СТРОКИ, АДРЕСОВАННЫЕ ПРЕПОДОБНОМУ БИЧЕРУ В ОТВЕТ НА ЕГО СОВЕТ ЧАЩЕ БЫВАТЬ В ОБЩЕСТВЕ

Милый Бичер, вы дали мне мудрый совет:
Приобщиться душою к людским интересам.
Но, по мне, одиночество лучше, а свет
Предоставим презренным повесам.

Если подвиг военный меня увлечет
Или к службе в сенате родится призванье,
Я, быть может, сумею возвысить свой род
После детской поры испытанья.

Пламя гор тихо тлеет подобно костру,
Тайно скрытое в недрах курящейся Этны;
Но вскипевшая лава взрывает кору,
Перед ней все препятствия тщетны.

Так желание славы волнует меня:
Пусть всей жизнью моей вдохновляются внуки!
Если б мог я, как феникс, взлететь из огня,
Я бы принял и смертные муки.

Я бы боль, и нужду, и опасность презрел -
Жить бы только - как Фокс; умереть бы - как Чэтам,
Длится славная жизнь, ей и смерть не предел:
Блещет слава немеркнущим светом.

Для чего мне сходиться со светской толпой,
Раболепствовать перед ее главарями,
Льстить хлыщам, восторгаться нелепой молвой
Или дружбу водить с дураками?

Я и сладость и горечь любви пережил,
Исповедовал дружбу ревниво и верно;
Осудила молва мой неистовый пыл,
Да и дружба порой лицемерна.

Что богатство? Оно превращается в пар
По капризу судьбы или волей тирана.
Что мне титул? Тень власти, утеха для бар.
Только слава одна мне желанна.

Не силен я в притворстве, во лжи не хитер,
Лицемерия света я чужд от природы.
Для чего мне сносить ненавистный надзор,
По-пустому растрачивать годы?

ТЩЕСЛАВНОЙ ЛЕДИ

Зачем, беспечная, болтать
О том, что шепчут втихомолку,
А после - слезы проливать
И упрекать себя без толку?

О, ты наплачешься со зла,
Под смех наперсниц вероломных,
За весь тот вздор, что ты плела
Про вздохи юношей нескромных.

Не верь прельщающим сердца
Любезникам благообразным:
Падешь добычею льстеца,
Не устояв перед соблазном.

Словечки ветреных юнцов
Ты с детским чванством повторяешь.
Поддавшись им, в конце концов
И стыд и совесть потеряешь.

Ужель, когда в кругу подруг
Ты рассыпаешь ворох басен,
Улыбок, реющих вокруг,
Коварный смысл тебе не ясен?

Не выставляйся напоказ,
Храни свои секреты свято.
Кто поскромней, ведь та из вас
Не станет хвастать лестью фата.

Кто не смеется из повес
Над простофилею болтливой?
В ее очах - лазурь небес,
Но до чего слепа - на диво!

В любовных бреднях - сущий рай
Для опрометчивой хвастуньи:
Поверит, как ни привирай,
И тут же выболтает втуне.

Красавица! Не пустословь.
Во мне не ревность рассуждает.
Твой чванный облик не любовь,
А только жалость вызывает.

НАДПИСЬ НА ЧАШЕ ИЗ ЧЕРЕПА

Не бойся: я - простая кость;
Не думай о душе угасшей.
Живых голов ни дурь, ни злость
Не изойдут из этой чаши.

Я жил, как ты, любил и пил.
Теперь я мертв - налей полнее!
Не гадок мне твой пьяный пыл,
Уста червя куда сквернее.

Быть винной чашей веселей,
Чем пестовать клубок червивый.
Питье богов, не корм червей,
Несу по кругу горделиво.

Где ум светился, ныне там,
Умы будя, сверкает пена.
Иссохшим в черепе мозгам
Вино - не высшая ль замена?

Так пей до дна! Быть может, внук
Твой череп дряхлый откопает -
И новый пиршественный круг
Над костью мертвой заиграет.

Что нам при жизни голова?
В ней толку - жалкая крупица.
Зато когда она мертва,
Как раз для дела пригодится.

ТОМАСУ МУРУ

Вот и лодка у причала,
Скоро в море кораблю.
Скоро в море, но сначала
Я за Тома Мура пью.

Вздох я шлю друзьям сердечным
И усмешку - злым врагам.
Не согнусь под ветром встречным
И в бою нигде не сдам.

Пусть волна ревет в пучине,
Я легко над ней пройду.
Заблужусь ли я в пустыне,
Я родник в песках найду.

Будь хоть капля в нем живая -
Только капля бытия, -
Эту каплю, умирая,
Выпью, друг мой, за тебя.

Я наполню горсть водою,
Как сейчас бокал - вином,
И да будет мир с тобою, -
За твое здоровье, Том!

ВЕСЕЛАЯ ПЕСНЯ О ДОМЕ

Гей, дом высокий, красный дом!
Все настежь в нем раскрыты окна!
Пустой, совсем свободный дом,
И ветер в нем качает окна!
Тут и там, тут и там -
Блеск и треск по этажам!
Всё дрожит, летит труха,
Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!

Ворвался вихрь в простор палат,
Пустился в пляску по квартирам!
Привольно ветру - он и рад,
Пошел вприсядку по квартирам!
Чудит, играет и гудит,
И лупит в двери, будто лом,
И завывает, как в ненастье.
Гей, дом высокий, красный дом,
Все окна в нем раскрыты настежь!

А сколько в доме том дверей,
И все кружатся непрестанно!
В разгаре шумный бал дверей,
И всё дрожит и дребезжит -
Задорно, весело и пьяно!
Как солнце, пьян огромный дом,
Пьян, как сапожник в воскресенье!
Гей, красный дом, высокий дом,
От ветра в нем столпотворенье!

