На главную страницу

ВЯЧЕСЛАВ КУПРИЯНОВ

р. 1939, Новосибирск

Выпускник Московского института иностранных языков – "кузницы" кадров поэтов-переводчиков примерно того же значения, что Литературный институт – для поэзии. Выступает как теоретик верлибра, рассматривая его как некий "третий жанр" – не поэзию и не прозу. Выпустил множество поэтических книжек на русском и не только на русском языке, сам очень много переводил с немецкого и изредка с других языков, прекрасным мастерством своих рифмованных переводов доказав внимательным читателям, что верлибр для него – средство и не более, да и дается он трудно. Зато рифмованные переводы Куприянова – иной раз классика жанра.


ФРИДРИХ ГОТТЛИБ КЛОПШТОК

(1724-1803)

КАТАНИЕ НА КОНЬКАХ

Вечная ночь укрыла от нас
Открывателей имена!
Мы используем то, что открыл ваш дух.
Но довольно ли славы воздали вам?

Известен ли тот отважный муж, 
Что первым на мачте парус воздел?
Да будет вечной слава того,
Кто ногам нашим крылья дал.

Не достоин ли бессмертия тот,
Кто дал нам здоровье и восторг,
Каких не знал даже быстрый конь,
Даже сам вольнотекущий Рейн?

Бессмертно отныне имя мое,
Ибо я научил проворную сталь
Танцевать! В легком полете кружит она,
Обнажая свою красоту.

Ты знаешь каждый манящий звук,
Так мелодию танцу дай!
Пусть луна и лес слушают стали звон,
Созерцая воздушный бег!

Юноша, пусть ледяной котурн
В танце блестит, покорясь тебе.
Теплый оставь камин, спеши сюда,
Где нас ждет ледяной кристалл!

Блеск его скрыла морозная мгла,
Как нежно зимний день
Освещает озеро! Ночь над ним,
Точно звезды, роняет снег.

Как молчит вокруг белизна полей,
Как звенит путь в молодой мороз.
Тебя выдает звук котурнов твоих
Когда ты, беглец, покидаешь меня!

У нас есть что выпить и чем закусить,
Плоды полей и плоды садов,
Зимний воздух пробуждает в нас аппетит,
А крылья на ногах – вдвойне!

Ты на левой кружись, а я
На правой опишу полукруг;
Повторяй движенья за мной,
Вот так! Теперь лети вперед!

И мы кружимся за кругом круг,
А берег все дальше и дальше от нас.
Не дурачься! Это место не нравится мне,
Пусть даже сам Прайслер его рисовал.

На острове смех – не слушай его.
Там резвятся неопытные бегуны.
Туда не проложен еще санный путь,
Еще сети не убраны из подо льда.

Все слышит ухо твое, так услышь,
Как голос смерти звучит над водой.
Как звучат эти жалобы, когда мороз
Рассекает озеро на милю вдаль.

Назад! Не дай мерцающему пути
Увлечь тебя в свою белизну.
Там, где дремлют глубины вод,
Могут таиться полыньи.

Из этой незримой чуть слышной волны,
Как тайны источник, сочится смерть.
Ты туда соскользнешь легко, как листок,
И найдешь там, юноша, гибель свою.

ЯКОБ ЛЕНЦ

(1751–1792)

ГДЕ ТЫ ТЕПЕРЬ?

Где ты теперь? Все дни моя малышка,
Теперь пусты.
Как луг блажен, как счастлив городишко,
Где бродишь ты!

Ты далеко, и дождь завесу стелит,
Все мрак сплошной.
Как будто даже нынче небо делит
Тоску со мной.

Все без тебя и тускло и уныло,
И сад, и кров.
Как будто за собою ты сманила
Всех соловьев.

Вернись! Тебя надежда не устанет
Звать в милый край.
Не то морока зимняя нагрянет
На месяц май!

