НЕБЕСНАЯ ПОДРУГА

Она склонилась к золотой
      Ограде в небесах.
Вся глубина вечерних вод
      Была в ее глазах;
Три лилии в ее руке,
      Семь звезд на волосах.

Хитон свободный, и на нем
      Для литаний цвела
Лишь роза белая, - ее
      Мария ей дала.
Волна распущенных волос
      Желта, как рожь, была.

Казалось ей - прошел лишь день,
      Как умерла она,
И изумлением еще
      Была она полна.
Но там считался этот день
      За десять лет сполна.

Но для кого и десять лет...
      (...Но вот моих сейчас,
Склонясь, она волной волос
      Коснулась щек и глаз...)
...Ничто: осенняя листва,
      Мелькает год, как час.

Она стояла на валу,
      Где божий дом сиял;
У самой бездны на краю
      Бог создал этот вал,
Так высоко, что солнца свет
      Внизу - едва мерцал.

Был перекинут чрез эфир
      Тот вал, как мост - дугой,
Под ним чредою - день и ночь
      Сменялся пламень тьмой;
И, как комар, кружась, земля
      Летела пустотой.

И о любви бессмертной пел
      Хор любящих пред ней
И славословил имена,
      Что были всех милей;
Взлетали к богу сонмы душ,
      Как язычки огней.

Она чуть-чуть приподнялась
      Над дивною дугой,
Всем теплым телом прислонясь
      К ограде золотой;
И лилии в ее руке
      Легли одна к другой.

И вот увидела она,
      Как бьется пульс миров,
И развернулась перед ней
      Вся бездна без краев;
И зазвучала речь ее -
      Хор звездных голосов.

Как перышко за солнцем вслед
      Плыл месяц в глубине,
И зазвучала речь ее
      В бездонной тишине,
И голос был - как пенье звезд,
      Поющих в вышине.

(О счастье! Разве не ее
      Мне голос тот звучал,
И разве колокольный звон,
      Что небо наполнял, -
То не был звук ее шагов,
      Которым я внимал?)

Она сказала: "Знаю я -
      Ко мне придет он сам,
Я ль не молилась в небесах,
      И он молился там,
А две молитвы не пустяк,
      Чего ж бояться нам?

В одежде белой будет он,
      С сияющим венцом,
Мы в полный света водоем
      С ним об руку войдем
И на виду у бога, так,
      Купаться будем в нем.

Мы встанем с ним у алтаря,
      Одни - в руке рука,
Там от молитв огни свечей
      Колеблются слегка,
И тают прежние мольбы,
      Как в небе облака.

У древа жизни ляжем с ним,
      И нас прикроет тень.
Незримо голубя хранит
      Его благая сень;
И божье имя каждый лист
      В нем славит целый день.

И стану я учить его
      Там, лежа так вдвоем,
Всем песням, что я пела здесь, -
      Их вместе мы споем,
И после каждой что-нибудь
      Мы новое поймем".

(Увы! Вдвоем - ты говоришь.
      Да, ты была со мной.
Сольет ли бог когда-нибудь
      В одно меня с тобой,
Ту душу, что в любви к тебе
      Была с твоей душой?)

"По рощам вместе мы пойдем
      Искать Марии след, -
С ней пять служанок, их имен
      На свете слаще нет:
Сесили, Гертруд, Розалис
      И Магдален с Маргарет.

Они уселися в кружок,
      Их волосы в цветах,
И пряжи золотая нить
      Бежит у них в руках:
Новоявленным душам ткань
      Готовят для рубах.

Смутясь он, верно, замолчит, -
      Тогда своей щекой
К его щеке я приложусь,
      И о любви простой
Я расскажу, и божья мать
      Рассказ одобрит мой.

Нас поведет она к нему,
      Где, светом нимбов слит,
Коленопреклоненных душ
      За рядом ряд стоит.
Где с лютнями навстречу нам
      Хор ангелов взлетит.

