На главную страницу

АНДРЕЙ КЛЕНОВ [АРОН КУПЕРШТОК]

1920 – 2004

Слава пришла к Андрею Кленову не столько из литературы, сколько из литературного анекдота: когда он решил отбыть из Москвы на историческую родину, в начале 1978 собрание жильцов жилищного кооператива “Московский писатель”, постановило предоставить первую освободившуюся двухкомнатную квартиру семье писателя Войновича, которые жили вдвоем в однокомнатной и к тому же ждали ребенка. К радости Войновичей, хорошая 2-х комнатная квартира освободилась совсем скоро: в феврале эмигрировал в Израиль Андрей Кленов (он же – Арон Купершток). Одна из первых глав "Иванькиады" так и называется "Арон Купершток отбывает на историческую родину". Андрей Кленов вернул себе имя Арона Куперштока, началсь “Иванькиада” (к данной странице в общем отношения не имеющая, разве что произведения Кленова, в том числе поэтические переводы, больше не могли печататься в СССР, а после распада “империи зла” как-то всем надолго стало не до переводов). Между тем поэт и прозаик Андрей Кленов был заметным литератором вполне без Войновича: член ССП с 1940 года, член Клуба русских писателей в Нью-Йорке с 1979 года, талантливый поэт и просто хороший человек, в последние годы жизни он вновь печатался в Москве. Молва приписывала ему, возможно, подлинную автоэпиграмму: «Наследник Пушкина и Блока, / я – сын еврея Куперштока!..» Видел я его один раз в жизни: в начале семидесятых, на Пресне, шли мы куда-то со Штейнбергом. И вдруг Акимыч бросился и обнял человека из встречного похода пешеходов. Объятие было взаимным и, что называется, «до хруста». «Кто это?» спросил я», когда она расцепились и мы ушли в сторону Зоопарка. «Это Андрей Кленов», сказал Акимыч, «Арон Купершток. Его любил Паустовский…».


КАЗИС БИНКИС

(1893–1942)

40º С


1
Надоело – все дома и дома.
Ни закатов, ни тучек, ни месяца.
Если б не слышал я грома,
Можно было б повеситься.
Господин доктор,
Здоровье мое никуда не годится.
Не могли бы вы одолжить мне
Своего здоровья?
Мне хотелось бы,
Чтоб вокруг летали птицы,
Чтоб поля дышали новью,
Чтоб луга в цветах,
Небеса в облаках,
Чтоб сливы на ветках –
Хоть целься в них…
Эх, стать где-нибудь на семи ветрах
И небо согреть сорокаградусными цельсиями!
Бутылки?
Что бутылки!
Неужели я должен в них утонуть?
Вздор!
Знаете что, господин доктор,
Выпишите мне немного чистого воздуха
И влейте мне воздух в грудь.
Такой аппетит,
Что половину соснового бора
Выпил бы,
Жажду не утолив.
Я еще жив –
Пульс не сдался
И сердце работает споро,
Не сердце, а локомотив.
Кто-то осторожно вздохнул,
Думает:
«Агония…»
Думает:
«Пропитан лекарствами, слабый и хилый…»
Хорошо, что у меня усы,
Иначе бы комнату залила ирония.
Правда ли, господин доктор,
Что вы влюблены в мои бациллы?

2
Утро солнечное, но без жара.
Голова в порядке.
Мысли слушаются меня.
Но едва возвращается в тело Сахара,
Я опять загоняю коня…
Тело – испорченные мышцы и нервы,
Обтянутый кожей скелет.
Последнее дело
Такое тело.
Но сам я не последний и не первый:
Похоронят –
Простынет след.
Зато мой дух, безмерно рад,
Вытянулся от земли до Плеяд.
Жаль, что корни его спрятаны в жалкий
Футляр из костей и мясца,
Для которого достаточно палки
Или крупицы свинца.

3
мелькают словесные зигзаги:
…запасите доски…
…утром и вечером сорок…
…горит, как хвороста ворох…
Делать нечего –
Слова звучат невпопад.
Сорок…
Утром и вечером сорок…
Тело пылает, как порох,
Как будто под простынею
Черти устроили маленький ад…
От шкафа
Отделилась жирафа…
Оскалился порог…
Опрокинулся потолок…
Обрывки кинематографа…
Жаль, что кто-то загнал мое ложе
В глубокий песок,
А не в сумрак мышиных норок…
Когда у человека сорок –
У него особенное настроение:
Тяжкий на него наваливается груз,
Но внутри у него еще много потенции
И особое рвение –
Хочется скорее заключить со смертью союз
И с преисподней конвенцию.


