БРЕМЯ НИНЕВИИ

Сегодня, посетив Музей,
Я восхищался все полней
Элладою прошедших дней:
Какое счастье для людей
         Ее искусств дары живые!
Со вздохом их я покидал -
Меня туманный Лондон ждал;
Я, выходя, у двери встал
И видел, как внесен был в зал
         Крылатый зверь из Ниневии.

Имел он человечий лик,
На чреслах - руны тайных книг,
С копытами, могуч и дик, -
То в митре Минотавр иль бык,
         Хранящий тайны вековые
Забытых верований прах,
Повитый в тонких пеленах,
Он грелся в солнечных лучах
И в наших представал глазах
         Как воплощенье Ниневии.

Следы узорчатых пелен
Еще хранил, иссохнув, он:
Блюдя таинственный канон,
Свершали хоры смуглых жен
         Над ним моления какие?
Какой свершали ритуал?
Каким заклятьем он внимал?
В каких глухих темницах спал,
Пока Британец не порвал
         Молчанье древней Ниневии?

О, если бы под каждый кров,
Закрытый даже для ветров,
В песках, где тяжкий шаг веков
Бесследней бега скакунов,
         Могли взглянуть глаза людские, -
Казалось, пали б чары вдруг,
И встали б воины вокруг,
И под стрелой запел бы лук,
И слышался б кимвалов звук,
         И жизнь воскресла б в Ниневии!

На пыльной нашей мостовой
Тень зверя чертит контур свой.
Тоска темницы вековой,
Ни свет, ни тень, - пока чредой
         Сменялись возрасты земные.
Кто видел из жрецов, о Бог,
Бессмертья твоего залог?
Их нет, - ты сроки превозмог,
И та же тень твоя у ног,
         Как в оно время в Ниневии!

Свет солнца ту же тень чертил
В день, что пророк нам сохранил,
Когда Господь небесных сил
Ионе тыкву возрастил,
         Храня решения благие;
И неизменна тень была, -
От света, что луна лила,
От ламп во храме без числа,
От пламени, что сжег дотла
         Сарданапала Ниневию.

Сеннахериб в твоей тени,
Гоним сынами, в злые дни
Скрывался, а в него они
В алтарной целились сени;
         Семирамида золотые
Дары несла к твоим ногам,
Ища любви, грозя врагам;
А ныне христиане там,
В твоей тени воздвигнув храм,
         Христу молились - в Ниневии.

Теперь, о бедный Бог, попал
Ты в этот чуждый, гулкий зал,
И падает на пьедестал
Тот свет, что с давних лет считал
         Наш Лондон - за лучи дневные;
И школы чинной чередой
Проходят в праздник пред тобой
И видят факт в тебе живой
Великой эры прожитой -
         "Рим, Вавилон и Ниневия".

Кто б ждал, что жребий твой таков,
Когда, слагая звенья строф,
Которых повторить - нет слов,
Перед тобою сонм жрецов
         Бледнел в экстазе литургии?
Рим, Греция, Египет, - вам
И вашим гордым божествам
Не снилось, что искусства храм
Вас приютит, и будет там
         К вам близко - Бог из Ниневии!

Где в недрах камни спать могли,
Что здесь оградою легли,
Пока столетия текли
И капища твои росли,
         Веков свидетели немые?
О, что не кажется чужим
Проснувшимся очам твоим?
Что веет для тебя былым?
Лишь свод небес, неумолим
         И пуст, как древле в Ниневии.

Да, здесь из мумий вдоль стены
Иные быть привезены
Могли в музей твоей страны
И были в нем сохранены,
         Как древности, тебе чужие;
И вот, всех выходцев могил,
Вас ныне рок соединил:
Бог смертный, - кто бы он ни был:
Изида, Ибис, крокодил,
         Из Фив или из Ниневии.

Да, не один священный лик.
Металлы, и таблицы книг,
И кости, - только свет проник
Под землю, - в прах распались вмиг
         От веянья живой стихии, -
И, как они, тогда в сердцах
Будившие священный страх,
Так в ярких солнечных лучах
Сгорела, рассыпаясь в прах,
         Былая слава Ниневии.

