На главную страницу

АЛЕКСАНДР ОЛЕНИЧ-ГНЕНЕНКО

1893, с. Кегичевка Полтавской губ. – 1963

Весьма редкий случай: провинциальному писателю удалось сделать серьезный вклад в поэтический перевод (и даже, насколько известно, не быть репрессированным). С равным правом "в свои" его зачислили справочники "Писатели земли Омской" и "Писатели Ростовского края": с 1909 по 1931 год Оленич-Гнененко (отец которого тоже был поэтом, автором поэтических сборников, изданных под псевдонимом "Михаил Бродяга") жил в Омске, редактировал газеты, а также журнал "Сибирские огни" в Новосибирске. В 1931 году был направлен в Ростов-на-Дону редактором краевой газеты "Донская правда"; некоторое время преподавал в общеобразовательной школе (его учеником был, в частности, будущий поэт-переводчик А.М.Ревич). В 1940 году там же вышел в свет его перевод "Алисы в стране чудес", вплоть до 1961 года книга была еще четыре раза переиздана. Позднее из читательского обихода ее вытеснила работа Н.М. Демуровой (проза), стихи для которой переводила сперва Дина Орловская, а после ее смерти работу закончила О.А. Седакова. Там же были использованы и два перевода, впервые опубликованные С. Я. Маршаком в 1946 году (в журнале "Костер", 1946, № 7 и в книге Маршака "Избранные переводы", тогда же). Переводы Маршака – "Баллада о папе Вильяме" и "Морская кадриль" широко известны, поэтому ошеломляет их очевидное сходство с более ранними версиями Оленича-Гнененко. В принципе – переводы Маршака производят впечатление не столько оригинального текста, сколько хорошо отредактированной работы предшественника. Конечно, Маршак был артистичнее, рифмовал точнее, да и порядок второго и третьего вопросов к "папе Вильяму" у Оленича зачем-то изменен (возможно, этого требовала верстка: в издании 1940 года были использованы работы Дж. Тенниела), – но даже лучший друг, Корней Чуковский, писал в дневнике: "В то время и значительно позже хищничество Маршака, его пиратские склонности сильно бросались в глаза. Его поступок с Фроманом, у которого он отнял переводы Квитко, его поступок с Хармсом и т.д." Так что именем Оленича-Гнененко просто можно продолжить список "жертв" – заодно и понять, почему никакого Кэррола Маршак больше не переводил.
Оленич-Гнененко, видимо, понимал, что бунтовать ему в Ростове не полагается по чину: в журнале "Дон" № 2 за 1946 появилась большая подборка Эдгара По в его переводе, притом опубликованы были самые знаменитые стихотворения: "Ворон", "Колокола", "Улялюм", "Аннабель Ли", "Эльдорадо". В итоге 4 мая 1948 года, при обсуждении стихотворений и переводов Оленича-Гнененко на заседании Секретариата Союза писателей, Маршак проговорил: "...меня пленило какое-то настоящее поэтическое чувство, наблюдательность, чистота стихов в переводах А.П. Оленича-Гнененко из Э. По" (цит. по стенограмме). Как известно, творчество Эдгара По в круг личных интересов Маршака не входило – в таких случаях он бывал милостив.
А Кэрролла Оленича-Гнененко все равно помнит несколько поколений бывших советских детей, которые на нем выросли:

Вейся, вейся, смейся мне,
Нетопырь, летя к луне!
Синей ночью с высоты
Чайной чашкой блещешь ты!


Попробуйте такое забыть.


ЛЬЮИС КЭРРОЛЛ

(1832–1898)

ПАПА ВИЛЬЯМ

– Папа Вильям, – сказал молодой человек, –
Уж давно ты и стар и сед –
Ты, однако, весь день ходишь на голове:
То полезно ль на склоне лет?

– Долго я привыкал, но узнал я зато,
Что мой череп – совсем не воск:
В нем и мозга ведь нет, и никто и ничто
Повредить мне не может мозг.

Вновь юнец пристает к старику не шутя:
– Ты беззубее карася.
Как с костями и клювом убрал ты в гостях
Основательного гуся?

– Был я молод в те дни, стать хотел я судьей
И суды посещал всегда.
Обсуждая решенья с своею женой,
Челюсть я закалил тогда.

– Что за фокус, – сын третий вопрос задает –
Хоть ужасно ты толст теперь,
Через голову прыгнув спиною вперед,
Ты легко вылетаешь в дверь?

И тряхнул головой мудрый старец, смеясь:
– Ловок так я не по годам,
Потому что в суставы втирал эту мазь:
Если хочешь, на грош продам!

– Папа Вильям! Про тонкий твой ум говоря,
Удивляется весь наш дом,
Как на кончике носа ты держишь угря,
И танцуешь еще притом.

На четвертый вопрос не ответил отец:
– Сын! Недаром ты хил и шупл:
Вредно много болтать. Замолчи наконец,
Или с лестницы вниз спущу!

КАДРИЛЬ ОМАРОВ

Говорит Мерлан Улитке: "Не пройти ли нам вперед,
А не то морская свинка хвост совсем нам оторвет!
Посмотри, как резво скачут, где прибоя полоса,
Черепахи и омары. Хочешь с ними поплясать?
Хочешь, можешь, хочешь, можешь, хочешь поплясать,
Можешь, хочешь, можешь, хочешь, можешь поплясать?

Очень весело кружиться с ними в танце день и ночь!
Нас они хватают ловко и бросают в море прочь!"
Но Улитка отказалась: "Даль какая!" и, кося
Глазом нá море, сказала, что в воде плясать нельзя,
Что не может, что не хочет, что не может, поплясать,
Что не хочет, что не может, что не хочет поплясать.

Ей друг чешуйчатый твердит: "Станцуем же хоть раз!
Над нами буря пролетит, и берег встретит нас!
Пусть Англия исчезла: там – Франция опять...
Так не бледней! Скорей, скорей в морских волнах плясать!
Хочешь, можешь, хочешь, можешь, хочешь поплясать,
Можешь, хочешь, можешь, хочешь, можешь поплясать!"