НЕБЕСНЫЕ ТЕЛЯТА

Поля стали весенними.
На вербах вылупились цыплята.
На небесных лугах
Пасутся телята.

Вынь из тулупа
Душу живу –
Проветриться надо.
Пусти ее на небесную ниву
Пасти молочное стадо.


НЕМЕЦКАЯ ВЕСНА

Берлин, брат, дрыхнет вверх ногами,
А месяц, старый идиот,
Умело взнуздан проводами
И ржет.
Скучны подстриженные вязы:
Цвести им нынче или нет?..
В витрине, где приятный свет
На сумрак наложил запрет,
Нарцисс – жилец прозрачной вазы
Проголодался, как ребенок,
И улыбается спросонок.
Спят в зоопарке крокодилы,
Львы, обезьяны и касатки.
Вернувшись в каменные виллы,
Ложатся спать аристократки.*
Пора, пора! В Берлине ночь.
Трамваи и автомобили,
Закончив бурные кадрили,
Давно убрались с улиц прочь
И пережевывают мили.
Фонарь мигает у забора.
И месяц, старый идиот,
Застряв меж башнями собора,
Скосив свой плоский блин – умора! –
И, широко разинув рот,
Вздохнув глубоко… в улиц недра
Уже плывут потоки ветра…
Пройти пытаясь в зоосад,
Увидел месяц, сам не рад,
В окне на первом этаже
Аристократку в неглиже
И, впав в смущение и в сплин,
За башню спрятал постный блин.

*Окрестности Тиргартена (зоопарка) считались аристократическим районом Берлина.


ТРИОЛЕТЫ*


1
Тюльпаны

Их много – желтых, синих, красных.
Все вместе выросли тюльпаны.
Они с утра в рубахах разных,
Их много – желтых, синих, красных.
Они не любят дней ненастных,
И им не нравятся туманы.
Их много – желтых, синих, красных.
Все вместе выросли тюльпаны.

2
Цветы яблонь

Смотрим – тихо опадают
Яблонь лепестки.
Мотыльки в саду летают,
Смотрим – тихо опадают
И, как снег весенний, тают,
Ласковы, легки.
Смотрим – тихо опадают
Яблонь лепестки…

3
Водяная лилия

Сегодня лилия раскрылась
Белее утреннего снега.
Наверно, чудо совершилось –
Сегодня лилия раскрылась.
Гром грохотал, и мгла клубилась.
И лепестки нежны, как нега.
Сегодня лилия раскрылась
Белее утреннего снега.

4
Фиалки

Плывет фиалок аромат,
А их самих еще не видно.
Заворожив леса и сад,
Плывет фиалок аромат
И подтверждает: полночь – клад,
Но спрятанный от нас, обидно!
Плывет фиалок аромат,
А их самих еще не видно.

5
Рута

С улыбкой руту сорвала,
С улыбкой косу заплела.
Вошел – не смутилась нимало.
С улыбкой руту сорвала.
Ой, тише… Узнают – пропала…
Но милого спрятала мгла…
С улыбкой руту сорвала,
С улыбкой косу заплела.

6
Васильки

Синева в глазах навеки,
Синева всегда права:
Сине небо, сини реки.
Синева в глазах навеки.
В сумерках закроешь веки –
Закружится голова.
Синева в глазах навеки,
Синева всегда права:

7
Маки

Эти огненные маки
Мир зажгли из края в край.
Межевые рая знаки –
Эти огненные маки.
Весь мой край – цветы и злаки!
Весь мой край – отныне рай!
Эти огненные маки
Мир зажгли из края в край.

*В оригинале цикл триолетов имеет название «Уты» (ута по-японски – песня)


КАЗИС БОРУТА

(1905–1965)

ПЕСНЯ О ПРОТЯНУТЫХ НОГАХ

Здесь, в городе, мы и протянем ноги
На улицах, похожих на гробы.
Но прежде, чем свалиться на дороге,
Встает нередко лошадь на дыбы.

Потом, как небо над вечерним лугом,
Зеленые глаза застелет мгла.
Возница. Повздыхав над мертвым другом,
На пристяжной доедет до села.

Недвижен конь, лежит, задрав копыта.
Проселок тихий вымок от росы.
Но вечером сюда, как следопыты,
Со всех околиц соберутся псы.

Почует за версту собачья бражка
Дохлятину и, поднимая гам,
Разделает бока, лопатки, ляжку,
И по куску растащит по лугам.

Роса и дождь коня омоют кости,
И поутру их захоронит плуг.
А я на городском сгнию погосте
Под всхлипы переулков и лачуг.