Когда строитель от трудов
Почил, стояли у брегов
Громады гордых городов,
Колонны капищ и дворцов,
         Порфировые, золотые;
Когда Иона в край чужой
Был послан вечным Иеговой,
Он встретил море пред собой,
Где гордость трон воздвигла свой,
         Как после - в пышной Ниневии.

Когда весь мир, доступный нам,
Князь гордости открыл очам
Спасителя с горы и там
Сказал: "Мне поклонись, и дам
         Все царства я тебе земные", -
Средь пышности, ласкавшей взор,
Нежданный возникал отпор,
Где моря Мертвого простор
Рябил под ветром, - до сих пор
         Тебе чужой, о Ниневия.

Блудница пышная! Твой трон
Царит над миром без препон;
Шли годы, шли столетья, - он
Мог отражать, несокрушен,
         Все посягательства людские;
Тебе и в час победы гнев
Явился меж поющих дев,
И их воркующий напев
Царя встречал, запечатлев
         Завоеванье Ниневии!

Я здесь очнулся. Надо мной
Стал ветер резче; как порой
Улыбку гонит гнев людской,
Так гас и таял свет дневной,
         И ветра завыванья злые,
Казалось, тень сметали вон;
И Бог, как роком обречен,
Стоял, короной отягчен;
В нем был, казалось, заключен
         Вопль онемевшей Ниневии.

А люди, средь жилых громад
Спешившие вперед, назад,
Невольно поражали взгляд,
Как гипсовых фигурок ряд, -
         Все те же формы, как впервые,
Казалось, принимал их строй;
И мог в грядущем разум мой
Вопрос провидеть роковой:
Что было прежде, в век былой.
         Наш Лондон - или Ниневия?

Ведь как тогда крылатый Бог
Стоял, пока пустынь песок
Над ним могилою не лег
И, как неумолимый рок,
         Закрыл его глаза пустые, -
Так простоит он и сейчас,
И лодки Австралийских рас
Его когда-нибудь от нас
Возьмут, - как древность, в этот раз
         Из Лондона - не Ниневии.

Иль, на столетия поздней,
В сознанье будущих людей
Невольно выступят ясней
Истории ближайших дней,
         Событья древности седые;
И, эту статую потом
Здесь в месте отыскав пустом,
Решат, что в культе мы своем
Склонялись ниц не пред Христом,
         А перед богом Ниневии.

Я улыбнулся; но сменил
Вопрос улыбку: пара крыл
С порывом к небу, но без сил,
Взгляд, что в недвижности застыл;
         На чреслах - письмена чужие;
Корона, тяжкая, как рок;
Стопы, давящие песок, -
Ужели (думал я) - то мог,
О Ниневия, быть твой Бог, -
         И твой, царица Ниневия?

НОКТЮРН ЛЮБВИ

О полночный Повелитель
Недр, где любят сны блуждать!
Я пришел в твою обитель
И сзываю духов рать
Милую завоевать,
       О властитель!
Помоги мне заклинать.

Смутный, тихий, недвижимый,
С нами мир заворожен.
Гулкий и неуловимый,
Будь я силой наделен
Выбрать и послать ей сон!
       О, любимой
Знаю, что сказал бы он.

Много есть здесь грез: иная
Погруженья в сон не ждет.
Сказка душная, лесная,
Та - забвенье от забот,
Напевая, нам несет;
       В той, рыдая,
Веет жуткой скорби гнет.

Сны поэта неизменно
Здесь роятся: средь полян
Пляшут эльфы вдохновенно,
Звучный воздух густ и прян.
Буйной пеной бьет фонтан,
       Песнь сирены
Напевает океан.

Здесь, в блаженстве единенья,
Светлых брачных снов экстаз, -
Разделенные виденья;
Лик, чуть брезжущий для нас
В миг рожденья, в первый раз;
       Откровенья,
Тайные, в наш смертный час.

Мой же сон - в нем управляет
Тень прелестная одна,
Взор правдивый отражает
Душу, чистую до дна,
Гордость, мудрость в нем видна;
       Сердце знает,
Как любовь ее верна.

Без нее мои виденья
Ужасом населены:
Дьявольские наважденья,
Страх падений с крутизны,
Норы, гадами полны,
       Сотрясенья
Погребальной пелены.

Верно ль? Тайный, как известно,
Что, как будит каждый крик
Отзвуки в долине тесной, -
Так для каждого возник
Волею твоей двойник:
       Бестелесный,
Призрачно-подобный лик.

