На главную страницу

БОРИС СЛУЦКИЙ

1919, Славянск (Донбасс) – 1986, Тула

О своей переводческой деятельности Слуцкий написал с такой честностью, что его стихотворение о переводческом искусстве нужно процитировать целиком:

Перевожу с монгольского и с польского,
С румынского перевожу и с финского,
С немецкого, но также и с ненецкого,
С грузинского, но также с осетинского.
Работаю с неслыханной охотою
Я только потому над переводами,
Что переводы кажутся пехотою,
Взрывающей валы между народами.
Перевожу смелее все и бережней
И старый ямб и вольный стих теперешний.
Как в Индию зерно для голодающих,
Перевожу правдивых и дерзающих.
А вы, глашатаи идей порочных,
Любой земли фразеры и лгуны,
Не суйте мне, пожалуйста, подстрочник –
Не будете вы переведены.
Пучины розни разделяют страны,
Дорога нелегка и далека.
Перевожу,
                как через океаны
Поэзию
            в язык
                  из языка.

Честность Слуцкого убийственна – в первой же строфе он перечисляет восемь языков, с которых переводит, притом ни одного (за исключением немецкого, который тоже, по признанию составителю, Слуцкий знал “не очень”) не знал. Впрочем, поточному методу перевода кого попало в СССР отдали дань почти все, даже Марина Цветаева. Итог – невероятная разнокалиберность переводов Слуцкого, как в смысле поэтических достоинств оригинала, так и перевода-результата, а за всём этим – одно-единственное лицо Бориса Абрамовича, никак не мастера перевода, но очень хорошего человека, искренне верившего в то, что писал.




ЭЗЕКИЕЛЬ МАРТИНЕС ЭСТРАДА

(1895-1970)

КУПЛЕТЫ СЛЕПОГО

Простейшее чудо пред нами
любви и ума:
цветы с семенами!

Таким был рассеянным он,
что умер,
не зная, то смерть или сон.

Без разъяснений честна
обычная честность,
как немота – нема.

Я умер! – приснилось мне.
Проснувшись, решил я,
что и проснулся во сне.

Я нехотя признаю,
что мне совершенно неважно
всё то, что я узнаю.

Лишь после свадьбы она
поняла, что опять одинока
и, как прежде, – одна.

Уходишь? Ну что ж, всё равно,
ведь не потому, что позвали, –
ушла без того ты давно.

Сорвавшийся с дуба листок
подумал, что освободился,
но ветер его уже влек.

Узнав все слова и дела,
не ведала мудрость, не знала,
зачем она век прожила.

Червь розе признался: во сне
ты бабочкою обернулась!
Приснилась ты бабочкой мне!

Любили так сильно и вольно
друг друга они,
что даже смотреть было больно.

О, что б это ни означало,
но я бы тебя не нашел,
когда б не утратил сначала!

Что скрыто, и глубоко,
и словом невыразимо –
об этом мне петь легко.

ГОТФРИД КЕЛЛЕР

(1819-1890)

ВЕЧЕРНЯЯ ПЕСНЬ

Глаз моих открытое окно,
Что свой свет мне дарит так давно
И картины мира заодно!
Станет в нем когда-нибудь темно.

Свет погаснет навсегда в глазах,
И душа, забыв былой размах,
Пыль дорог стряхнет с себя впотьмах
И осядет в мрачных сундуках.

Только два дрожащих огонька
Будут мне светить сквозь облака,
Не погаснут, не замрут пока,
Словно от пролета мотылька.

Пейте, взоры, сладкий жизни сок,
Всё, что я вобрать душою смог
В странствиях вдоль полевых дорог
На звезды падучей огонек!

АНТОНИЙ СЛОНИМСКИЙ

(1895-1976)

АДРЕС

Не пиши мне на адрес "Максима"
И на адрес кафе Де Маго,
Где Верлен и Рембо
Сидели на плюше дивана.
Там их нет. Всё промчалось мимо.

Не пиши мне на Челси,
Потому что Уэббовский дом,
Если верить табличке, "сдается внаем",
А в доме Уэллса –
Антикварная лавка.

Не ищи меня в Голливуде,
И в Колумбиа Бродкэстинг Систем,
И в Олбэни снобистском,
Потому что туда написавшие люди
Получали все свои письма
Со штампом: "Адресат неизвестен".

Нет, мое местожительство нынче другое.
И поэтому вытащи старый блокнот
И спиши старый адрес: Варшава.
И твердой рукою
Ставь ноябрьскую или сентябрьскую дату.
И письмо несомненно дойдет.

ВЛАДИСЛАВ БРОНЕВСКИЙ

(1897-1962)

ЗВЕЗДЫ

Под звездами так трудно снесть,
излишне тяжко снесть молчанье...
Поэтому и песня есть,
и немужское есть рыданье.

Мир слишком, тягостно велик.
Пред ним язык теряем.
О муза зрелых лет моих,
куда мы отплываем?

ТЕЛА

Миру – благо,
миру – прибыток,
а мне немного:
тела убитых.

Если поднимут
воскресших из тла,
мир обнимут
убитых тела:

тела детей
со дна крематория
будут лететь
над всей историей,

тела девчат,
тела юнцов,
над ними чад
терновых венцов,

тела солдат,
что во рвах ютятся,
пойдут побеждать –
освободятся,

тела из траншей,
из могилок временных,
с веревкой на шее,
тела расстрелянных,

тела затоптанных,
тела гонимых,
нахлынут толпами
непримиримых!

Докажут делом
свою правоту!
А мне с одним телом –
невмоготу.

СТАНИСЛАВ ГРОХОВЯК

(1934-1976)

* * *

У влюбленных те же хлопоты, что и у мертвых,
Им требуются те же шесть досок,
Столько же приглушенного света.

Влюбленным – те же почести, что и мертвым,
Комнату любви окружайте страхом,
Заприте вход детям.

Для влюбленных – угрюмых в радости – те же одежды.
Прежде чем захлопнут двери,
Прежде чем засыплют землю,
Тягчайшая парча спадет с их тел.

НИКИТА СТЭНЕСКУ

(1933-1984)

БАРЕЛЬЕФ С ВЛЮБЛЕННЫМИ

Как на колонны, опершись на миги,
мы снова не равны себе самим,
и ничего мы про себя не знаем:
ни где начнем, ни как мы завершим.
Мы снова превратились в барельефы.
Существовать мы только тем должны,
что в мир повернуты, в его пространства,
и явно выступаем из стены.
Всё вновь сосредоточилось в бровях,
в улыбке, в ласковом ее привете,
в глазах, в протянутой руке,
а прочего как не было на свете.
Прижатые мгновеньем, мы как прежде,
мы снова не равны себе самим,
и ничего мы про себя не знаем:
ни где начнем, ни как мы завершим.
4], Fri, 08 Oct 2004 00:10:26 GMT -->