А сколько в доме том дверей,
И все кружатся непрестанно!
Дуй в окна, ветер, в двери бей,
Шальным весельем обуянный!
Гуляй, сквозняк, по этажам,
Бушуй, свисти и хлопай хлеще!
Мети из комнат сор и хлам -
Давно все вынесены вещи.

Нет никого! Ну что за дом!
Мы здесь одни, моя свобода!
Попляшем в здании пустом,
Где эхо оглашает своды.
Громи же, ветер, всё кругом,
Бей стекла! Двери рви на части!
Гуди и пой о буйном счастье!
Гей, красный дом, высокий дом,
Все окна в нем раскрыты настежь!

ОБЫСК

Трое - вежливо, спокойно и с улыбкой:
"Так-с… А здесь?.. А тут?.."
       Учтиво в душу лезли.
(На губах - усмешка юркой рыбкой,
А в зрачках - угроза скрытых лезвий.)

Этот, скучный, дряблый, будто весь поблеклый,
Притворяется. Другой, лощеный, в каске,
Шарит в книгах. Третий из-за стекол
Зорко щурит сыщицкие глазки.

"Что? Подвинуть? Можно".
       (Там, под сердцем, что-то
Будто оборвалось и со стоном - в бездну.)
Липкий страх… А тот, рукой прикрыв зевоту:
"Ну-с… Пойдемте. Будьте столь любезны".

ПЕСНЯ О БЕЛОМ ДОМЕ

Воздвигали белый дом,
Стоэтажный белый дом,
Воздвигали дом на славу,
Небывалый, величавый,
Поднимали к небосводу
Вдоль колонн громоотводы,
Чтоб в него бил яркий гром,
Как в костел золотоглавый.
Воздвигали белый дом,
Бил о мрамор тяжкий лом,
И рабочие с задором
Возводили над простором
Вышки, башни и балконы, -
Видно, зодчий вдохновленный
Озарен был дивным сном,
Возводили и крепили,
Золотили солнцем шпили,
И над ясным кругозором
Пели каменщики хором:
       "Мы возводим белый дом,
       Стоэтажный белый дом,
       Небывалый, величавый,
       Чтоб в него бил яркий гром,
       Как в костел золотоглавый!"
Был один там парень юный,
С искрой солнечной в глазах,
Возвышаясь на лесах,
Так вот пел тот парень юный:
       "Как построим величавый,
       Многоглавый белый дом,
       Всё мне будет нипочем.
       Я пойду всё дальше, выше,
       Буду крыши класть на крыши,
       Возведу под самый месяц
       Этажей так тысяч десять!"
И раздался смех рабочих:
"Поглядим! Как Бог захочет!"
За бока они хватались
И смеялись, и смеялись!

НУЖДА

Черная доля кричит из подполья,
Голь вопит, нищета босая:
С женами, суками изможденными,
Выйдем воющей стаей!

Вот они - наша нужда и горе!
Дети, как синие тени…
Норы слепые в тесном задворье,
Нищих подвалов темень.

Слышите хриплые стоны хворых?
Кровь из горла, натужный кашель,
Мрак и смрад и плесень каморок -
Вот они, песни наши!

Были, были холод и голод,
Будет, будет злосчастье длиться:
Хлеб с песком да прокисший солод,
Кость без мяса в постной водице…

Будет: стола холодное ложе,
Тело в отрепьях под грязной рогожей,
Крик в ночи, святой, окаянный:
"Тато, тато коханый!"

ГУЛЯНЬЕ

Жара. Оркестр грохочет. Капрал жандармский спьяна
Глаза, томясь, уставил в трубы гремящей горло.
Сегодня в лотерею он выиграл барана,
От водки и оваций его вконец расперло.

Роскошная девица, сопя, лакает пиво,
Присев на кончик стула игриво-томным задом.
Посмотрит на барана посоловелым взглядом
И давится от смеха, хихикая визгливо.

Рагу из тел вспотевших клокочет в дымке пара,
И трубы, трубы, трубы раздутою громадой
Врываются ретиво, как стражник в дым пожара,
В бесстыдную, гнилую, хохочущую падаль.

Баран, к столу привязан, понурился уныло,
Задерганный, усталый, дрожит он, тихо блея.
Металл трубы блистает, как нож, простертый к шее,
Мясничьей рожей мнится ему капралье рыло.

КАМЕННЫЕ ДОМА

Дом - как темница,
Серая крепость.
И днем, и ночью
Народ влачится
По кручам лестниц.

Передохнувши,
Плетутся выше,
Шаги считая.
Стоят угрюмо
В оконной нише,
Глядят наружу,
На дно колодца,
Как в темень трюма:
Торчком стоящий
Туннель подземный,
Туннель, пробитый
В стене тюремной.

При свете спички
Читают буквы
Дверной таблички.
Не здесь - о Боже!
Шагай в терпеньи,
Склонив затылок,
Считай ступени
До самой вышки,
Под стуки сердца,
Под шум одышки.

Втащили спины,
Сердца втащили.
Ну, наконец-то,
Вот эти двери!
Читают имя,
Глазам не веря.
А в хрипе легких
Клокочет бездна.
(А в этой бездне -
Глухой, огромный,
Туннель крысиный,
Колодец темный,
Угрюмый, нищий,
Слепой дворище.)

Уж ночь в лохмотьях
Сидит на крыше.
Лениво ветер
Тряпье колышет.
Подходят к окнам
И кверху смотрят:
Свисает с неба
Над черной бездной
Второй колодец -
Холодный, тесный.