ВСЁ БЛИЖЕ ВРЕМЯ

Всё ближе время, и всё угрюмее сумрак,
Ужас того, что мне неизвестно, мрачит меня.

Я еще поброжу,
Я еще поезжу по этой стране, но не знаю, где и как долго,
Может быть, скоро, средь бела дня или ночью, когда я пою, мой голос вне-запно умолкнет.

О, книга! О, песни! или это и весь наш итог?
Или мы лишь приходим к началу себя? - но этого и довольно, душа;
Душа, мы поистине были на свете - и этого довольно.

* * *

моя добрая старая и так далее
тетушка люси во время последней

войны доподлинно знала
и не уставала каждому
объяснять во имя чего

мы сражаемся
моя сестра изабелла

вязала и шила для наших доблестных
и так далее десятки и сотни
теплых носок и так далее
наушников набрюшников противо-

вшивых рубашек моя собственная
мать надеялась

что я погибну за и так далее
мужественно а мой отец
охрип твердя о великой
чести о том что если бы
он мог тем временем моя собственная

особа лежала и так далее
молча в грязи окопа
и так далее (грезя
и так далее о
твоей улыбке
глазах коленях
и
так далее)

* * *

платон говорил

ему; он не хотел
поверить (иисус говорил

ему; он ни за что
не мог поверить)
лао

цзы
совершенно верно
говорил ему, и генерал
(так

точно)
шерман;
больше того
(веришь или

не веришь) ты сам
ему говорил; я
ему говорил; мы
ему говорили (он однако не верил

нет, сэр) пока наконец
при демонтаже сабвея
угол шестой авеню

здоровенный рельс
угодил ему по башке
и втемяшил

САД ЭПИКУРА

Анне Свидерек

Васильки моей юности были
как у матери глаза голубые
а на леваде повои
как бабочек-сумеречниц стаи
и наперстянки расцветали
в дубравах летней порою

Цветы что завеяны пеньем скрипок
спеленаты в воспоминаний свиток
брошены в омут тонут во мраке
в тех прудах полузабытых
на песках где дремлют раки -
мы возьмем их в дом с собою

Дом старинный, симпатичный,
стол огромный, хлеб пшеничный,
двое-трое тех, кто дорог,
два-три пса простых дворовых,
сверху небо, туч структура.
Вот он - Сад Эпикура.

ПРОЦЕСС, ВРАЩАЮЩИЙ ПОГОДУ СЕРДЦА

Процесс, вращающий погоду сердца,
Сменяет влажное сухим; луч света
Вторгается в утробный мрак.
Погода тела движет кровь по жилам,
Сменяет утром ночь; и солнцем алым
Вновь светится живущий прах.

Процесс в глубинах глаза приближает
Срок слепоты; рождающее чрево
Жизнь источает и вгоняет в смерть.

Тьма, что порой мрачит погоду глаза,
Присуща свету глаз; морская влага
Бьется о сушу берегов.
Семя, что лесом засаждает чресла,
Даст плод; но часть уже рассеял тщетно
Ветер пустых, бесплодных снов.
Погода в мышцах и костях бывает
Сухой и влажной; мир перед глазами
Движет два призрака: живых и мертвых.

Процесс, вращающий погоду мира,
Сменяет призрак призраком; в незримой
Двойной тени дитя растет.
Процесс луну пересветляет в солнце,
Как платье, плоть сползает с кости старца;
И сердце мертвых отдает.

ПОЕЗДКА НА ЮГ

Багровая луна неслась на юг,
Туда, куда и мы неслись всю ночь.
Был на три части ленточками туч
Разрезан мрачный и огромный круг,
Красный, как кровь. Машину гнал вперед
Гул двигателя, мозг был перегрет,
Мысли неслись о том, что уже нет
Брата в живых, что он вот-вот умрет.

Двое рожденных матерью одной.
Какой нам рок и срок назначен жить?
Неужто должен голову сложить
На плахе, под багровою луной
Мой младший брат? Машина мчалась в ночь,
Я цепенел от страха и тупел,
А красный круг висел, а ветер пел:
Скорей, скорей, спеши, спеши, палач.

О, наконец-то: освещенный дом,
Врачи, он ранен, но спасли, больной,
Но жив, и тает ужас ледяной,
И страшный день к утру вчерашним днем
Окажется. И казнь отменена,
Палач позволил брату моему
Подняться. Канула вдали во тьму
Луна, эта кровавая луна.