И там я попрошу для нас
      У господа Христа,
Чтоб только были вместе мы,
      Как на земле тогда.
Тогда не долго, а теперь
      Навеки, навсегда".

"Все будет так, лишь он придет", -
      Добавила она.
И ангелов сквозь блеск лучей
      К ней ринулась волна.
Улыбка на ее губах
      Была едва видна.

(Ее улыбку видел я.)
      Но дивный свет погас.
Она заплакала, прикрыв
      Рукой сиянье глаз.
(И дальний, тихий плач ее
      Я слышал в этот час.)

LA NUIT BLANCHE*

Словно в зареве пожара
Я увидел на заре,
Как прошла богиня Тара,
Вся сияя, по горе.
Изменяясь, как виденья,
Отступали горы прочь.
Было ль то землетрясенье,
Страшный суд, хмельная ночь?

В утра свежем дуновенье
Видел я - верблюд ко мне
Вне законов тяготенья
Подымался по стене,
И каминная задвижка
Пела с пьявками, дрожа,
Распаленная мартышка
Сквернословила, визжа.

С криком несся в дикой скачке
Весь багровый, голый гном,
Говорили о горячке
И давали в ложке бром,
А потом загнали в нишу
С мышкой, красной как луна,
Я просил: "Снимите крышу,
Давит голову она!"

Я молил, ломая руки, -
Врач сидел как истукан, -
Что меня спасти от муки
Может только океан.
Он плескался подо мною,
Пену на берег гоня,
И понадобились трое,
Чтобы сбросить вниз меня.

И шампанским зашипели,
Закружились надо мной
Семь небес, как карусели,
И опять возник покой;
Но осталась, чуть мигая,
Вкось прибитая звезда,
Я просил сестру, рыдая,
Выпрямить ее тогда.

Но молчанье раскололось,
И в мой угол донесло,
Как диктует дикий голос
Бесконечное число
И рассказ: "Она сказала,
Он сказал, и я сказал..."
А луну, что мне сияла,
В голове я отыскал.

И слепец какой-то, плача,
Слез не в силах удержать,
Укорял меня, что прячу
Где-то я луну опять.
Стало жаль его немного,
Но он свистнул у стены.
И пресек мою дорогу
Черный Город Сатаны.

И на месте, спотыкаясь,
Я бежал, бежал года,
Занавеска, раздуваясь,
Не пускала никуда.
Рев возник и рос до стона
Погибающих миров -
И упал, почти до звона
Телеграфных проводов.

Лишь одна звезда светила
В напряженной тишине
И, хихикая, язвила
И подмигивала мне.
Звезды с высоты надменной
Ждали, кто бы мне помог.
От презренья всей вселенной
Я ничем спастись не мог.

Но живительным дыханьем
День вошел и засиял,
Понял я - конец страданьям,
И я к Господу воззвал.
Но, забыв, о чем молиться,
Я заплакал, как дитя,
И смежил мне сном ресницы
Ветер утренний, шутя.

* Бессонная ночь (фр.)

БРЕМЯ БЕЛЫХ

Несите бремя белых, -
И лучших сыновей
На тяжкий труд пошлите
За тридевять морей;
На службу к покоренным
Угрюмым племенам,
На службу к полудетям,
А может быть - чертям!

Несите бремя белых, -
Сумейте все стерпеть,
Сумейте даже гордость
И стыд преодолеть;
Предайте твердость камня
Всем сказанным словам,
Отдайте им все то, что
Служило б с пользой вам.

Несите бремя белых, -
Восставьте мир войной,
Насытьте самый голод,
Покончите с чумой,
Когда ж стремлений ваших
Приблизится конец,
Ваш тяжкий труд разрушит
Лентяй или глупец.

Несите бремя белых, -
Что бремя королей!
Галерника колодок
То бремя тяжелей.
Для них в поту трудитесь,
Для них стремитесь жить,
И даже смертью вашей
Сумейте им служить.

