На главную страницу

ЮРИЙ ШУМАКОВ

1914, Санкт-Петербург – 1997, Таллинн

Еще в 1916 году был увезен родителями в Эстонию, в университетский Дерпт – город, в межвоенные десятилетия ставший наиболее значительным центром русской культуры трех прибалтийских стран, выделившихся из состава Российской империи после переворота 1917 года; в 1937 году окончил юридической факультет Тартуссского университета. Печатался как поэт начал в нарвской газете «Русский вестник» в 1931 году. Входил в Тартусский «Цех поэтов», иронично именовавшийся поклонниками «Четыре Бориса, два Юрия» (четыре Бориса – Правдин, Дикой, Тагго-Новсадов, Вильде, два Юрия – Иваск и Шумаков). В тридцатые годы выпустил три авторских поэтических сборника и две книги переводов с эстонского. В начале войны вместе с семьей Шумаков был эвакуирован на Волгу; весной 1944 его пригласили принять участие в декаде эстонского искусства в Москве, но непосредственно на вокзале арестовали и на восемь лет отправили в один из лагерей близ Архангельска; освободился поэт в 1952 году – но вернуться в ставшую родной Эстонию, естественно, не мог. Поселился в Ярославле; в 1956 году все же вернулся в Эстонию, в 1959 году официально реабилитирован. Однако давление на бывшего эмигрантского поэта продолжалось до самой «Перестройки», когда Шумакова приняли в Союз Писателей, а официальное признание его заслуг вновь оказалось двусмысленным, ибо имело место лишь в 1995 году – он стал первым обладателем высокой награды, премии имени Игоря Северянина – но, разумеется, в «новой эмиграции» – в Таллинне.


ГУСТАВ СУЙТС

(1883–1956)

ПЕСНЬ ОСЕНИ

Хмурое небо. Чернеет земля.
Дождь заливает наши поля.

Тонут в тумане мыслей черты.
Сердце болит. Гаснут мечты.

Если б рассвет мглу тумана рассеял,
Ах, если б ветер тучи развеял!

В небе повисла безмолвная тень.
Пасмурный близится к вечеру день.

Где же окончится странника путь?
Ночь наступает. Сумрак и жуть.

Ах, если б звезды в небе сияли,
Ах, если б дали скорей расцветали.


МАРИЕ УНДЕР

(1883–1980)

БЕЛЫЙ ЛИСТ

Он на столе – вместительный и чуткий,
Он ждет пера, рождающего строки:
Приблизьтесь, чувства, завершились сроки!
Осуществись в словах, созревшее в рассудке!

Перо бежит, скользит по первопутку,
Подчас дрожит на запоздалом слоге,
Промчав, звенит, унявши стон убогий,
А он лежит: вместительный и чуткий!

Слетают ритмы из душевного тумана.
Блеск влажный букв росист и золотист,
И, теплою еще, строфа звучит – готова!

Значки животворят – предтечи слова,
Как капли крови – действенно и странно
Стихотворением стал белый лист!


ЙОХАННЕС СЕМПЕР

(1892–1970)

* * *

Придорожной ржи
       Изнуренные рати…
              Я бреду,
                     И рука рожь склоненную гладит.
А колосья
       Стонут: «Зной!»,
              Стонут: «Зной!»
Как в предгрозье
       Чувства раскрыты
              Широко, широко
                     В надежде одной!
Тусклой лучиной
       Солнце мерцает.
              Я по пыльным дорогам
                     Шагаю.
                            Ноги босы,
                                   Сердце тревожно бьется.
                                          Путь держу
                                                 Под головнею дымящейся солнца.
Я с тоскою
       Ржи касаюсь рукою,
              Колос
                     Поет в полный голос: «Зной!»
Словно волос,
       Тонок провод гудящий,
              На нем
                     Ласточек рой.
Травы! Когда же воспрянет
       Поникший ваш строй?
              Сбились уныло,
                     Словно ждут призыва
                            Грозы, что внезапно нагрянет!
Солнце унылою гусеницей
       Запеленалось в куколки засух.
              Когда же громада туч
                     Закроет бельмо его глаза?