На главную страницу

БОРИС ПУРИШЕВ

1903, Москва – 1989, Москва

Переводами Борис Иванович сам занимался редко, предпочитал составлять хрестоматии, в которых кормил классикой (в обоих смыслах) десяток друзей разного уровня дарований, – но когда «припирала нужда» – умел переводить и сам. Окончил Высшие литературно-художественные курсы им. В. Я. Брюсова (1925). С 1926 преподавал зарубежную литературу в вузах Москвы. С началом войны с Германией вступил в московское ополчение. В октябре 1941 попал в окружение под Вязьмой и оказался в немецком плену. В июне 1943 бежал из плена и примкнул к киевскому подполью. В 1945 продолжил педагогическую деятельность в МГПИ, МГУ (до 1949) и научную – в ИМЛИ АН СССР (до 1956). Член редколлегии серии «Литературные памятники». Главная заслуга Пуришева – создание первых хрестоматий для высших учебных заведений по зарубежной литературе средних веков (1953), эпохи Возрождения (1940), XVII века (1940), XVIII века (1970), выдержавших по несколько переизданий, а также хрестоматии по всемирной литературе 20 в. (1981; совм. с Н. П. Михальской).


ГАНС САКС

(1494 – 1576)

САТАНА НЕ ПУСКАЕТ БОЛЬШЕ В АД ЛАНДСКНЕХТОВ

Раз Люцифер – князь адских сил,
Как только вечер наступил,
В преисподней бесов созвал
И так подручным своим сказал:
«На земле – к нам молва проникла –
Племя лютых вояк возникло,
Ландскнехтами их кличет люд
Пусть нескольких мне приведут,
Чтоб мог на них я поглядеть!
Говорят, им не любо говеть,
Зато пьяны они всегда,
Кутеж им в радость и гульба.
На молитвы не тратя сил,
Они меж игроков и кутил
Божбой и дракой тешат друг друга,
Милостыню подают они туго,
Взять сами вечно норовят,
Жрут часто скверно, да жестко спят;
Зато всегда готовы служить
Тому, кто вздумает им платить,
А прав их вождь иль, может, не прав,
Им дела нет, таков их нрав.
Ну, Вельзевул, сбирайся в путь,
Проворным и ловким в деле будь,
Лети на землю, прямо в трактир,
В котором ландскнехты справляют пир,
Там неприметно для гостей
За печкой спрятаться сумей,
Будь зорок, не вертись без цели.
Когда ж на каком-нибудь слове иль деле
Ландскнехта изловишь по праву,
В ад тащи его чертям на расправу.
А притащишь их штук пять или шесть,
Окажу я тебе, бесу, большую честь:
Сделаю тебя князем, окружу почтеньем,
Буду давать лишь благородные порученья».
Тут Вельзевул – косматый пострел –
Плащ-невидимку быстро надел,
Взвился прямым путём в трактир,
В котором ландскнехты справляли пир,
Бражничали шумной оравой.
Присел за печку бес лукавый,
И слышит он солдатские речи
Про вражьи станы, стычки, сечи,
Про то, как каждый, сбиваясь с ног,
Без времени грабил, буянил и жег;
И так был страшен каждый рассказ,
Что шерсть на бесе вся поднялась.
Решил он тайком бежать из трактира,
Да зорче приглядевшись к пиру,
Приметил он, как за столом
Ландскнехты лихо угощались вином;
Всяк за стаканом стакан вздымал
И разом, не мешкая, выпивал.
Тут бес решил в кого-нибудь
Неприметно для всех юркнуть
С вином, что дружно пили солдаты,
Да просчитался бес хвостатый.
Если кто кого начинал угощать,
«С тобой Господня благодать!» –
В ответ ему орал пьянчуга;
Благословляя так друг друга,
Все преграждали бесу путь,
Он ни в кого не сумел нырнуть.
Весь вечер даром бес провел,
В углу простоял он, как осел.
Случись, в трактире воин был,
Он где-то петуха добыл,
Зарезал да за печь повесил.
Вот в поздний час и молвит весел
Ландскнехт: «Хозяин, друг хороший!
Слазай за печку, там найдешь ты
Бесенка, лишь в углу пошарь
Его ты ощипи, зажарь,
Уж мы сумеем сожрать жаркое!»
При этом указал рукою
На петуха и подмигнул.