АВГУСТ ФОН ПЛАТЕН

(1796–1835)

ШЕМСЕДДИН ГАФИЗ

Дерзаниям Гафиза нет предела, 
И дух его был неподвластен джиннам, 
Над звездами в парении орлином 
Его крыло могучее взлетело.

Путем поэта устремляйтесь смело,
К его неомрачаемым вершинам, 
Но только он сливается с Единым, 
Единое вне вашего удела.

Пусть вы немало пережить успели,
Творца в восторг приводит лишь творенье, 
И каждый по себе находит цели.

Непосвященный даже на мгновенье
Не поколеблет звездной колыбели,
Где вольный дух не ведает старенья.

СТЕФАН ГЕОРГЕ

(1868–1933)

ЛИТАНИЯ

Снова охвачен
                        грустью глубокой,
В дом твой, Господь,
                        одиноко вступаю...
Путь мой был долог,
                        силы иссякли,
замерли крики, 
                        мука жива.
Рот пересохший
                        бредит о влаге.
Бой был нелегок,
                        руки свело.
Дай отдохнуть
                        утомленному шагу.
В пальцы голодные
                        хлеб свой вложи!
Тщетные вздохи
                        мечту призывают,
Я в лихорадке,
                        руки пусты...
Дай мне прохлады, 
                        выкорчуй пламя,
Верой наполни,
                        светом снабди!
Все еще в сердце
                        боль полыхает,
Где-то в глубинах
                        кроется крик...
Раны закрой мне,
                        грезы развей мне,
Страсти лиши меня.
                        счастье мне дай!

КРИСТИАН МОРГЕНШТЕРН

(1871–1914)

ГИМН

В блеске световой волны
Мы течем в иные сферы.
Даль земли, земные эры
Вечностью увлечены.

Словно вдох-и-выдох свет,
Мы колышемся в мерцанье...
Небо-Свет, в твоем дыханье
Мы бывали или нет?

Выйдя из твоих ладоней,
Будем ли объяты тьмой,
Или в плен твоих гармоний
Мы вернемся, как домой?

ДВЕ ПАРАЛЛЕЛИ

Рядом две параллели
шли в бесконечный путь.
До гроба они не хотели
друг дружку перечеркнуть.

Две из почтенных фамилий,
словно свечи, ровны.
Спесь и упрямство были
им в дорогу даны.

Но вот, года световые
блуждая одна с одной,
они наконец впервые
утратили смысл земной.

Разве они параллели?
Некому дать ответ.
Лишь души еще летели,
слившись, сквозь вечный свет.

Свет безмерный незримо
слил их в себе в одно.
Словно два серафима
канули в вечность на дно.

РАЙНЕР МАРИЯ РИЛЬКЕ

(1875–1926)

ЧИТАТЕЛЬ

Читал я очень долго. За окном
дождь прошумел, я и не знал о нем.
Мне в трудной книге каждая строка
была близка.
Слова то озарялись, словно лица,
то снова меркли, мысли затая,
а время шло, отстав от бытия,
и вдруг застыло: вспыхнула страница,
и вместо слов, в которых жил и я,
горит закат... и в каждом слоге длится.
Еще я в книге весь, но порвались
за строчкой строчка, катятся слова
куда хотят, казалось мне сперва –
в саду стволы переросла трава,
казалось, что еще вернется ввысь
большое солнце, что зашло едва...
Но это ночь. И лето. И простор.
Спешат так поздно люди от порога,
их сводит вместе дальняя дорога,
и веско так, как будто значит много,
звучит вдали их праздный разговор.

И если я сейчас взгляну в окно,
мой взор не встретит ничего чужого: 
округу всю еще вмещало слово,
и значит, все пространства лишено.
Но вникну в ночь, и прояснится снова
величие вещей после захода
и вдумчивая простота народа, –
земля себя перерастет тогда.
И встанут в ряд над кромкой небосвода
последний дом и первая звезда.

ХАНС АРП

(1887–1966)

ЛЮДИ

Скромные сероокрашенные стулолюди
которые не хотят быть ничем иным
как стульями на которых сидят другие.

