На главную страницу

МАРК ГОРДОН

1911, Вильно – 1997, Санкт-Петербург

Окончил Ленинградский медицинский институт; врачом пережил всю блокаду Ленинграда, после войны служил в Порт-Артуре, на Сахалине. Печатался как поэт-переводчик еще до войны, в 70-е – 80-е годы его переводы с французского постоянно мелькали в томиках “Литературных памятников”. Единственный прижизненный сборник оригинальных стихотворений Гордона «Шар железный» вышел в 1993 году в Петербурге; второй, «Комета», появился уже посмертно, в 2002 году. Вся его поэзия пронизана образами французской литературы: “Когда-то я, склонившись над Бодлером, Был опьянен его “Цветами зла”... Одна из лучших работ Гордона по большей части, видимо, так и остается неизвестна читателю – его переводы из Леконта де Лиля.


ЛУИЗА ЛАБЕ

(1522-1566)

* * *

О черные глаза, взор безучастный,
О вздохи жаркие, о слез ручей,
О мрак напрасно прожданных ночей,
О свет зари, вернувшийся напрасно!

О жалобы, о зов желаний властный,
О бег утраченных бесценных дней,
О мертвецы в сплетениях сетей,
О пытки, мне сужденные, несчастной!

О смех его, о кудри, лоб, рука,
О голос, о виола, вздох смычка,
Вы – факелы для женщины влюбленной!

Меня огнями столькими губя,
Ты искры не похитил для себя,
Моей души касаясь обожженной!

* * *

Диана в свежей глубине лесов,
Сразив немало быстроногих ланей,
У речки отдыхала на поляне.
Я шла, как бы во власти смутных снов,

Когда услышала подруги зов:
"О нимфа странная, вернись к Диане!"
И видя, что нет стрел в моем колчане
И лука нет – грозы для кабанов, –

"Скажи, – спросила, – кто, безумец смелый,
Забрал твой лук и гибельные стрелы?" –
"Прекрасный путник пробудил мой гнев.

Сто стрел в него послала я напрасно
И лук – вослед. Всё подобрать успев,
Сто ран он ими мне нанес, несчастной".

* * *

Каким быть должен истинный мужчина?
Каков лицом? Какие кудри? Взгляд?
Чьи стрелы безошибочно разят?
В ком смелый ум и сердце властелина?

В чем обаяния его причина?
Чьи песни завлекательней звучат?
Чьей тихой лютни вкрадчивее лад?
В ком нежность, слитая с отвагой львиной?

Уверенно об этом не скажу,
Лишь то, что мне велит любовь, твержу.
Но знаю: мне подсказывает чувство,

Что не смогли б ни взор его, ни речь
При всей волшебной помощи искусства
Сильней мое желание разжечь!

ШАРЛЬ ЛЕКОНТ ДЕ ЛИЛЬ

(1818–1894)

АБОМА*

С подножья голубых снежноголовых гор
Сквозь чащи, заросли, безбрежные равнины
Великая река, приняв в себя стремнины,
Мчит воды на восток, туда, в морской простор.

То разгорается и брыжжет вверх снопами,
То гасит золото расплавленного дня,
И кажется, поток стал шире от огня,
И хлынет на берег его разлива пламя.

Но в душном сумраке среди травы сырой,
Под корнепусками, чьи арки тесно свиты,
Жужжат и кружатся голодные москиты
И мошки гладь воды царапают порой.

Сияя пурпуром и синью крыльев, ара
Тревожат криками блестящих пестрых змей,
И, уползая, те колышат меж стеблей
Колибри гнездышко, птенцов где дремлет пара.

На тучных пастбищах по берегам реки,
Еще дымящихся волокнами тумана.
Под стрелами зари блистательно-багряной
Пасутся жеребцы и дикие быки.

Сверкая взорами, взметая гривы гордо,
Вскачь мчатся лошади веселым табуном,
Стук множества копыт разносится, как гром,
И в бешенстве быки к земле склоняют морды.

У самых берегов добычу сторожат.
Зарывшись в черный ил, бугристые кайманы,
Спустился ягуар на водопой желанный,
Но вдруг, встревоженный, он пятится назад.

И вот на островке, среди глухих затонов,
Неясным ропотом полудня пробужден,
Спиралью мощною развертывается он –
Абома – караиб, могучий царь питонов.

Стальные мускулы, сплетенные жгутом,
Великолепную поддерживают шею.
Качая головой чешуйчатой своею,
Он выпрямляется и хлещет зыбь хвостом.

В топазовой броне и шлеме изумрудном
Он возвышается, надменно горделив.
Так, озарен лучом, мечтает он, застыв,
Как бог языческий в каком-то храме чудном.

Когда же, наконец, небес палящий жар
Всю землю погрузит в истому и дремоту,
Он поползет в леса, в глубь джунглей, на охоту,
Где жертва – человек, иль бык, иль ягуар.

*Бразильский радужный удав

ШАРЛЬ БОДЛЕР

(1821-1867)

ПРЕДСУЩЕСТВОВАНИЕ

Мне помнится дворец с торжественным порталом,
Весь в красочных огнях, струившихся с высот,
Ряды его колонн и необъятный свод
Казались в сумерки мне гротом небывалым.

Пустынный океан, где, отражен кристаллом,
Меняя образы, светился небосвод,
Сливал симфонию многоголосых вод
С вечерним пламенем, величественно алым.

Там я в бездействии роскошном угасал
Среди лазури, волн, садов темно-зеленых
И амброй пахнущих наложниц обнаженных,

Мне освежавших лоб качаньем опахал
И жаждавших прочесть в моих глазах кручину,
Томившую меня, всех мук моих причину.

ЖОЗЕ МАРИЯ ДЕ ЭРЕДИА

(1842-1905)

РЕКИ МРАКА

Для подвига любви не как певец Орфей –
Нет, без обола я в Эреб сошел, без зова
К реке без памяти, на берег тот суровый,
Где волны не шумят, откуда нет путей.

Через какую дверь вступил я в мир теней,
Из рога ли она, из кости ли слоновой –
Не знаю. Но в ночи я к свету вышел снова,
Хотя, как Перифой, я слепнул он огней.

Я видел Цербера: он лаял, разъяренный.
Я видел Мрак. Я был в жилище Персефоны,
Где Лета, Стикс, Коцит, чей холоден затон.

И видел мстителей, которых ужас властный
Гнал к берегам твоим, кровавый Флегетон, –
Ореста бледного с Электрою несчастной.