Когда же хозяин к печке шагнул,
А там и в угол за петухом полез,
Света не взвидел бедный бес,
Решил, что хотят его поймать,
Ободрать, изжарить и растерзать.
В страхе вышиб он изразец печной,
Метнулся в устье, сам не свой,
И прибыл, спасению рад,
С диким шумом обратно в ад,
И ну стучать, что было сил.
Когда ж привратник его впустил,
Люцифер спросил его: «Как! Ты один?»
Вельзевул отвечал: «Да, господин!
Не чаял я, что возвращусь так скоро,
Но это такая лютая свора!
Благочестивыми ландскнехтов зовут,
Напрасно только люди врут!
Готов поклясться, что вояки эти
Всех лютее на белом свете.
Одежда и та у них выглядит дико,
Вся искромсана, изрезана лихо,
Ляжки у одних совсем неприкрыты,
Зато у других штаны так сшиты,
Что мешками до пят свисают,
Уж не знаю, как в них ландскнехты шагают.
На лицах шрамы, борода щетиной,
Взгляд у них самый неукротимый,
Короче, вид у ландскнехтов таков,
Какими нас малюют спокон веков.
В кости играли они меж собой,
Вдруг крик поднялся, гам и вой,
Полезли в драку, топочут, орут,
Друг друга в рыло и брюхо бьют,
При этом так сквернословят погано,
Словно турки они или басурманы.
И тут уж сразу увидел я,
Что ландскнехты куда лютей меня,
Напасть на злодеев я не решился,
Постоял да вскоре и возвратился».
Сказал Люцифер: «Напрасно, брат,
Хотя бы одного приволок ты в ад,
Мы бы живо молодчика обуздали!»
На это молвил бес: «Едва ли!
И разве не ясно я сказал,
Почему открыто на них не напал?
Надумал хитрость пустить я в ход, –
Залезть неприметно ландскнехту в рот,
Когда вином он угощался.
Но и этот план мне не удался.
Лишь только соседу ландскнехт подливал,
Тот в ответ ему: «Братец! – кричал, –
С тобой Господне благословенье!»
Так целый вечер, без промедленья,
Ландскнехт ландскнехта благословлял,
А я в углу, как болван, стоял.
И вдруг эта свора буйных рубак
Обо мне проведала, уж не знаю как;
И молвил хозяину один злодей:
«Хозяин, за печку пройди поскорей,
Схвати там беса, что с адом дружен
Ощипи его и зажарь нам на ужин».
Хозяин пошел приказ исполнять,
А я из трактира поспешил удрать,
Не то б они меня поймали,
Свернули мне шею, ощипали,
Изжарили и сожрали б без дальних слов;
И вот я присягнуть готов,
Что ждем мы ландскнехтов себе на беду.
Всё дыбом поставят они в аду;
Они надменны, своенравны, злы,
Драчливы, горласты, как ослы,
Посему мой совет (прошу взять в толк!) –
В покое оставить ландскнехтов полк,
Не пойдёт нам этот товарец впрок,
Согнут они нас в бараний рог,
Ад взбудоражат до самого дна».
И молвил на это сатана:
«Мой Вельзевул, коль все это так,
То, чтобы нам не попасть впросак,
Навек о ландскнехтах забудем,
Зато хватать, как прежде, будем
Разбойников, пьяниц и блудодеев,
Воров, ростовщиков-злодеев,
Игроков, убийц и юристов;
Чтоб стало по всей земле чисто
От всяческой нечисти: блудниц,
Лживых монахов и черниц,
Вредного люда разных стран –
Презревших веру христиан,
Не чтущих правду Божьих слов,
Язычников, еретиков
И тех, кто гневом и злобой палим, –
Всем по грехам их воздадим.
И чтобы беда не постигла нас
От ландскнехтов, желает Ганс Сакс».


ХРИСТИАН ГОФМАН ФОН ГОФМАНСВАЛЬДАУ

(1617 – 1679)

МИР

Что здешний мир и гул молвы крылатой?
Что здешний мир и вся его краса?
Неверный луч, глухим ущельем сжатый,
На миг во мгле мелькнувшая гроза;
Цветущий сад, терновником повитый,
Нарядный дом, таящий скорбный стон,
Приют рабов, для всех равно открытый,
Могильный тлен, что в мрамор облачен, –
Вот наших дел неверная основа,
Кумир, что плоть привыкла возвышать.
А ты, душа, за узкий круг земного
Всегда стремись бестрепетно взирать.