ГЕОРГИЙ БЕН

Когда я в жизни доживу свой срок,
Я в ад хочу, а рая мне не надо:
Ведь вновь найду я лишь в чертогах ада
Красоток, что слабы на передок.

Мне, ернику, какой от рая прок?
Там будут старушенций мириады
К моим услугам – тоже мне услада!
Да я бы с ними снова сдохнуть мог!

На что мне рай? Кого я там найду?
Толпу уродин – пугал огородных,
Забывших о любви давным-давно?

Но в светоносном, радостном аду
В компании беспутниц благородных
Мне вечное блаженство суждено.

Я ласк мужских не знала до сих пор,
Мой волос долог, грудь моя пуста,
И пропадает втуне нагота,
Которая ничей не тешит взор.

Как обойти мне старших двух сестер?
Им тоже жизнь – сплошная маета.
Приданого у всех нас – ни черта;
Какой же нас заметит ухажер?

Мне крикнуть бы на целый белый свет,
Что всё во мне и мокнет и горит!
Мужчин я ублажу хоть сразу всех.

И, в довершенье девственничьих бед,
Любой раввин вальяжно говорит,
Что не иметь потомства – это грех.

Когда воочью Ханну вижу я,
Когда в мечтах Ноэми представляю,
Душой горю я, телом изнываю
И маюсь, друг от друга их тая.

О Ханна, ты – любовница моя!
Ноэми, ты – любовь моя святая!
Когда из вас мне выбрать, я не знаю,
А плоть и дух мне не дают житья.

Как сталью точат лезвие стальное,
Желания друг друга разожгли.
Хочу я ту, которая со мною,

И брежу той, которая вдали.
Любовь, молю: дай сердце мне второе –
Иль надвое мне сердце расколи.

После того, как ты четыре раза
Сумел схватить французскую заразу,
Твой член отказывается стоять.
Ты шпанских мух роями стал глотать,
Купил себе целительный товар ты,
Который аж по десять фунтов кварта –
И все впустую. Хоть рыдай навзрыд:
Как много стоит то, что не стоит!

Пред тем, как с блядью лечь под одеяло,
Большую плетку Франкус ей дает,
Чтоб до крови она его хлестала:
Иначе у него и не встает.
Он мне не в зависть, об одном я сетую:
Что хоть на ночь не стану блядью этою.

1
Сбрось одежду без всякого стыда!
Дорогая, подумай хоть немножко:
Если штора задернута всегда,
Для чего было сделано окошко?

2
Хочу я, чтоб тебе от нынешнего дня
Ни с кем другим не жить, а нежить лишь меня.

Одна пастушка, луг пересекая,
Упала вдруг, споткнувшись о сучок:
Взметнулась юбка вверх, и пастушок
Перед собой увидел кущи рая.

Воспламенясь, к пастушке он приник
И начал было восхвалять подробно
Пред ним представший вид богоподобный,
Но смолк: ведь занят был его язык.

Здесь спит моя жена – сплошное совершенство:
Мы оба дорвались до райского блаженства.

Нет лучше вожатого, чем Назон –
За ним подобает идти:
Он путь указует для дев и для жен,
Желающих сбиться с пути.

Она: Нет, нет! О девственность моя!
Расставшись с ней, скончаюсь я.

Он: Но ведь вчера в саду у нас
Уж ты скончалась пару раз.

В сиянье солнца терем золотой
Блестит над белоснежными бортами,
Как багровеет зорь холодных пламя
Над мертвою, замерзшею землей,

Где целый край стал для людей тюрьмой
И где бренчат колодники цепями,
Под свист кнута копаясь в темной яме –
Вдали от нас. Мы ж видим пред собой

Из ненависти сотканные снасти
И корпус, возведенный из нужды...
Но им не сладить с яростью воды,

Их встретят бури, смерчи и ненастья,
И волны растерзают их на части,
В пучине скрыв навеки их следы...

