ОСЛЫ-ИЗБИРАТЕЛИ
Когда в республике зверей
Хозяйство пришло в упадок,
Решили Регента скорей
Избирать, чтоб навел порядок.
Отдельно собрался каждый род,
Учредили партии, лиги,
"Бюллетени"... Четвероногий народ
Одолели совсем интриги.
В особенный же пришли азарт
В комитете ослов придворных
Носители трехцветных кокард,
Желто-красно-черных.
Была там партия лошадей
С дельной программой, возможно,
Но так как ослы в большинстве везде,
Перспективы ее ничтожны.
Когда кандидатом назвать коня
Рискнул один соплеменник,
Устроила митинг его родня,
И был заклеймен изменник.
"Нет ослиной крови в тебе –
Бедняге сказано было –
Какой ты осел? Тьфу, ты так себе –
Плод блудливой кобылы!
И отец твой – зебра: по шкуре видать,
Что ты породы зебрейской.
Чего же еще от такого ждать?
У него и акцент еврейский!
А если и не инородец ты,
То носитель чуждой культуры,
И тебе никогда не понять широты,
Глубины ослиной натуры.
Настоящий осел от осла рожден,
Не то, что ты, пройдоха,
Он природой завидной судьбой награжден
Быть ослом до последнего вздоха.
Да, в бесплодных умствованиях не истончен
Ум осла Немецкой Отчизны –
Как и все его предки, он не учен,
Зато крепок и полон жизни.
Да, наши отцы не читали стишки,
Не списывали их аккуратно,
А честно таскали они мешки
На мельницу и обратно.
И наши отцы бессмертны! Ах,
В земле – только их оболочки.
Живут их души на небесах,
Летают, как ангелочки.
Пресветлые лики святых ослов!
На горе врагам проклятым
Мы все – я в этом поклясться готов –
Свой долг исполним свято.
Какое же счастье быть ослом!
Я этим всегда гордился.
И с крыши готов возвестить о том:
Блажен, кто ослом родился!
Могучий Немецкий Осел зачал
Меня, им воспитан был я.
Немецкое молоко сосал –
Ослиное, не кобылье!
Ужасен безверия пароксизм,
Ужасно духовное вдовство.
Я верю в отечественный ослизм,
В святое наше ословство!
Поскольку осел я, то мой совет:
Изберите осла на царство,
На благо ослам, и увидит свет
Ослиное Государство!
И-а! Долой неослиный сброд!
Вытравим дух лошадиный!
Да здравствует наш великий народ,
Единственный и единый!"
Когда патриот перестал кричать,
Тогда ослы все разом
Копытами начали в землю стучать,
Выражая энтузиазм.
И был всеобщий восторг, и притом
Всеобщее умиленье.
А оратор, помахивая хвостом,
Принимал поздравленья.
НЕВОЛЬНИЧИЙ КОРАБЛЬ
1
Купец голландский мингер ван Кук
С бодростью все растущей
В каюте сидя, ведет подсчет
Своих барышей грядущих.
"Хорош каучук и перец хорош –
Лучше и быть не может –
Песок золотой, слоновая кость,
И черный товарец тоже.
Сумел я достать за стекляшки бус
В долине Сенегала
Шестьсот чернокожих, чьи мускулы – сталь
Крепчайшего закала.
Процентов, думаю, восемьсот
Они принесут дохода,
Если даже допустим в пути
Пятьдесят процентов отхода.
Как-никак, а уж триста голов
Доставлю в Рио-Жанейро.
По сотне дукатов за каждого даст
Старик Гонсалес Перейро."
Мингер ван Кук уже созерцал
Своих трудов награду,
Но тут к нему корабельный врач
Ван дер Смиссен вошел с докладом.
Костлявый, тощий сухой субъект
С веснущатой рыжей рожей.
"А, доктор! Садитесь. Ну как дела
Моих друзей-чернокожих?"
"Я с тем и шел, чтобы Вам сказать,
Что дела их – и наши – плохи:
Мрут – что ни день, то больше. Совсем
Хотят разорить, пройдохи!
