* * *

Когда длиннее дни весной,
Люблю я песни птиц далёко,
И, удалясь, ношу с собой
Я память о любви далёкой;
Живу в печали и тоске,
И пенье птиц, и розы мне
Зимы жестокой не милее.

Не будет счастья мне в любви,
Коль счастья нет в любви далекой:
Ведь лучше той мне не найти
Нигде, ни близко, ни далеко;
Ее недаром славят все;
И в сарацинов я земле
Рад пленным быть, чтоб быть лишь с нею.

Грустя и радуясь, уйду,
С любовью свидевшись далекой:
Когда увижу? - не могу
Сказать, ведь земли так далеко.
Там долго нужно проблуждать
И часа встреч не угадать;
Все предаю я в Божьи руки.

Как сладко будет попросить
У ней с дороги кров далекой,
Быть может, там же с нею жить
Хотя пришел я издалека;
Польются речи без конца,
Когда там встретятся сердца,
Любовь хранившие в разлуке.

Уверен я поныне в том,
Что встречу я любовь далеко,
И мыслью счастлив, - но потом
Грущу вдвойне: она далеко.
О, если б странником я стал
К святым местам, и взор упал
Ее на посох мой с сумою!

Пусть Бог, Кем в мире все живет,
Внушитель той любви далекой,
Даст силы мне, коль час придет,
Увидеть ту любовь далеко.
В укромном месте с ней тогда
И сад, и комнатка - всегда
Дворцами будут предо мною.

Прав тот, кто говорит, что я
Горю любовию далекой;
Нет радости тут для меня
Вне счастья той любви далекой, -
Но что хочу - не для меня:
Такая уж судьба моя;
Любить, не ведая ответа.

Но что хочу - не для меня!
Будь проклята, судьба моя;
Любить, не ведая ответа!

СИРВЕНТА

Мне нравится пора весны
Дающей листья и цветы;
И пенье птичек я люблю,
Поющих в роще песнь свою,
Щебечущих под сенью.
Люблю я видеть на лугах
Палатки и шатры в рядах,
И близок к упоенью,
Когда я вижу, как стоят
Бойцы, иль на конях сидят.

Люблю разведчиков полки,
Что гонят всех долой с пути;
Люблю я видеть, как потом
Войска являются следом;
Люблю в своей отваге
Осаду сильных крепостей,
И вид разбросанных камней,
И часть стены в овраге,
И рвы кругом, и подле них
Заборы из тынов больших.

Люблю я смелого вождя,
Кто первый быстрого коня
Без страха на врагов ведет
И тем отвагу придает
Своим всем поневоле;
Когда ж смешает бой бойцов,
То всякий должен быть готов
Идти по доброй воле -
Ведь славят лишь того, кто там
Сразил врагов и ранен сам.

Люблю в начале я борьбы
Изрубленные уж щиты,
Люблю тогда я видеть, как
С врагом сражается там враг,
Как на авось блуждают
Убитых кони седоков;
Как всякий рыцарь там готов,
Лишь только в бой вступает,
Всем руки, головы рубить:
Там лучше пасть, чем уступить.

И, право, мне не так милы
Еда, питье иль неги сны,
Как крики грозные: вперед! -
Что ветер с двух сторон несет,
И ржанье из дубравы;
Люблю, чтоб кто на помощь звал,
Чтоб падали велик и мал
В траву, во рвы, в канавы;
Чтоб видел в трупах я бойцов
Обломки копий и значков.

Бароны! заложите!
Деревни, замки, города,
Чтоб только воевать всегда!

О Папиоль! пойди ты
По доброй воле к Нет и Да,
Скажи: войне уж быть пора!

АЛЬБА

Пресветлый царь, блеск и сиянье дня,
Великий Бог, прошу, услышь меня;
На друга моего склони, Всевластный, очи:
Ушел он от меня в начале ночи,
       И скоро будет утро.

Мой друг! ты бодрствуешь - иль спишь? проснись!
Уж поздно спать, спокойно пробудись;
Звезду зари я вижу на востоке,
И хорошо ее узнал я издалека,
       И скоро будет утро.

Мой друг! зову я песнею тебя.
Пора! проснись! уж слышу птичку я,
Что в ожиданьи дня в дубраве распевает.
Ревнивца злого гнев меня пугает;
       А скоро будет утро.

Друг дорогой! к окну ты подойди,
На вид небес далеких погляди,
Узнаешь ли, что правду говорю я;
Ведь лишь тебя, мой друг, теперь храню я;
       И скоро будет утро.

Друг дорогой! с тех пор, как ты ушел,
Не спал я, на коленях время все провел,
Святой Марии сыну я молился;
Чтоб друг ко мне любимый возвратился;
       И скоро будет утро.

Друг дорогой! ты на крыльце просил
Меня, чтоб ночью я не сонным был
И чтоб до дня на страже находился:
Теперь на песнь и на меня ты рассердился;
       И скоро будет утро.

"Мой милый друг! так чудно вкруг меня,
Что век я не видал бы ни зари, ни дня;
Прекраснейшую ведь, что на сей мир глядела,
Целую я, и нет совсем мне дела
       До мужа и до утра".

* * *

На темной лестнице, где вьются вихрем черным
Отрепья воронов незримых, не живых,
И тени длинные движением проворным
Ласкают золото светильников ночных,
Скользит по временам копье луча косое
И меркнет на полу, надеждой не маня;
Часы звенят в душе; и эхо - как косою
Невидимо косит молчанье вкруг меня.
И вот, стройна, строга, неслышными шагами
Святая месть идет с голодными волками:
То ненависть моя причастье приняла.
Жестокая идет... Проходит... и прошла...
Смежив свои глаза, они заснули... Боже!
Прости меня: погиб, кто всех мне был дороже.

