На главную страницу

СЕРГЕЙ ПИНУС

1875, Вельск Вологодской губ. – 1927, София

Псевдоним Сергея Александровича Серапина. Из семьи поморов, большую часть жизни провел на Дону; до переворота 1917 года долгие годы - преподаватель русского языка в Усть-Медведицком Платовском реальном училище; печатался во многих журналах. С начала ХХ века стал печататься как поэт-переводчик, главной его работой тех лет стала двухтомная антология "Французские поэты. Характеристики и переводы" (СПб., 1914). В 1919 году был принят в Великое войско Донское. После отступления в Крым был приглашен на должность второго редактора казачьей газеты "Сполох". В 1920 году оказался в эмиграции в Турции, вскоре перебрался в Софию, где редактировал журнал "Казачьи думы" и газету "Русь". Спустя много лет поэт Н. А. Келин в романе "Казачья исповедь" вспоминал о нем: "Самым любимым моим учителем был милейший Сергей Александрович Пинус, преподаватель русского языка. С первого до седьмого класса Сергей Александрович вел меня и держал надо мною охранную руку, может быть, именно он помог мне получить отличный аттестат зрелости, открывший двери во все учебные заведения России. Человек небольшого роста, совершенно лысый, с продолговатым, задумчивым лицом философа и небольшой рыжеватой бородкой, втихомолку он выпивал и страстно увлекался поэзией". Сложными путями архив Пинуса попал в Москву, в ГАРФ, затем в РГАЛИ, где много лет был закрыт и о самом его существовании едва ли знали даже сотрудники архива. Лишь в постсоветские годы отчасти выяснилась причина "закрытия" в общем-то невинного архива, судя по описанию, состоящего в основном из поэтических переводов болгарских и украинских поэтов. Работая в газете, Пинус почти все переводы записывал на оборотках статей для редактировавшейся им "Руси". Первая же оборотка, изученная составителем, начиналась со слов: "Великая роль казачества в борьбе с кровавым большевизмом зиждется на особенностях казачьего быта, из которого эта борьба естественно вытекала..." В Софии Сергей Пинус перелагал далеко не одних славян. Нашлась и сокращенная версия знаменитой "Молитвы" Св. Терезы Авильской, и даже такое не располагающее к переводу ни на какой язык произведение, как "Песня немцев" (то есть печально знаменитое "Deutchland uber alles...") Гофмана фон Фаллерслебена: "Над всем миром во всем мире / Будет немца власть и речь, / Если связь и братство немцы / Смогут свято уберечь". Впрочем, Пинус не дожил даже до 1933 года, не узнал, чем станут в "новой Германии" эти строки третьестепенного немецкого рифмача середины XIX века. Среди переводов с болгарского у Пинуса нашлось стихотворение, которое мы посчитали необходимым поместить в нашу антологию: Стилиян Чилингиров остался известен почти исключительно как детский писатель. Будучи собраны и изучены, поэтические переводы Пинуса могли бы выйти немалым томом. Возможно, Св. Тереза и С. Чилингиров были бы его украшением.


ТИБО, ГРАФ ШАМПАНСКИЙ

(1201-1253,
с 1234 г. – король Наваррский)

ПРЕРЕКАНИЕ

– Владычица, дадите ли ответ?
Вот мой вопрос... Всё смерть поглотит пастью.
Умрем: я – скоро, вы – чрез много лет.
(Ведь к жизни не подвержен я пристрастью;
Затем, что к вам горю напрасной страстью.)
Умрет ли и любовь за нами вслед?
Мир будет предан хладному ненастью?

– О нет, Тибо! Любовь бессмертна. Нет!
Вы шутите, страша такой напастью.
И в вас не вижу смерти я примет,
Вы по лицу своей довольны частью.
Но коль умрем мы с вами (да, к несчастью),
Любовь, как прежде, будет мучить свет
И прежней в мире пользоваться властью.