О, когда б, бродя случайно
Зыбким рядом ступеней,
Что колеблются бескрайно
В царстве вихрей и теней,
Мог я с помощью твоей,
       Встретясь тайно,
Свой двойник направить к ней!

Нет, не я. Но неужели
Не властна твоя рука
Вызвать у ее постели
Смутный облик двойника,
Веющий над ней слегка,
       Еле-еле,
Как дыханье ветерка!

В рощах, с робкою мольбою,
Нежная весна цветет,
И, сливаясь меж собою,
Голос ветра, голос вод
К солнцу песнь свою несет, -
       Пусть с весною
Он и стонет и поет.

В песне тишина ночная
Властною звучит струной:
В стоне шепчет, иссушая,
Жгучий, злой полдневный зной.
Песнь и стон - прилив весной.
       Жажда Мая
Мучит зябкою тоской.

Не прощальные моленья
Отлетающих часов,
Не пустые восхваленья
Льстивых мира голосов, -
Пусть моих признаний зов
       В сновиденье
Тверд, уверен и суров.

Где б ни ожила туманно
Греза сонная моя, -
Ночью ль, днем, где неустанно
Солнце тенью острия
Чертит миги бытия, -
       Так нежданно
Пусть замедлит взор ея.

Вдруг, подвластный чьей-то силе,
Тихий лик ее мелькнет:
Так, в невидимом кадиле
Лес свой тонкий запах ткет,
Ветви ты раздвинь - и вот
       Купы лилий
Дышат в лоне тайных вод.

Пусть мой образ, о Всевластный,
Над царицею моей
Склонится, шепча неясно,
Меж других ночных теней.
Пусть, о Властелин ночей,
       Не напрасно
Он, моля, взывает к ней.

Если же, увы, явиться
К ней дерзнет двойник иной
И ему моя царица
Улыбнется, - призрак мой
Примет ли неравный бой?
       Иль смирится
И растает в тьме ночной?

Разве б мог любви носитель
Для любви готовить яд?
Если чувств души, Властитель,
Сны ее не утаят, -

Пусть, безмолвием объят,
       В снов обитель
Мой двойник уйдет назад.

Пусть как пар мелькнет он пенный,
Как неясный, беглый свет;
В струнах лютни - стон мгновенный
, На стекле - дыханья след;
Мне ж, увы, один привет,
       Холод тленный,
Мертвенный, последний бред.

Все тогда, чем я обманут, -
Призраки зовущих благ,
Медленно, бледнея, встанут,
Встретив твой печальный знак.
Все - лишь грезы, если так.
       Пусть же канут
Без следа в твой сонный мрак.

Нет, не смерть, гласит преданье, -
Жизнь всегда давал ты нам:
Чрез тебя, смешав дыханье,
В сне жену обрел Адам.
Сон любви, внемли мольбам,
       В испытанье
Жизнь, не смерть пошли мне сам!

Да, трепещущий и страстный,
Это - зов к Любви самой.
Ты - Любовь, и сон, согласный,
Милую роднит со мной.
Именем ее одной,
       Бог Всевластный,
Не отвергни голос мой!

С ТОГО БЕРЕГА СТИКСА

Я всем чужой в своем уединеньи,
Моих путей свободно избран ход,
И равнодушно я слежу с высот
Людского моря праздное волненье.

Твой голос долетел в страну забвенья, -
На праздник жизни он меня зовет.
Я мертв давно, - но хочешь ты, и вот
Встаю, даря тебе повиновенье.

Ты знаешь ли, что мертвых страсть страшна?
От поцелуев не заснет она,
С ушедшими нельзя играть любовью.

Кроваво-красны, чувства их горят,
И если губы бледны и дрожат,
То, значит, сердце истекает кровью.

NOCTURNE

Смолкли птицы, тихо спит равнина,
Солнце медлит у черты заката,
Чуть дрожат стыдливые осины,
Грезами блаженными объяты.

Стих работы шум неугомонный,
Спят поля в дали необозримой, -
Только флюгер бодрствует, бессонный,
Над тоской минут, идущих мимо.

В прошлое глядит пытливо, строго,
Заодно с душой моей усталой…
Предано забвению так много…
Ночь проходит. А сбылось так мало.