Несите бремя белых, -
Пожните все плоды:
Брань тех, кому взрастили
Вы пышные сады,
И злобу тех, которых
(Так медленно, увы!)
С таким терпеньем к свету
Из тьмы тащили вы.

Несите бремя белых, -
Не выпрямлять спины!
Устали? - пусть о воле
Вам только снятся сны!
Старайтесь иль бросайте
Работу всю к чертям -
Все будет безразлично
Упрямым дикарям.

Несите бремя белых, -
И пусть никто не ждет
Ни лавров, ни награды,
Но знайте, день придет -
От равных вам дождетесь
Вы мудрого суда,
И равнодушно взвесит
Он подвиг ваш тогда.

ЛЕПАНТО

Искрясь, белые фонтаны льются в солнечном дворце,
Вызывая у Султана смех веселый на лице;
На лице, что в страх повергло все подвластное ему,
Смех волнует тьму лесную, бороды Султана тьму,
И, кровавый полумесяц, полумесяц губ кривит, -
Средиземных вод просторы флот Султана бороздит,
К мысам италийским смело корабли его прошли,
В Адриатике Морского Льва разбили корабли.
И сам папа в агонии руки вскинул пред крестом, -
Королей созвал христианских, чтоб спасали Крест мечом.
Смотрит в зеркало спокойно королева англичан,
Валуа последний сонно в храме слушает орган;
Тень испанского оружья на далеких островах,
Бог у Золотого Рога весел в солнечных лучах.
За холмами еле слышно барабанный гул растет,
Где на троне безыменном принц развенчанный встает,
Где скамью позора кинув, из неведомой страны,
Христиан последний рыцарь меч снимает со стены,
Рыцарь - трубадур последний, для кого запела вдруг
Птица - мир тогда был молод - пролетавшая на юг.
В этой тишине огромной, по дорогам между скал

Гул Крестового Похода постепенно нарастал.
Но далекий гром орудий потревожил тишину, -
Дон-Хуан Австрийский выходит на войну.
И холодный ветер ночи жесткие знамена рвет,
Пламя факелов багровым дымным золотом течет,
Обливая медь литавров, освещая небосклон,
Пушки, трубы и фанфары, и затем - выходит он;
И в кудрявую бородку Дон-Хуан роняет смех,
И, смеясь, пренебрегает в мире славой тронов всех,
И, как знамя всех свободных, гордо голову несет, -
Испании любимой - ура!
Смерть Африке!
Дон-Хуан Австрийский
По морю плывет.

Магомет в раю блаженном над вечернею звездой
(Дон-Хуан Австрийский идет, идет войной).
Он в объятьях вечной гурии трогает слегка тюрбан,
Тот тюрбан, что ткали зори и лазурный океан, -
Содрогнулся сад павлиний, с места Магомет встает,
Он деревьев выше ростом и над ними он идет,
Голосом, сквозь сад летящим, голосом, где гром и звон,
Азриала, Ариэля и Амона кличет он,
Демонов и великанов
С сотней глаз и сотней крыл,
Кто при Мудром Соломоне
В небе место заслужил.

Духи ринулись сквозь утро в пурпур легких облаков,
Духи ринулись из храмов всех разгневанных богов,
В зелени травы и тины поднялись со дна морей,
Где безглазые и злые бродят скопища теней,
Как жемчужною болезнью, тиной облепило их,
Водоросли и моллюски наросли корой на них.
Голубым сапфирным дымом изо всех щелей земли,
К Магомету, словно слуги, на поклон они пришли.
И сказал он: "Раскрывайте недра гор, чтобы скорей
Скрылся в них народ-отшельник от лихой беды своей,
И гоните всех Гяуров, прогоните навсегда,
Ибо с запада, я знаю, к нам опять идет беда.
Надо всем, что в этом мире - Соломонова печать, -
Над печалью, и над знаньем, и уменьем созидать;
С гор высоких, с гор высоких громы грозные гремят,
Этот голос наши домы рушил сотни лет назад.
Это тот, кто слово кисмет ввеки не произнесет, -
Это Ричард, это Раймонд, это Готфрид у ворот;
Этот тот, кто ради выгод улыбнется над бедой; -
Чтоб восстал наш мир навеки - растопчите их ногой!"
Так сказал он, ибо слышал, как грохочет барабан.
Но уже идет войною Австрийский Дон-Хуан.
Внезапно и тихо - ура!
Удар грома из Иберии!
Дон-Хуан Австрийский
Прошел чрез Алкалар.

