На главную страницу

ВЛАДИМИР ЖУКОВСКИЙ

1871, Самара - 1922, Новониколаевск

В 1897 году окончил юридический факультет Петербургского университета, служил в Министерстве иностранных дел - секретарем консульства в Иерусалиме, вице-консулом в Адрианополе, консулом в Адрианополе и в Праге (до 1915 года); в феврале 1917 года возвращен в Министерство (в Петроград) в звании действительного статского советника. В 1919 году в Омске входил в состав правительства А. В. Колчака в качестве товарища министра иностранных дел; исполнял должность председателя комиссии по делам военнопленных. В числе 24-х бывших членов колчаковского правительства приговорен Сибирским ревтрибуналом к "лишению свободы с применением принудительных работ пожизненно". С 1895 года выступал в печати как один из первых русских переводчиков сонетов Эредиа; новые переводы публиковал вплоть до 1914 года; в оригинальном жанре выступал и в 1915 году; о более позднем его творчестве сведений нет. В 1899 году издал первую русскую книгу Эредиа "Сонеты" (СПб.), вызвавшую ряд противоречивых откликов: основным предметом издевательств служила, разумеется, фамилия (ибо он переводил "хуже однофамильца"), - однако положительно о его переводах отозвались П. Перцов, Н. Нович (Н. Бахтин), В. Буренин. За книгу переводов из Эредиа и книгу "Стихотворения. 1893-1904" (СПб., 1905), несмотря на отрицательный отзыв о них К. Р. (Константина Романова), Владимиру Жуковскому была присуждена премия имени А. С. Пушкина.


ЖОЗЕ-МАРИЯ ДЕ ЭРЕДИА

(1842-1905)

АНДРОМЕДА ПЕРЕД ЧУДИЩЕМ

Еще жива, увы, царевна, дочь Кефея!
Прикована к скале, на казнь обречена,
Напрасно рвется прочь и мечется она,
В рыданиях своих замолкнуть не умея.

Сердитый океан шумит, грозою вея;
Бурлит у берега вспененная волна…
Испуганным очам повсюду смерть видна:
Всё ближе страшный зев чудовищного змея.

Вдруг зычно конь заржал в тумане голубом…
Так в ярких небесах гремит нежданный гром.
Взглянула пленница, - дрожит, в оковах стоя:

Стремительный Пегас летит на помощь к ней…
Он вьется на дыбы под тяжестью героя,
Над морем тень его всё шире и длинней.

ПОХИЩЕНИЕ АНДРОМЕДЫ

Сквозь ночь лазурную, в надзвездной вышине
Летит крылатый конь, клубит дыханьем тучи;
Он крыльями шуршит, от перьев - гул созвучий;
Он мчит любовников на вогнутой спине.

Исчезла Африка в дрожащей глубине…
Степь… Азия… Ливан в тумане виден с кручи…
И к морю грозному примчал их конь могучий,
Где Гелла смерть нашла в бунтующей волне.

От звезд до новых звезд взлетая без усилья,
Широким парусом Пегас расправил крылья, -
На крыльях - колыбель обнявшейся чете.

От яркого Тельца к созвездью Водолея
Рассеяны лучи в холодной высоте…
И тень любовников трепещет, в небе рея.

ПАСТУХИ

Пойдем к ущелию тропинкою нагорной.
Там грот и чистый ключ, где любит добрый бог
На травке под сосной забыться от тревог
И на рожке сыграть в тени листвы узорной.

У мшистого ствола ты привяжи проворно
Тяжелую овцу: она - уж близок срок -
Даст пану молока, ягненка и творог,
А Нимфы плащ соткут ему из шерсти черной.

Будь милостив к нам бог, хранитель горных стад!
Твой аркадийский склон и тучен, и богат…
Молю!.. Дрожит сосна… Он слышит, козлоногий!

Уйдем. Смолкает день, закатом озарен…
Ценнее алтаря, мой друг, твой дар убогий:
В сердечной простоте он богу принесен.

ПРОСЬБА МЕРТВОГО

Прохожий, выслушай: куда ты держишь путь?
У Гебра звонкого раскинулась Кипсела…
Туда? Соскучился отец: ему поведай смело,
Что сына трауром он может помянуть.

Волками съедена израненная грудь,
В кустарнике глухом лежат останки тела,
Блуждающая тень к Эребу отлетела
И жаждет мщения, не смея отдохнуть.

Ну, с Богом! Может быть, в последний час денницы
Ты встретишь женщину у мраморной гробницы…
Седая, в рубище туда она придет…

Не бойся, подойди, не веруй в злые силы:
Старуха-мать грустит у чуждой ей могилы,
Над урною пустой без счета слезы льет…

СВИРЕЛЬ

Вечерний близок час. Промчалась горлиц стая.
Зачем ты смолк, пастух? Ты холодом объят…
Когда поет свирель и ручейки журчат -
Светлее грусть любви, в созвучьях отлетая.

Под старым явором, где тень легла густая,
Уютно на траве! Забудь блеянье стад!
Козе наскучило кормить своих козлят:
Пусть бродит по горам, побеги объедая.

Я дам тебе свирель, неровных семь колен, -
Их мягкий воск спаял, их выточил Силен.
Я плачу, я смеюсь волшебною свирелью.

Не бойся, подойди! В дыхании святом
Моим таинственным и звучным камышом
Ты грезы и печаль поведаешь ущелью!

ТРЕББИЯ

Зловещая заря зажгла вершины гор.
Проснулся стан. Внизу, под бурною рекою,
Нумиды конные столпились к водопою,
И всюду звонких труб гремит призывный хор.

Вождю и авгурам - лжецам наперекор -
Семпроний, славою смущенный боевою,
Не справившись с рекой и близкою грозою,
Дал ликторам приказ: идти, поднять топор.

На черных небесах, как скорбные виденья,
Пылали в зареве инсубрские селенья,
И где-то далеко тревожно слон кричал…

А там, в тени моста, в тумане горных склонов,
Стоял задумчивый, довольный Ганнибал,
Внимая топоту глухому легионов.

ПОДРАЖАНИЕ ПЕТРАРКЕ

Из храма вышли вы… толпилась нищета,
Из ваших нежных рук приемля подаянье;
Под темным портиком вы были вся сиянье,
Был нищий ослеплен посланницей Христа.

Я вас приветствовал… Я знал, что вы не та,
Которая простит безумное вниманье:
Был скромен мой поклон, а вы в негодованье,
Вуалью скрыли взор… знакомая черта!

Но властвует любовь душой всегда мятежной,
И в вашей красоте родник таился нежный,
Я милость усмотрел, заметную едва…

Вы медлили слегка, и вот под дымкой кружев
Ресницы вздрогнули, что черная листва,
Желанный луч звезды невольно обнаружив.