ПЕСНЯ МАДОННЫ

Всем - кто грешен, кто в слезах,
Всем - кто принял муки,
Открываю в небесах
Благостные руки.

Где звучал любви привет,
Там греха не стало;
Душам скорбным смерти нет,
Где любовь рыдала.

Для нее дорог во тьме
Бесконечно много.
Но слезам любви - ко мне
Лишь одна дорога.

ГОРЯЧАЯ ДУША

О взоры с трепетными снами,
Незатемненными во мгле,
О сердце с вечными мечтами,
И ночи влажные в душе.
Я розы мертвых ожиданий
В пучине духа тихо скрыл
И над могилой пожеланий
Глаза свои как дверь закрыл.
И каждый день, смыкая вежды,
Усильем тщетным бледных рук
Я возношу свои надежды
Под темной зеленью разлук.
Душе, тревожной от бессилий,
Мечта горящих уст страшна,
И посреди чистейших лилий
Струится черная волна.

ПАН

Голые горы дремлют:
Солнце надменное жадно и с каждым мгновеньем хмельней.
Медленным лалом рассыпались кудри огней.
Сон сладострастный окутал застывшую землю.
Саван горячий струится в просторы.
Зной жаркотелый блестящими ризами стал.
Дремлют голые горы:
Солнца разрыхлились угли на грудях скал.
Золы рдеют в огнях притаенных…
Ярки цвета в переливах подков раскаленных,
Лал, бирюза, изумруд и топаз.
С залитой кровью листвой вырастают растенья,
Солнечным блеском рожденные в знойных томленьях.
Нежится час:
На раскаленных камнях ящеры, греясь, легли.
Змей пестроглазых замертво замерли кольца.
Пан разметался истомно и дремлет под яростью солнца.
В огненных обручах пышет зевота земли.
Недвижны кони в леса темной чаще
И взгляд их скошенный сквозь бденье сны следит.
В куделях пламени взвиваясь, Я горит.
Дробятся лики в призраках блестящих.
Века назад я здесь к земле приник.
Себя теперь я вижу: я-двойник.
Огонь полудня так же был неистов.
Молчанье тяжкое, как ныне, было мглисто.
Могу ли думать, что вся жизнь моя
Обремененные воспоминанья "брата"?
Уходят дебри дум в далекие края.
Быть может: этой думой жил другой когда-то.
Что ж это значит?
Красный конь трепещет, ноздри раздувая,
Топчется, храпит - вот сейчас ускачет.
Я прыжком могучим на него взлетаю,
В тот же миг, как будто треснул зной пред нами:
Хохоча пронесся козлоногий бог.
Черный ветер встал с камнями, с деревами.
С гор ковры тысячеглазые совлек,
Как знамена подхватил - и разодрал.
Дебри темные, бирюзовотелые,
Ощетинились и скошен их оскал.
Поднялися запахи смрадные, горелые,
Паралич хватил весь мир.
Как на буйный пир
Вдаль несется конь мой вихревой.
И преград не знает пред собой.
Громным топотом грохочут кони.
Жарко в беге ржанье табуна.
Дробно плещет ритм копыт в затоне.
Перед нами, где река черна.
Вот - влетели.
Воды подняты телами.
Затопляют, озверели,
Миг один - и погрузились с головами…
……………………………………………..
Зашаталось солнце обезглавленное,
Окровавленное.

ПЕТЕРБУРГ

Дикий ветер мчится с островов
В улицы, изрытые картечью.
Зябнут проститутки с пьяной речью,
Тень Эдгара бродит меж домов.

Злее в прошлом не было часов.
Грубых песен слышен смрад далече.
И кровавые в болоте плечи
Кто запомнит для безумных снов?

В Мойке сгнили трупы моряков.
За сердце схватился Всадник Медный.
И Голландец призрачный готов
В бездну пасть, разбухший вдруг и бледный.

И лает ввысь Андреем Белым черт.
В хриплый хаос Петербург простерт.

ТИЦИАНУ ТАБИДЗЕ

Кошмары буйные нам гибелью грозят,
Дай причаститься мне, молящемуся ныне,
Пьянящий фимиам, как благовонный яд,
Нас, оглашенных, взнес к торжественной святыне.

Пьеретта грудь твою завяжет тряпкой синей.
Оставив балаган, ты ласке нежной рад.
Твои шафранные стихи меня разят.
Дитя и царь. Твой герб - Халдея в рдяном сплине.

Дороги заняты. Мы к хатам держим бег.
И мчится за тобой вослед Святой Георгий,
Как Командор. В дыму полночных оргий
Чахоточный Лафорг зажег тебя навек.

Пригрезится тебе: отец, вино и лебедь,
Бес мокрый, Франция и звезды в бурном небе.

* * *

Злой ветер на дворе, как скрипка декабря,
И пляска белых дев кружится в поле плавно.
А в комнате моей лукавые горят
Сквозь синие очки глаза седого Фавна,
Подкравшись, обхватил колени паралич,
И раскаленные впилися в жилы клещи.
Болезни странной я услышу скорый клич,
И лопнет череп мой от этих дум зловещих.
Мне страшно оттого, что начал забывать
Со дня вчерашнего я собственное имя.
И леденеет мозг, и стала остывать
Рудая кровь, и я не властвую над ними.
Как листья тополя, не пальцы ли дрожат?
Раскрашивает кровь уставших губ кораллы,
И книги прежние для глаз моих молчат,
И мнится мне: близки последние провалы.
И жду я, что судьба меня повергнет ниц,
Что буду изгнан я и проклинаем звонко.
И шествие пойдет за мною пошлых лиц,
А лысые швырнут мне черепа вдогонку.