Михаил святой на гору встал на северных морях
(Дон-Хуан Австрийский летит на парусах),
Где приливы и отливы пенят гребни волн седых,
И где ставят красный парус рыбаки в ладьях своих,
Он трясет копьем железным, каменным стучит крылом, -
Сквозь Нормандию проходит этот одинокий гром.
И весь север полон текстов и больных усталых глаз,
И от злобы умирает добродетель в этот час,
Христианина Христианин насмерть в доме бьет ножом,
Он в испуге пред Христовым опечаленным лицом,
Ненавидит он Марию, что Господь приветил сам.
(Дон-Хуан Австрийский несется по волнам.)
И призывает Дон-Хуан сквозь тьму и ветра вой,
И губы сложены его рокочущей трубой,
Трубой ревущей - Ха!
Domino gloria!
Дон-Хуан Австрийский
Скликает корабли.

Король Филипп в своем дворце, украшенный руном
(Дон-Хуан Австрийский на палубе с мечом),
А на стенах черный бархат, бархат мягкий, точно грех.
Карлики ползут по складкам, прячась в бархат, словно в мех,
И фиал едва пригубил, и хрусталь уже звенит,
На лице его бескровном серо-пепельный налет,
То лицо - как лист растенья, что всегда во тьме растет,
В том фиале смерть таится, и конец благим делам,
Но Дон-Хуан Австрийский стреляет по врагам.
Но Дон-Хуан охотится, и свора псов ревет,
И по Италии слух гремит о том, что он идет.
Выстрел за выстрелом - бах! бах!
Выстрел за выстрелом - ура!
Дон-Хуан Австрийский
Открыл огонь!

Папа был в своей часовне в день, когда возникнул бой
(Дон-Хуан в дыму, как в туче, словно в туче громовой),
Папа в комнате потайной, только с господом самим.
Там в оконце мир глядится крошечным и дорогим;
Он, как в зеркале, в оконце видит - в дымных облаках
Выстроенный полумесяцем флот его на парусах,
Крест и Замок покрывая тенью, мчится на врагов,
Скрыв корабль святого Марка и его крылатых львов.
Он вождей чернобородых видит в палубных дворцах,
А под палубами в тюрьмах, где царит смертельный страх, -
Гибнут пленные христиане от страданий и тоски,
Словно брошенные в море или в шахты-рудники.
Гибнут, как рабы в работе - и повисла в облаках
Лестница богов, великих в дальних древних временах,
Гибнут молча, без надежды, как и те, что пред царем
На граните Вавилона погибали под конем;
И не мало их теряет разум свой в таком аду,
И надсмотрщик желтолицый бьет кнутом их на ходу.
Папа видит - нет спасенья, и господь его забыт.

Но Дон-Хуан Австрийский сквозь строй врагов летит
И с кровью залитой кормы из пушек он палит, -
Кроваво-пурпурным огнем весь океан горит,
И волн серебряных кипят, как кровью, гребешки,
И люки взламывает он и трюмные замки,
И тысячами пленные выходят на простор,
Их свет свободный опьянил и ослепил их взор
Vivat Hispania!
Domino gloria!
Дон-Хуан Австрийский
Свой народ освободил.

И Сервантес на галере меч в ножны запрятал свой
(Победою увенчан Дон-Хуан спешит домой),
Вновь пустынные дороги видит он в своей стране,
Где скитаться будет вечно тощий рыцарь на коне,
Пряча меч и улыбаясь, но не так, как тот Султан...
(Из Крестового Похода возвратился Дон-Хуан.)