– Владычица, лишь страсть меня живит,
Хоть каждый взор ваш сердце мне и ранит;
Счастливый, что люблю, счастлив на вид,
Наружностью своей для вас я занят.
В прекрасных недостатка никогда нет,
Но лучше вас уж Бог не сотворит.
Да, да! Умрем, и уж любви не станет.

– Тибо, молчите! Бог вас да хранит,
Коль вправду вашей жизни цвет так вянет.
Но знаю я, что кто так говорит,
Тот нас на состраданье только манит.
Но речь меня такая не обманет.
(Хоть сердце в нас не камень, не гранит!)
О нет, в небытие любовь не канет.

– Владычица, со мной любовь умрет.
Не языка искусное проворство
Так говорит. Пусть в мысль вам западет,
Что тяжко мне любви единоборство.
Любовь умрет, иль пусть, полна упорства,
Приют столь тайный в вас она найдет,
Что думать будут все: в вас сердце черство.

– Тибо, приятно ваше мне покорство.
Любовь, когда она мне грудь зажжет,
Не затаится – чуждо мне притворство.

ПЕСНЬ О КРЕСТОВОМ ПОХОДЕ

Будь милостив, Господь, к моей судьбе.
На недругов Твоих я рати двину.
Воззри: подъемлю меч в святой борьбе.
Все радости я для Тебя покину, –
Твоей призывной внемлю я трубе.
Мощь укрепи, Христос, в своем рабе.
Надежному тот служит господину,
Кто служит верой, правдою Тебе.

Я покидаю дам. Но, меч держа,
Горжусь, что послужу святому храму,
Что вера в Бога сил в душе свежа,
Молитвенно летя вслед фимиаму.
Дороже вера золота: ни ржа,
Ни огнь ее не ест; кто, дорожа
Лишь ею, в бой идет, не примет сраму
И встретит смерть ликуя, не дрожа.

Владычица! Покровом окружа,
Дай помощь! В бой иду, тебе служа.
За то, что на земле теряю даму,
Небесная поможет Госпожа.

ЭСТАШ ДЕШАН

(1340-1406)

БАЛЛАДА

В полях, где воздуха отрада,
Вдвоем с мечтою мы бродили.
Вдруг вижу: некая ограда;
Скотинку звери там теснили;
Медведи, волки в страшной силе,
Лисицы с хитростью – все там
У бедного скота просили:
"Ну, денег нам, ну, денег нам!"

Овца сказала: "Дать бы рада,
Но уж описывать ходили
Меня не раз". И тут из стада
Колена бык и конь склонили,
Телушки телом затрусили,
Мычат коровы к господам,
Но те себе не изменили:
"Ну, денег нам, ну, денег нам!"

Оброки собирать как надо
Где этих бестий научили?
Грозились звери; вкруг без лада
Бедняжки робко голосили.
Сказала козочка: "Скосили
Мой корм чужие по лугам.
О, если б вы оброк простили!" – 
"Ну, денег нам, ну, денег нам!"

"Еще не вырыла я клада, –
Сказала свинка. – Прокормили
Едва детей; уж и не рада,
Что в этот год мы поросили".
В ответ ей волк: "Где б мы ни были,
Не жить в богатстве там скотам;
А жалость... это мы забыли.
Ну, денег нам, ну, денег нам!"

               Послание

Что за видение-шарада?..
И вдруг разгадку получили
Мои сомнения. Из сада
Слова мне феи объяснили.
Они сказали: "Приходили
К двору нередко звери, – там
Не мудрено, что затвердили:
"Ну, денег нам, ну, денег нам!"

ВИРЕЛЭ

Ни друга, ни подруги нет.
На слово доброе в ответ
Давно не слышу добрых слов,
И всяк угрюм, и всяк суров,
И всюду ожиданье бед.

И всяк теперь душою сед
Уже на раннем утре лет.
И нет ни песен, ни пиров;
Подставить ногу всяк готов,
Наносят все без дальних слов
Друг другу зло, друг другу вред.

