, понимаю я, молча:
"Ты не отдашь". Потому я и прошу, Цецильян!

* * *

Краткостью хочет понравиться тот, кто пишет двустишья:
Чем же полезна, скажи, краткость в книге большой?

* * *

На обороте страницы Пицент эпиграммы марает
И огорчен, что спиной бог повернулся к нему!

* * *

Ныне - тяжелый боец ты, а ранее был окулистом.
То, что ты делал как врач, делаешь ныне бойцом.

* * *

Квинт, я хотел тебе скромный подарочек дать на рожденье,
Ты же не хочешь принять. Ты ведь - крутой человек!
Нечего делать: пусть сбудется то, чего оба желаем,
Что нам двоим по душе: дай мне подарочек, Квинт!