2

Пускай в свободных водах океана
Тебя настигнет праведная месть:
Пусть соль сумеет корпус твой разъесть,
Пусть на пути поднимутся туманы,

И пусть в себя впитают ураганы
Всю злость царей, чьих черных дел не счесть,
На чьих устах – молитва, ложь и лесть, –
И первым делом злость того тирана,

Который заморозил всю страну
Своим дыханьем смрадным и студеным –
От тундр, застывших в ледяном плену,

До гордых гор под солнцем полуденным;
Плыви ж навстречу смерчам и циклонам,
Плыви, пока ты не пойдешь ко дну –

3

Пойдешь ко дну, вконец отягощенный
Проклятьями несчетных горьких лет,
Которые обрушат свой кастет
Над проклятой кровавою короной

Того, кто нем и слеп, как занесенный
Снегами труп, – того, в ком чести нет, –
Того кто сгинет в Судный день, как бред,
Когда народ восстанет пробужденный.

Пусть гнев людской разгневает моря,
Пусть за штурвалом страх стоит бессменно,
Пусть, путеводною звездой горя,

В пути тебя ведет огонь геенны
К твоей судьбе; а клочья белой пены
Пусть саван шьют для белого царя.

В синеве морей бескрайних солнце сеет сотни стрел.
Если б знать, где в океане маяков огни сверкают!
Мы поймем ли то, что в мире вряд ли кто понять сумел?
Облака клубятся в небе и, как дым курильниц, тают,
И о берег бьют буруны; море – всем мечтам предел.
Вот – Конец Земли пред нами, и за ним, в дали туманной,
Разлилась широкой гладью безграничность океана:
Он не скован берегами, он заполнил целый свет,
Полюса он окружает, омывает он все страны,
И молчит немое море, и ему предела нет.

Паруса, мелькая, гаснут над водой в пустом просторе,
И, мелькая, гаснут чайки средь мерцающих зыбей,
И часы спешащей жизни вдаль бегут, как волны моря,
Набегают и уходят в бесконечном счете дней,
Неприметны, как пылинки в свете солнечных лучей;
Набегают и уходят с содроганьем и со стоном,
С гордой песней, с горьким плачем, с колокольным перезвоном.
Кем мы были? Кем мы станем? Мы бессильны дать ответ.
Все мы смертны – и живем мы по неведомым законам.
И молчит немое море, и ему предела нет.

И пока росою сонной не смежит нам ночь ресницы,
Не понять нам, в чем был наших сновидений смысл сокрыт.
Свойств огня мы не узнаем, если он не разгорится,
И золы мы не изучим, если он не догорит.
Не увидеть нам рассвета, если ночь еще летит,
Если утренней прохладой не наполнен свежий воздух
И агатовое небо – всё еще в алмазных звездах.
Наше сердце жаждет риска, по волнам летит корвет –
Но вдали не видно суши, и далек желанный роздых,
И молчит немое море, и ему предела нет.

Смерть ли правит нашей жизнью? Жизнь ли смертью управляет?
Ночь и день безмолвны; небо и земля не отвечают.
Чем была и будет вечность? В чем разгадка дней и лет?
Тишина – и нет ответа; только сердце ритм считает,
И молчит немое море, и ему предела нет.

В культурном обществе я всё краснею густо:
Я Джойса не читал, и Паунда, и Пруста.
Но мысль одна душе всегда приносит мир:
Их не читал ни Бернс, ни Мильтон, ни Шекспир.

Бог создал цветы,
И кусты, и листы,
И море, где плавают рыбы.
И он создал всех нас,
А для нас про запас
Милых женщин он создал: спасибо!

Когда к Еве Адам
Обратился: “мадам”,
Мир лишился былой монотонности,
Этим бросив сомненье
На новейшее мненье,
Будто секс есть вопрос освещенности.

Если дамы зовут,
Мы всегда тут как тут –
Как с Реганами, так и с Корделиями:
Это был символ веры
С эпохи Венеры
И до самой Дамы с камелиями.

Эта жгучая тема,
Как ведаем все мы,
Волновала людей всех времен.
Искусительный Змей
Лишь улыбкой своей
Делал дело быстрей, чем ООН.

Мы в любом мюзик-холле
Наслаждаемся вволю
Видом сотни Троянских Елен.
Но из них ни одна
Не лишает нас сна
Так, как милая наша Марлен.