Любовь, и честь, и правды свет
Погибли в суете сует:
Не безопасен каждый кров;
Ждут без заслуг себе даров.
Добра не вижу и примет.
Ни друга, ни подруги нет.

И вот, предвижу я, поэт,
Наш век пройдет, как темный бред, –
Нам жить без праведных умов.
В тряпьё мудрец теперь одет,
А напоен и обогрет
Льстец, иль злодей, иль суеслов.

Надежды юной гибнет цвет.
Нет светлых разума побед.
Мир ослабел, мир нездоров,
И мы стремимся в некий ров,
А время заметает след.
Ни друга, ни подруги нет.

КРИСТИНА ДЕ ПИЗАН

(ок. 1364 - ок. 1430)

БАЛЛАДА

Одна живу, одной и быть хочу,
Одна, никто не мой, и я ничья;
Одна страданьям дань свою плачу,
Одна, ни с кем страданий не деля.
Одна, свой дом мечтами населя,
Одна в тиши, в глуши, главу склоня,
Одна живу, - нет близких у меня.

Одна в окно я взорами лечу,
Одна смотрю на пестрые поля;
Одна немой язык скорбей учу;
Одна, слезами скорбь свою целя,
Одна живу, знакомых удаля,
Одна, друзей усопших лишь маня,
Одна живу, - нет близких у меня.

Одна молюсь и утра я лучу,
Одна и мрак ночей встречаю я;
Одна, и без надежд припасть к плечу,
Одна пью безнадежность бытия;
Одна, мечту и мысль от всех тая,
Одна, свое былое хороня,
Одна живу, - нет близких у меня.

Принц! так идет, уходит жизнь моя.
Одна, я - рокот слезного ручья.
Одна, воспоминанья лишь храня,
Одна живу, - нет близких у меня.

КАРЛ (ШАРЛЬ) ОРЛЕАНСКИЙ

(1391-1465)

БАЛЛАДА
на смерть герцогини Орлеанской

Зачем так рано умерла ты?
Мою любовь и утешенье
Смерть отняла, в мои палаты
Закравшись в черное мгновенье.
В нездешнее и мне б селенье!
Назначил рок здесь на песке
Всем зданьям счастия стоять.
И лучше смерть, чем пребывать
В печали, скорби и тоске.

Столь молодою в гроб легла ты.
За счастие, за упоенье -
Печаль столь дорогой отплаты!
Я проклинаю смерть и тленье.
И легче было бы томленье,
Когда б на гробовой доске
Преклонный возраст начертать…
Но мне над юною рыдать
В печали, скорби и тоске!

Что мне мой меч, мой шлем и латы,
Моя казна, мое значенье,
Когда меня в добычу зла ты
Оставила и на мученье!
Но вечно наше обрученье;
Твоя рука в моей руке
Была недаром; буду ждать
Свиданья там, а здесь страдать
В печали, скорби и тоске.

Да будет в дивном далеке
Дано в лилейном ей венке
Обитель Бога созерцать
И в день Суда не трепетать
В печали, скорби и тоске!

БАЛЛАДА

Я мучаюсь от жажды близ фонтана;
В жару любви от холода дрожу;
Беспечен, но забота неустанна;
Слепой, я по путям других вожу;
Я нелюдим, и с многими дружу;
Я весь в трудах, и мне всегда досужно;
Добро и зло во мне сплелися дружно.

И весел я, когда на сердце рана;
Изменник я, но верою служу;
Сторонник я порой чужого стана;
Яснее зрю, глаза когда смежу;
Старик, порой подобен я пажу;
Я внутренно счастлив, и хмур наружно;
Добро и зло во мне сплелися дружно.

Люблю я, мирный, звуки барабана;
Не верящий, похож я на ханжу;
Медлительный, быстрей я урагана;
Болтливый, я молчаньем дорожу;
Я мил для всех, и часто всех сержу;
Без сил я крепок, и здоров недужно;
Добро и зло во мне сплелися дружно.

Принц! всё о неудачах я твержу,
Но счастие в руках свое держу;
Мне нужно всё, мне ничего не нужно;
Добро и зло во мне сплелися дружно.

