ЛИЛИЯ

Увяла панна в цвете юных лет.
Так увядает ранней розы цвет,
Бутон, что гибнет вешнею порой.
Ей не хотелось спать в земле сырой!

«Нет, не несите на погост меня,
Там льются слёзы, мрак средь бела дня,
Там – вдовий плач и жалобы сирот.
Моё сердечко горем изойдёт!

Похороните в тишине лесной,
Цвести там будет вереск надо мной,
Лишь птички утром запоют – тотчас
Сердечко встрепенётся вдруг, и в пляс!»

…Прошли всего лишь год и день – и вот
Уже нежнейший вереск там растёт.
Ещё и трёх не миновало лет –
Цветок раскрылся – краше в свете нет.

Что снег та лилия была. Волшебный вид!
Чуть глянешь – странно сердце защемит,
Едва вдохнёшь чудесный аромат,
Неясные желания томят…

«Эй, слуги! Вороного мне коня!
Не сыщешь для охоты лучше дня!
Охотиться поедем в этот лес,
Где зелень, свежесть, ёлки до небес!»

Борзые лают – чем-то их привлёк
Тот странный бугорок – не бугорок…
И видит рыцарь – там, белым-бела,
Явилась лань, и мчится, как стрела!

«Эй, не уйдёшь ты, зверь моей мечты!
И не спасут ни поле, ни кусты!»
Он замахнулся, весел и жесток,
Но вместо лани видит лишь цветок.

Могучая рука ослабла вдруг,
У рыцаря перехватило дух,
И сердце бьётся, разрывая грудь…
От запаха ль? Скажите кто-нибудь!

«Велю тебе, слуга, наперсник мой,
Её ты вырой и снеси домой.
Пускай она б в саду моем росла,
А без неё и жизнь мне не мила!

«Верней тебя я не знавал слуги,
Её ты пуще глаза береги,
И днём, и ночью, и в мороз, и в зной.
Меня влечёт к ней силой неземной!

Пан в грёзы погружён. За часом час,
Слуга две ночи не смыкает глаз,
На третью - вышла полная луна,
Решил он пана пробудить от сна.

«Проснись же, рыцарь! Чудо видел я,
По саду бродит лилия твоя,
Вставай же, сударь! Знать, приходит срок,
Не медли! Слышишь дивный голосок?»

«Жизнь коротка, наполнена тоской,
Росинка в поле, дымка над рекой…
Горячий луч прогонит дымку с рек,
Роса исчезнет… Мой прервётся век…»

«Нет! Не прервётся! Поклянусь я в том!
От солнца - буду я твоим щитом!
Мой замок оградит тебя стеной!
Я умоляю, стань моей женой!

И зажили с тех пор они вдвоём,
Сынок родился, полной чашей – дом.
Казалось, их блаженству нет конца…
Но тут с указом шлёт король гонца.

Владыка пишет: «Завтра поутру
Велю тебе явиться ко двору.
Нужда большая в тех, кто верен нам.
Не время укрываться по домам.

С женой простился рыцарь у ворот,
Печален был – как знал, что горе ждёт:
«Коль не могу тебя оберегать –
Оставлю за себя родную мать.»

Сыновней волей мать пренебрегла.
Была, знать, на невестку с внуком зла.
Восходит солнце – прочь, ночная синь!
«Сгинь, девка тьмы, и ты, приблудыш - сгинь!»

Вернулся пан, снискав почёт и честь.
Печальная его встречает весть.
Где лилия и где же юный сын?
Их больше нет. Он вновь совсем один.

«Ах, матушка! Проклятая змея!
Не угодила чем жена моя
Моей ты жизни погубила цвет –
Пусть для тебя погаснет божий свет!»

БАЛЛАДА О ПОЛЬКЕ

Шум и гомон на деревне. Это полька в сани села,
Вороные кони в пене, сбруя в лентах закипела,
Вкруг нее и плеск и радость, как ручьи весною ранней,
Смех, и пляска, и веселье, и народа ликованье.
Села в сани – стройность в стане, в дальний город хочет ехать.
"Добрый путь! Счастливой встречи!" – ей вослед струится эхо.
Пусть увидят горожане, что деревня им прислала:
"Руки в боки, ноги в скоке, пусть их вскружит вихорь бала!"
Это только – едет полька!

Снег сверкает, бич мелькает, – вот так скорость, вот так скачка!
Свист летит из-под полозьев, ожила лесная спячка,
Камни под гору скатились вниз тропинкою кривою,
И гора, плечо поднявши, в такт качает головою.
Вот какая это полька! Есть ли в мире лучше танец,
Чтоб глаза зажег о звезды, чтобы с роз сорвал румянец?
У нее в крови веселье и горит и не сгорает,
И задор неугомонный каждой жилкою играет.
Это только – мчится полька!

Поздно вечером вкатили кони в пригород с разлета.
О, как грустно здесь под вечер: глухо замкнуты ворота.
Нет на улице ни тени, в переулках нет ни звука,
Серым саваном тумана завалила город скука.
Полька спрыгнула на землю: "Что ж хозяин не встречает?
И дверей гостеприимных мне никто не открывает?"
Подошла к закрытым ставням, постучала в бревна сруба.
"Принесло еще кого там?" – изнутри ей голос грубо.
"Это только – едет полька!"

"Эй, жена! У двери полька! Привечай ее под кровом,
Нужно эту гостью встретить ясным взглядом, добрым словом.
Мы с тобой молодожены, мы не любим тихой грусти.
В наших стенах дышат дудки, в потолке играют гусли,
Печь гудит у нас фаготом, двери звонки, словно скрипки,
Принимая эту гостью, мы не сделаем ошибки,
Обеги, жена, скорее околоток весь соседний,
Созывая без разбору всех – богатый или бедный,
Молви только: "В доме – полька!"

Целый город хлынул к польке, как ручей весной по склону.
Снял богач пред нею шляпу и король свою корону.
В круг пошли княгиня с князем, подхватив мотив горячий,
Тоник с Анежкой танцует, Иозефик кружит с Качей.
Гей, смелее! Гей, быстрее! Всё в движенье, всё танцует.
Это явь или виденье? Печка скачет, ног не чует!
Стены пляшут, двери машут, семенят скамеек ножки.
Бревна стен качает танец; на загнетке пляшут плошки.
Это только – вьется полька!

* * *

Видел я, ты лежишь на столе
Под лиловой искусственной ночью.
Мне припомнились средневековые пытки,
Что в паноптикумах демонстрируются на восковых фигурах.
Та лиловая ночь без звезд
Среди белого дня,
Словно ночь на другой планете,
Разбивалась о занавески цветные.
Та лиловая ночь в опустелых покоях,
В тех покоях, что помнили тысячи переездов
И знали мой сон,
Что приснился мне в ночь, когда получил о твоей болезни известье.
Переезжали мы
В уродливый дом, что в предместье,
На какой-то чердак.
С той минуты меня одолела тоска.
О лиловая ночь,
Глубоко я вдыхаю твой воздух.
Если б выдохнуть с ним и тоску мою!
О лиловый искусственный свет среди белого дня в конце января.
Если б выдохнуть холод тоски и дышать бы цветеньем акаций!