НЕ БОЛЕЕ

Я должен рассказать о том, как изменил
Взгляд на поэзию и как пришел к тому,
Что сознаю себя купцом или ремесленником,
Одним из многих в императорской Японии,
Слагающих стихи лишь о цветенье вишни,
О хризантемах и о полнолунье.
Когда б я мог венецианских куртизанок
Изобразить, как дразнят прутиком павлина,
И мог бы из шелков, из палевой повязки
Вылущить грудь отяжелевшую, увидеть
Багровый след на животе от пряжки платья
Хотя бы так, как видел шкипер галеонов,
Груженных золотом, прибывших в порт в то утро,
И мог бы в то же время бедные их кости
На старом кладбище, чьи стены лижет море,
В слове замкнуть моем, немеркнущем, как гребень,
Что в прахе под плитой, один, ждет света солнца.

Тогда б я верил. Но в словах материю
Как воссоздашь? Лишь красоту, не более.
Так удовольствуемся же цветеньем вишни,
И хризантемами, и полнолуньем.

ПОДГОТОВКА

Еще один год подготовки. Завтра засяду уже за работу над главной книгой,
В которой мое столетье предстанет как было.
Солнце в ней будет всходить над правыми и неправыми,
Весны и осени будут безошибочно сменять друг друга,
Дрозд будет в мокрой чаще гнездо обмазывать глиной,
И лисьей своей натуре будут учиться лисы.

И всё. А кроме этого: армии,
Бегущие по мерзлым равнинам с остервенелой руганью,
Мириадоголосой; огромное дуло танка,
Торчащее на углу улицы; въезд в сумерках
Меж пулеметными вышками в ворота лагеря.

Нет, это будет не завтра. Через пять, через десять лет.
Всё еще слишком много я думаю о материнстве
И о том, что же он такое, человек, рождаемый женщиной.
В клубок свивается и голову заслоняет,
Когда его бьют сапогами; бежит, охвачен
Огнем; бульдозер сгребает его и - в яму.
Ее ребенок. С мишкой в ручонках. В любви зачатый.

Всё еще не научусь говорить как надо, спокойно.
А гнев и жалость вредят равновесью стиля.

ФРАГМЕНТ

Сребролукий услышь сквозь сумятицу листьев и стрел
Сквозь причитанья убитых сквозь битвы немое молчанье
осень опять Сребролукий деревья и люди уходят

спим в наших душных палатках под небом проклятьями смятым
пыль омывает нам лица пот умащает нам тело
меч отворяет нам грудь и не кровь не кровь убегает
падают старые мулы и тьма покрывает их очи
и паруса кораблей истлевают в безветренной бухте
жен своих нам не видать и горька нам любовь чужеземок
даже наплакаться досыта мы в их объятьях не можем
каменной Трои не просим сияющей славы не просим
пленниц и прочей добычи не просим Владыка не просим
но если можешь разгладь искаженные яростью лица
в руки вложи доброту как вложил в эти руки железо

и облака облака ниспошли Аполлон облака

ДОМЫСЛЫ НА ТЕМУ ВАРАВВЫ

Что стало с Вараввой? Я спрашивал ничего не известно
Спущенный с цепи он вышел на белую улицу
мог повернуть направо пойти вперед свернуть влево
завертеться от радости или закукарекать
Он Император головы и рук
Наместник своего дыханья
Я спрашиваю поскольку в какой-то мере причастен
Привлеченный толпою перед дворцом Пилата
я кричал как другие отпусти Варавву Варавву
Кричали все если б я один и молчал
всё равно бы стало в точности так как стало

А Варавва быть может вернулся в разбойничью шайку
Убивает мгновенно грабит до нитки
Или решил заняться гончарным делом
И руки замаранные преступленьем
очищает божественной глиной
Стал водоносом погонщиком мулов ростовщиком
корабельщиком -
                           на одном из его кораблей Павел плыл к коринфянам
или - этого тоже мы исключить не можем -
ценимым шпионом на жалованье у римлян

Глядите и удивляйтесь игре судьбы
возможностям шансам улыбкам фортуны

А Назаретянин
остался один
без альтернативы
с крутой
дорожкой
крови