БАЛЛАДА

Меня зачем же, Юность-дева,
Ты Старости передала?
Вся радость вешнего посева
Печально, вижу я, взошла.
Увы, мне Старость не мила,
И всё ж мирюсь, седобородый,
Затем что это путь природы.

Лист пал в ее садах со древа,
В ее дворцах печаль и мгла;
Закрыла окна, нет пригрева,
Хладна на очагах зола.
Былые помнятся дела,
Но далеки былые годы,
Затем что это путь природы.

В устах теперь уж нет напева,
И Мудрость строго подошла,
И пыль былой любви и гнева
Умеренностью облекла.
Жизнь к этому всегда вела
Все существа и все народы,
Затем что это путь природы.

Судьба так много бед и зла
На склоне дней мне принесла.
Под старость ждут одни невзгоды,
Затем что это путь природы.

ФРАНСУА ВИЙОН

(1431 - после 1463)

БАЛЛАДА ДЛЯ МОЕЙ ПОДРУГИ

Фальшивые слова, фальшивый вздор,
Румяные уста и щечек жар;
Амур сумеет выбрать и убор;
Нарочно выставляет на базар
Столица для красоток свой товар;
Ума же выбрать хватит и у дур;
А нас, нас всех, хоть молод будь, хоть стар,
Поддерживая, мучит лишь Амур.

Давно бы кончить этот мне позор!
Близ солнца ослабею, как Икар.
Страшусь. Зачем же медлю до сих пор?
За дерзость ожидаю грозных кар;
Порвать решаюсь, но решенье - пар,
Лишь встречу этот взор и губ пурпур;
И снова в голове моей угар.
Поддерживая, мучит лишь Амур.

Вода течет, года идут. И взор
И щеки блекнут; ждет судьбы удар.
И время красоту похитит, вор.
Лови же час. Пока резервуар
Льет влагу, пей. Не будет прежних чар.
О! не дразни же слишком, чересчур!
Не мучь меня! Зачем, суля свой дар,
Поддерживая, мучит лишь Амур?

Принц! страстию живет земной весь шар;
Но тот, кто любит, страждет часто, хмур;
Найдете вы не много мирных пар, -
Поддерживая, мучит лишь Амур.

БАЛЛАДА, В КОТОРОЙ ВИЛЛОН ВСЕХ БЛАГОДАРИТ

И молодым и старикам,
И в жизни кротким всем барашкам,
И в жизни хищным всем волкам,
Глупцам и дурам и дурашкам, -
И дамам света и монашкам, -
Кто служит Вышнему Царю,
И кто привержен к винным фляжкам,
Всем говорю: благодарю!

Подобны груди будь плодам,
Будь груди их подобны плашкам,
Девчонкам всем по кабачкам,
И всем мальчишкам-замарашкам,
И им, бродягам, вольным пташкам,
В полях встречающим зарю,
И безобразным и милашкам, -
Всем говорю: благодарю!

Не им, что полы по дворам
Рвут беднякам, стремятся к ляжкам,
Не с громким лаем грозным псам,
Не злобным маленьким дворняжкам…
Я славный звук в ответ канашкам
Пустить желанием горю,
Но не хочу вредить подтяжкам.
Всем говорю: благодарю!

Их оттузить бы по мордашкам,
Да перцу б в каждую ноздрю,
Да тумаков. Но в роке тяжком
Всем говорю: благодарю!

ЖОАКЕН ДЮ БЕЛЛЕ

(1525–1560)

* * *

Ломбардца не люблю за вечные измены;
В Неаполе терпеть не в силах крикунов;
За скупость не люблю Флоренции сынов
И за порывный дух – весельчаков Сиены.

Немил женевец мне правдиво-неизменный,
Как и Венецьи сын, в пороках вечно нов;
Немил и римлянин в трусливой неге снов;
В феррарце мнится мне злодей обыкновенный.

