ГЕОРГИЙ АДАМОВИЧ

Печатался с 1915 года, первый сборник стихотворений — «Облака» (М.–Пг.) — выпустил в 1916 году, после революции, как и многие участники «Цеха поэтов», всерьез ушел в поэтические переводы. Вместе с Гумилёвым и Георгием Ивановым закончил некогда начатый Пушкиным перевод «Орлеанской девственницы» Вольтера, участвовал в издании единственной в XX веке русской книги Роберта Саути (1922). Увы, в процессе работы над нашим сайтом удалось установить, что напечатанное в этом издании (и переизданное в 1999 году Олегом Коростелевым в собрании сочинений Адамовича) стихотворение «Призрак» отношения к Саути не имеет, а принадлежит перу его современника, малоизвестного романтика Джозефа Коттла; как оно попало в книгу Саути — неясно, но, видимо, это произошло из-за того, что редактор книги, Николай Гумилев, уже был расстрелян, а сам Адамович эмигрировал. Перевел также поэму Томаса Мура «Огнепоклонники» — более двух тысяч строк. В архиве издательства «Академия» сохранились переводы Адамовича из Байрона — полный «Чайльд-Гарольд» и первые три песни «Дон-Жуана». Немного переводил Эредиа (в составе «Студии» М. Л. Лозинского), Бодлера, позднее — уже в эмиграции — Жана Кокто, известен также перевод отрывка из «Часослова» Рильке. В 1926 году в Париже был издан в переводе Адамовича и Георгия Иванова «Анабазис» Сен-Жон Перса, — об этой «поэме в прозе» уже в 1960-е годы, когда автор был удостоен Нобелевской премии, Адамович отзывался как о работе заказной, совершенно ему чужеродной. Эстонского поэта Алексиса Раннита переводил по авторским подстрочникам, вероятно, из чисто дружеских соображений. Видимо, автобиографичен рассказ Адамовича (в рецензии на «Цветы зла» Бодлера в переводе Адриана Ламбле): «Один русский поэт вздумал недавно перевести несколько стихотворений Жана Кокто. Он сделал два-три стихотворения на пробу и послал их автору. В ответ получил письмо, в котором тот „умолял“, „заклинал“ переводить его стихи прозой и добавлял при этом, что ему никогда и в голову не приходило, чтобы другие переводы были возможны. Переводчик свою работу оставил, но довольно основательно возразил, что если Кокто со временем погрузится, так сказать, „в пучину забвения“, то ему, пожалуй, со стороны русских никакой опасности не грозит. Но только в этом случае. Если же он прославится, то хочет он этого или не хочет, но рано или поздно все равно переведут, и переведут непременно стихами». Предсказание сбылось полностью: Кокто перевели, а немногочисленные переводы Адамовича занимают в современных русских изданиях Кокто почетное место. Ну, а если французы хотят переводить прозой, то у себя дома они, конечно же, хозяева. Но у нас другая традиция. Относясь к творчеству Адамовича очень «по-разному», как поэта-переводчика я склонен оценить его очень высоко.