ЖАЛОБА ОРГАНИСТА
ЦЕРКВИ БОГОРОДИЦЫ В НИЦЦЕ

Зимние вороны простонали давно,
Простонали псалмы в бледную просинь…
Близится с ливнями осень…
Прощайте, кусты казино!

Вчера она казалась еще бледнее…
Помню: всем телом дрожала она.
Эта церковь так холодна!
Ах, здесь только я любуюсь ею.

За грустной улыбки мгновенный свет
Я сердце свое разрубил бы,
И я верен ей был бы
Навсегда в этом мире побед.

Я хочу ее с miserere встретить
В тот день, когда она умрет…
Она с такою вселенской тоской позовет,
Что Господь Бог мне должен ответить.

Но нет, я останусь один, в мечтах
О возлюбленной, умершей в чахотке,
Обширное сердце качая, как в лодке,
В твоих вечных фугах, Бах.

И каждый год, печален и нем,
Так, чтобы подозренья ни к кому не пришли,
Я буду расковывать тот Реквием,
Который я создал на смерть Земли!

ЗИМНИЙ ЗАКАТ

Как жалобен закат сегодня в небесах!
Вихрь безнадежности расплакался в кустах,
Швыряя мертвые сучки к листве спаленной.
…………………………………………………
…………………………………………………
…………………………………………………
О Солнце! Летом ты, во всем величьи славы,
Как Дароносица, - вдруг падало на травы,
Расплавив всю лазурь!.. А нынче надо мной
Шафранный диск - без блеска и больной,
И, киноварь разлив, вдали ты стынешь кротко
Один, украшенный лишь смертью и чахоткой,
И зябким облакам бросаешь слабо ты
Свинцово-белые да желтые черты.
Viel-or, и rose-fane, и серый, и лиловый…
О да! Конец, конец! Лишь воет вихрь суровый!
Всё желто, грязно… Ах, уже сомкнулся путь.
Исполнен срок земли; ее бессильна грудь.
А дети жалкие - худы, бледны, и гадко
От черезмерных дум над вечною загадкой.
Под тяжестью одежд, согнутые, дрожат,
И в чаще сумрачных бульваров нем их взгляд,
И горький смех над их абсентом бродит,
Когда беременные женщины проходят
И выставляют грудь и животы -
В звериной гордости рабынь святой мечты.

Безвестный ураган последнего развала!
Сюда, сюда! Вздымая трубы шквала,
Бери наш шар нечистый и смети
Проказу городов и их сынов с пути.
И брось обломки их в пучину без названья…
Никто не помнит пусть, в величии незнанья
Предвечных солнц и звезд любви живой,
О мозге сгнившем, что когда-то был землей.

ПЕРЕД БОЛЬШОЙ РОЗЕТКОЙ
В ОКОННИЦЕ ЦЕРКВИ БОГОРОДИЦЫ

Cupio dissolvi et esse cum Christo*

О зов торжественный и странный!
Как Dies irae слышен вновь.
Розетка храма восьмигранна,
И в ней, печалью осиянны,
И преклоненье, и любовь.

Лавина роз устало-бледных,
И душных лилий томный рой,
Покой тычинок заповедных -
И аромат и звон победный,
Разбив, мне сердце успокой!

Я вечный аромат страданий.
Без плоти - Жар. Без цели - Страсть.
Хочу я масл благоуханий,
Хочу улыбок и рыданий
И к чистому хочу припасть.

Все в нимбах лала и топаза,
Прозрачные в венке лучей,
Огни веков - Святая стража
В одежде неги и топаза
Меня уносит в свой ручей.

Блаженство! Мука! Мука снова!
И пред избранником небес,
Чей дух как дым костра святого,
Ворота рая голубого
На петлях злобных - без завес.

О Аллилуйа! Слабость! Нежность!
Небесный спазм! Возврата нет!
Бурь ликования мятежность,
Сплетай в объятьях всю безбрежность
Любовью дышащих планет!

А мира скорбное рыданье,
Что без конца повторено,
Течет сквозь гимны ликованья
Сфер, - вечным эхом мирозданья
Приотворившихся давно!

ЖАЛОБА БОЛЬШИХ СОСЕН В ПОКИНУТОЙ ВИЛЛЕ

Весь вечер солнце хмурилось в тумане,
Не усмирился ветер до сих пор.
Но мы - вверху священный взор,
Который разметет асфальтовые ткани!

- Ах, я вами совсем разорен,
Балы бриллиантов, женские тени…
Наверно, наверно, я не рожден
Для таких наслаждений!

Не усмирился ветер до сих пор,
О кашель хаоса, о стоны погребаний!

- Земли проданы… Сколько людей,
Что рабски мне подавали перчатки,
В этот миг из моих рублей
Дают взятки.

- На низком небе траурные ткани.
Им Miserere вслед гремит зловещий хор.

- Вижу их, погрузивших руки в плоды,
Перстни на пальцах меняющих жадно.
Наши ночи, скитанья и наши труды
Им непонятны.

- О кашель хаоса, о стоны погребаний!
Запоем, как Мемнон! Солнце смотрит в упор!

А меня приютила эта кровать,
Бесцветная комната в отеле…
Как бы хотела я не слыхать
Ноябрьской метели!

Она усмиряет ветра сумрачный хор!
Облака стирает, как пену мечтаний!

- Берта, чей взор подобен цветам,
Кто молился о моем возвращеньи,
Что делаешь ты, выйдя замуж, там,
В провинции, в отдаленьи?

- Будем петь, как Мемнон! Солнце смотрит в упор!
Вот оно, как из гроба восстав, - всё сверканье!

- О, какой ветер! Всякий сон, прощай!
Боже! Я болен и нет мне услады!
О наше окошко, наш солнечный рай
В Баден-Баде!

- Мол рухнул! К великим свершеньям, сжиганьям!
Святые дары! Labarum noctis irae - твой взор!

- И скоро, один, поеду опять
В Монмартр, в пятом классе,
Далеко от родителей, которые спят
В Эльзасе.

ЖАЛОБА ОБМАНУТОГО СУПРУГА

Sur l'air populaire
"Qu'allais-tu faire a la fontaine?"

Что же делали вы у Распятья?
Проклятье, жена!
Что же делали вы у Распятья?

Сына просила нам даровать я,
О Боже, мой друг;
Сына просила нам даровать я.

А зачем вы стояли в углу?
Проклятье, жена!
А зачем вы стояли в углу?

Не взяв стула, я сберегла три су,
О Боже, мой друг;
Не взяв стула, я сберегла три су.

Не видел ли я спины офицера?
Проклятье, жена!
Не видел ли я спины офицера?

Это Распятье большого размера,
О Боже, мой друг;
Это Распятье большого размера.

На Распятьи нет сверкающих звезд!
Проклятье, жена!
На Распятье нет сверкающих звезд!

Это рана Голгофы, как крест,
О Боже, мой друг;
Это рана Голгофы, как крест.

…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………

…………………………………………
…………………………………………
…………………………………………

Не говорят у подножья Креста,
Проклятье, жена!
Не говорят у подножья Креста.

От избытка любви раскрываю уста,
О Боже, мой друг;
От избытка любви раскрываю уста.

Череп тебе разрублю пополам я,
Проклятье, жена!
Череп тебе разрублю пополам я.

Ему же бессмертную душу отдам я,
О Боже, мой друг;
Ему же бессмертную душу отдам я.