Немил упрямый брит, француз, хвастливый лгун,
Мне часто; не люблю коварных я бургун,
Испанца-гордеца и пьяницу-тюдеска.

Противно мне кой-что у всех людских пород;
Я сам себе нелюб, несовершенства плод,
Но хуже всех педант в речах пустого блеска.

* * *

Прилежный школьник ждет ученых степеней;
Зажиточен юрист в провинции, в столице
Получит куртизан богатство бенефиций,
Повесит капитан цепь на груди своей;

И всех авантюрист богаче и вольней:
По свету рыщет он отважной хищной птицей;
Так, силы тратя, всяк вознагражден сторицей…
Поэту лавр дадут за труд ночей и дней.

Но что нам плакаться на участь Каллиопы?
И выгод ждать себе за рифмы и за тропы?
Найти себе должны иную в жизни цель

И труд иной все те, чьи души пользам рады:
За благородный труд чего искать, Жодель,
Коль нам в самом труде так много уж награды?

ОЛИВЬЕ ДЕ МАНЬИ

(1529?-1561)

СОНЕТЫ

1

       Маньи

Эй, перевозчик! жду! сюда, сюда, Харон!

       Харон

Кто там меня зовет и так нетерпеливо?

       Маньи

Тот, кто, живя, любил, любил, но несчастливо, -
Дух, жаждущий забыть всё, после похорон.

       Харон

Что ищешь ты?

       Маньи

                     Пути! Узреть Плутона трон.

       Харон

В чем преступление?

       Маньи

                            Не спрашивай! Кичливой
Любовью я убит…

       Харон

                     Я по реке бурливой
Ни разу не возил таких с земных сторон.

       Маньи

Эй, скоро ли твоя сюда причалит барка?

       Харон

Зови других гребцов. Но знай, - ни я, ни Парка
На бога этого вовек не посягнем.

       Маньи

Так переправлюсь сам. Любви измучен роком,
Так долго слезы лил горючим я ручьем,
Что быть могу веслом, и лодкой, и потоком.

2

Будь предан, раб, тому, кто нынче твой патрон,
Служи ему всегда в усердии глубоком;
Ему в угоду дух испорти свой пороком;
Заботься день и ночь о нем, себе в урон.

Понравиться сумей, как ни капризен он,
И бойся раздражать хотя бы ненароком;
Будь утешителем, забавником, пророком;
Не требуй ничего, на скудный дар - поклон.

Равно внимательный к намеку и приказу,
Служи и бегай. - Но… но дорогую вазу
Разбей нечаянно, не в срок ли доложил, -

И всё пропало: труд, надежда и старанье.
Останется: у них пустое обещанье,
Сознанье у тебя, что честно ты служил.

КАРЛ IX

(1550-1574)

РОНСАРУ

В коронах оба мы. Но я, в том спору нет,
Ее беру, король, а ты даешь, поэт.
Священным пламенем пылает сам собою
Твой гордый дух, а мой - величьем и судьбою.
Пусть от богов и я приемлю светлый жар,
Я образ только их, любимец же - Ронсар.
Гармонией стихов, бессмертными словами
Пленяешь души ты, - владею лишь телами.
Господство дум твоих - до отдаленных стран,
Не знал таких держав ввек никакой тиран.
Таким поэтом быть, конечно, больше славы,
Чем скипетром владеть наследственной державы.
Смягчаешь ты сердца волшебством красоты:
Я смерть могу лишь дать, жизнь и бессмертье - ты.

ТЕОДОР АГРИППА Д'ОБИНЬЕ

(1552-1630)

* * *

Я видел раз, как умирал солдат;
Тоскующими он глядел глазами.
Боролся он и скрежетал зубами;
Глубоко грудь пронзил ему булат.

Он прижимал от крови красный плат
К своей груди дрожащими руками,
Просил добить его; но был войсками
Ни мертвым, ни живым оставлен брат.

Так ранен я смертельно и глубоко;
Участья ж нет в красавице жестокой;
Как мы к нему, она ко мне точь-в-точь.

