ЮРИЙ ЛЕВИТАНСКИЙ
1922, Киев – 1996, Москва
Юрия Левитанского окружающие (не напишешь – “друзья”, не могут же быть друзьями, скажем, все редакторы) любили настолько, что не просто “давали выбрать стихи” при раздаче очередной изготовляемой с подстрочника книги – ему стихи выбирали сами. Знали, что лучшее (хотя не самое трудное – это ему не заказывали, зная, что со здоровьем у Юрия Давыдовича “не всегда”) он делает по самой высокой мерке, хорошие (в оригинале) стихи в переводе Левитанского станут очень хорошими. Однажды выходили даже его переводы “избранным”, отдельной книгой – только книга эта была из поэзии “соцстран”, а называлась “От Мая до Мая”. И, хотя читателя подобное творение иметь не могло, все равно слава Богу, хотя бы гонорар вечно бедствовавшему Юрию Давыдовичу заплатили. В тяжкие периоды его биографии редакторы старались давать ему что полегче, –– именно тогда, якобы отвечая на анкетный вопрос “Как вы представляете себе счастье?”, Юрий Давыдович якобы ответил: “Три тысячи строк с подстрочника верлибром по рубль сорок за строку... И двойной тираж...” Короче говоря, счастьем Юрий Давыдович считал... восемь тысяч советских рублей. Собственные стихи Левитанского таких гонораров не приносили, разве что в самом конце жизни – он писал всю жизнь, но писал все-таки очень немного. Печатали, конечно, – но уж очень нехотя. Перевод с подстрочника (другим Левитанский, кажется, не занимался) – средство выжить. И все же славные от этого занятия остались образцы поэзии, кто не верит – почитайте приводимую ниже подборку.
ДЮЛА ИЙЕШ
(1902-1983)
СНЕЖНОЕ ВОСПОМИНАНЬЕ
Ах, поросенок бедный мой,
тебя мы слопали зимой.
И те, кого ты обожал,
к кому навстречу ты бежал,
визжал, подпрыгивая, – всё ж
тебе всадили в шею нож:
что делать – кончились корма,
а на дворе уже зима,
и тщетно пробовала мать
тебя за ухо поднимать.
И вот теперь она сама,
тебе носившая корма,
тебя чесавшая, любя, –
держала за ногу тебя.
Я под периною лежал,
и я слыхал, как ты визжал.
Прижавшись к брату, я дрожал,
я уши в ужасе зажал
и думал – бедный, как орет,
и, верно, скоро наш черед!..
А после весело глядел,
как под тобой огонь гудел,
и больше не переживал,
когда я хвостик твой жевал,
а хвостик твой дымком пропах,
и он хрустел в моих зубах.
ЯРОСЛАВ ИВАШКЕВИЧ
(1894-1980)
* * *
Пою о травах и озерах,
чтоб ты могла из-за тумана
тот явственный расслышать шорох,
тот сокровенный vox humana.
Тиха трава, недвижны воды,
незыблем сумрак полусонный.
Лишь иногда под эти своды
взметнется голос окрыленный.
Когда тревожно даль сверкает
и все хоры смолкают мира,
поэта голос не смолкает,
поет взволнованная лира.
Тот голос чистый и печальный
всё так же трогать душу будет,
покуда мир сей изначальный
извечный холод не остудит.
И как ни слабы звуки эти,
и как бы робко ни звучали –
в них весть о солнце, о рассвете
большого дня, его начале.
Ах, мука вечного стремленья,
как сердца ноющая рана:
поймать строкой стихотворенья
большое эхо – vox humana!
СТАНИСЛАВ ГРОХОВЯК
(1934-1976)
* * *
Прекрасное –
О нем ли не тужил я?
Я, столько взять желающий от ближних,
Что даже в смерть не верую? В мгновенье,
Что прежде ослепит, потом наступит?..
Прекрасное –
Его ль не заслужил я?
Кто знал меня,
Таким меня запомнит,
Как будто он Вдове сказать обязан,
Что тот, ушедший,
Ничего ей не оставил.
ДИАЛОГ
Рассказывал мне человек, который пьет водку,
Что ноги у него в порядке, и старость ему не в тягость,
Что он даже в Бога верит, то есть в то, что будет за гробом,
Хотя кое-что
Отложил он
И на черный день, тем не мене.
Ответил я человеку, свою попивая водку,
Что если туча синеет – это значит настала осень,
Что если дерево криво – тут нет ничего такого,
А птаха, бредя по снегу, застудит, пожалуй, лапки.
Потом мы,
Упав в объятья
Друг другу,
Громко рыдали.
ФРАНТИШЕК ГРУБИН
(1910-1971)
ПОЛДЕНЬ
Летит пчела над волнами
клевера, пахнет где-то
рекой, как в прошлое лето
и как через сотню лет.
Глубокое небо над нами,
и жизнь – как пчела в полете –
летит, но в конечном счете
не чтоб долететь, о нет,
к далеким пределам дней,
где нас давно позабыли, –
а просто, чтоб мы в ней были,
чтоб мы пребывали в ней.
ЛОЙЗЕ КРАКАР
(1926–1994)
МОЛИТВА МУХИ
Муха
крылышки чистит
и читает проникновенно
свою молитву:
о, из мух Величайшая,
златокрылая,
в небе сияющая,
солнцу подобная, –
сделай, чтоб не было вечера никогда!
Пусть в яде сгинет и в меде
всё, что не мне предназначено!
Пусть паук-крестовик запутается
в сплетенье чужих тенет.
Пусть мухи и черви плодятся
всюду, где это возможно,
и всё, что Тебе подвластно,
сладостно пусть гниет!
Ты выдай же днесь мне падали –
моей самой любимой снеди!
Покажи мне самые темные
из всех закоулков тьмы!
Проведи меня невредимой
через все пауковы сети –
на любой из наших помоек
прославлять Тебя будем мы!
О, из мух Величайшая, в небе живущая,
погляди –
только мы с Тобою и есть на свете!
Аминь.