Сегодня – семеро, а до сих пор
В среднем за сутки двое.
Убыток неудержимо растет.
Черт знает, что такое!
Я сам констатирую смерть. – Ну как
Доверять такому народу?
Бездельник прикинуться мертвым готов,
Чтоб только быть сброшенным в воду.
Я с трупов велю снимать кандалы –
Чего же их-то лишаться? –
И сам их сталкиваю за борт, –
Совсем перестал гнушаться!
А все потому, что акулы, герр, –
Мои пансионеры –
Питают к негритятине страсть
Выше всякой меры.
С тех пор, как покинули берег мы,
Они плывут за нами,
Уничтожая все, чем мы их
Подкармливаем временами.
За этой трапезой наблюдать
Забавно бывает, ей-богу:
Та тряпку глотает, не разобрав,
Та – голову, эта – ногу!
А после такой зададут концерт!
Такое, герр, ощущенье,
Что это они благодарят
Меня за угощенье."
Вздохнув, ван Кук перебил врача
И молвил: "Великий Боже!
Какое же средство, черт побери,
Уменьшить смертность поможет?"
Доктор сказал: "По своей же вине
Многие негры подохли:
Воздух испортили – не продохнуть
В трюме! – проклятые рохли.
И от безделья тоже они
Гибнут, наверно, не реже.
От этих недугов могли б исцелить
Танцы и воздух свежий."
Ван Кук оживился: "Метод хорош
И дешев, что особенно ценно.
А вы у нас – ну ни дать, ни взять –
Судовой Авиценна!
Даже дельфтского общества президент
По селекции тюльпанов –
На что уж мудрец, а и он против вас
Выглядел бы профаном!
Музыку! Всех из трюма наверх!
Приказываю веселиться!
А тех, кто раскис и не может – бич
Заставит шевелиться".
2
Из глубины бездонных небес
Тропической темной ночи
Тысячи звезд безмолвно глядят
Как умные женские очи.
Глядят они нежно на океан,
Где, томные, неги полны,
Фосфоресцируя в глубине,
Лениво плещутся волны.
Корабль недвижим. В пустых парусах –
Лишь слабое шевеленье.
На палубе факелы зажжены.
Там шум и оживленье.
На скрипке пиликает рулевой,
Кок жарит на флейте смело,
Врач на валторне трубит, а бой
Барабанит – не в такт то и дело.
До сотни негров под этот оркестр
Выделывают пируэты,
Скачут, как бешеные, и стучат
Наручники, как кастаньеты.
От топота весь корабль дрожит,
А черные красотки
Вьются в объятьях голых мужчин
Под свист обжигающей плетки.
Ах, эта плетка – maitre de plaisir!
Лихие ее удары
В момент разогнали унынье и лень,
Веселью поддали жару.
Оймишегой и брэдберебед!
На этот шум неурочный
Чудовища, просыпаясь, плывут
Из глуби моря полночной.
Тупо уставились на корабль
Рыла акул пучеглазых –
Такого дива они, ей-ей,
Не видали еще ни разу:
"Как те, а двигаются и орут...
И что уж совсем странно –
Так много, что всех, пожалуй не съесть.
И для завтрака вроде рано...
Оймишегой и бредберебед,
Далось же им это пенье!" –
Яростно всеми зубами скрипя,
Акулы теряют терпенье.
Их с музыки этой тошнит. Для них
Нет звуков приятней стона.
"Не любящих музыку берегись", –
Сказал поэт Альбиона.
И бредберебед и оймишегой!
Безумные льются звуки.
Мингер ван Кук под мачтой стоит,
Сложив молитвенно руки:
"Спаси, о Господи, ради Христа
Жизнь этих грешников черных!
Глупы они, как скоты, но тебе
Как телята будут покорны.
Христос искупил ведь и их грехи,
Отдав свое тело на пытки.
Хотя бы три сотни оставь в живых!
Иначе мне быть в убытке."