Не оживить того, кто так страдает,
Ни бедного прикончить не желает,
Чтоб смертью обреченному помочь.

* * *

Врагами окружен со всех сторон,
Я взоры закалил пролитой кровью;
Держу пищаль поближе к изголовью
И мига жду внезапных оборон.

Приходится, прервав тревожный сон,
Стрелять порою, не моргнув и бровью…
Но в сем аду я нежной полн любовью
И в грезах красотой заворожен.

Прости же мне, богиня, что любовный
Мой стих, неловкий часто и неровный,
Пороховым окурен весь огнем.

Мечты лелею в дымке битв я серой,
И песни отзываются кремнем,
Как сам поэт, бедой, пыжом и серой.

СВ. ТЕРЕЗА АВИЛЬСКАЯ

(1515–1582)

* * *

Я живу, но уповаю я на жизнь
Столь высокую, что, устремляясь к раю,
Оттого, что медлит смерть, я умираю.

Лишь в Спасителе живу я, в Боге сил;
С Ним лишь связана любовью, тайной плена.
Да, Он - пленник мой, но Он из плена тлена
Мое сердце навсегда освободил.
Пленник мой? Возможно ль? Да! Он победил.
От любви к Нему всем сердцем я сгораю.
Оттого, что смерть так медлит, умираю.

О, как жизнь долга, - и осени и весны!
О, как длительно изгнание земное!
Вы, мечты мои о сладостном покое
Там, где кончится скитаний путь несносный!
О, в тюрьме земной так дни и годы косны,
Что на смену их со скорбью я взираю.
Оттого, что медлит смерть, я умираю.

О, как горестно, как тяжко ожиданье!
Не вполне Тобой владею я, Господь.
Как мне узы, как мне цепи побороть?
Ты, Спаситель, сократи мое страданье!
Мой Возлюбленный! Приблизь, ускорь свиданье!
Лишь надежд убрусом слезы утираю,
Оттого, что медлит смерть, я умираю.

Мир прекрасен, но чужбина здесь повсюду.
Только мыслию живу я, - что умру.
И я знаю: только смертному одру
Жизнью подлинной обязана я буду.
Дай скорее совершиться, Боже, чуду!
Возврати меня навек родному краю!
Оттого, что медлит смерть, я умираю.

Жизнь, кончиной успокой же мою муку.
Жизнь, смотри же, как любовь меня терзает,
Как мечта моя стремится и дерзает.
Ты не дли, о Жизнь, безмерную разлуку.
Жизнь, позволь же протянуть мне смерти руку.
Только к ней свои объятья простираю.
Оттого, что медлит смерть, я умираю.

Жизнь мне истинная только там, где Он,
Где пресветлое сияет Славы Слово,
Там, где жизни ключ, у Господа живого,
Там, где дивно исполнение времен.
Тщетно выйти из телесных жду пелен.
Жаждой смерти тщетно жизнь преобораю.
Оттого, что медлит смерть, я умираю.

СТИЛИЯН ЧИЛИНГИРОВ

(1881–1962)

ЗАВЕТ СВ. КИРИЛЛА И МЕФОДИЯ

Без света нету дня, нет жизни без письмён,
А только сон и мрак, - злой дух лишь к тьме привык,
И трижды тот народ блажен и вознесен,
Чью будущность хранит навек родной язык.

Где виснет ночь еще и где владеет тьма,
Блудит и правый там в беспутьи, будто пьян;
Там гибнут Божий дух и царствие ума,
Там исчезает род, навеки, безымян.

И, братья, потому мы вам даем завет:
Родную письменность в наречии родном.
Чтоб славны были вы, вам завещаем свет,
- Дабы болгарский ум не сгинул в мраке злом.

Так думали они, склонившися челом
К рукописанию, за знаком знак святой
Чертя с любовию на говоре родном, -
И сами словеса нанизывались в строй.

Прошли века с поры тех вековечных строк…
Пусть было много бед и будет впереди;
Но дух народный наш не сломит худший рок,
Затем что те слова живут у нас в груди.