Облаколюди которые сами себя порождают

Беспупые нелюди которые жаждут совершенства
и медленно медленно словно слепые
ощупывают место где должен появиться пуп

Дыролюди сквозь которых продет как нить
путь в прогрессивный ад.
Дыролюди поставляющие соты
но мало меда.

Длинные тонкие нитколюди
из белых неописуемых нитей.
Если их намотать на катушку
их удобно переносить в карманах.

Люди у которых такое чувство
что скоро должны созреть камни.

Люди которые полагают
что не имеет никакого смысла
к своим двум передним ногам
отращивать еще пару задних
и что достаточно и одной ноги
для того чтобы прыгнуть в бездну.

Стрелколюди приделанные к стене которые
сразу начинают вращаться как стрелки
выкрикивать "ку-ку" "ку-ку"
и показывать время.

Люди которые после смерти становятся
сияющими солнцами. 

Люди которые являются морем
разбрасывающим букеты.

Люди словно нежно сияющие яичные луны.

Люди которые в виде арабской единицы
садятся в поезд
и в виде римской единицы
из него выходят.

Люди которые говорят себе
нужно сажать и дальше
зонты ли казачьи ли пики
вокруг испанских богемских ли деревень
до абсурда.
Но лучше за шпалерами холодных границ
но лучше за стенами
не покидая внутренней колоннады.

Люди которые чихают морскою галькой
Кентавры – наполовину автомобили наполовину люди.

Люди которые как карту
выбрасывают новости из кармана.

Люди которым вовсе плевать на первопричину
лучше просто болтаться на этом свете
и на их безносом лице
три ряда друг над другом
тщательно расположенных
и ухоженных
геральдически стилизованных усов
которые старательно расчесываются лакируются
и покрываются позолотой.

ПАУЛЬ ЦЕЛАН

(1920–1970)

* * *

Дождь полнит кружку, чтобы нам напиться.
Ночь гонит сердце, сердце гнет траву.
Но время жатвы миновало, жница.
Спи. Я же все увижу наяву.

Как прядь твоя бела, ночная вьюга!
Бело в былом, бело, что впереди.
Мой счет – года, твой счет – часы досуга.
Мы пьем дожди. Дожди мы пьем. Дожди.

ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?

Что случилось? Камень под горою
Что приснилось и тебе и мне?
Слово. Откровенное. Родное.
Выше звезд. С землею наравне.

С кем идти? Против всего глухого?
Вместе с камнем. Пропасть заложить.
Сердце к сердцу. Направленье слова:
Стать весомей. Легче слыть.

ТЯГОСТНЫЕ СЛОВА

Дай мне пены ночи – это я был в ней вспенен.
Дай мне туман – это я был туманом.
Дай мне легкий волос, темный глаз, черное
                                   покрывало:
дай мне третью смерть после второй.

Дай пролиться семи морям в мой бокал:
я буду пить так долго, пока ты можешь подмешивать яд,
так долго пока твоя весна морочит встречные губы,
и дольше чем ты меняешь солнца и облака наводишь.

Ты мой застольный восторг, ты пьешь мою жажду,
ты совсем как я, но я вовсе не ты,
ибо ты раздаешь а я разделяю;
но то что ты подливаешь, я выпиваю:
ничто не может горчить сильнее, чем я,
и все твои семь морей лишь моя седьмая слеза.

ЭРНСТ ЯНДЛЬ

(1925–2000)

СЕРОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

серое
серое как серое
все немножко серое
только серое
все только серое
не только но серое
серое в сером в сером в сером
и вовсе не грустно

СНЕСЕННОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

здесь лежит
снесенное стихотворение, его
высиживает некий
поэт возможно
возможно еще долго

ЖАЛЬ ЭТОГО СТИХОТВОРЕНИЯ

о боже как жалко великий
боже как жалко как жалко
проклятое дерьмо жалко о жалко о

...но в общем-то опять не так уж и жалко

ЭТО СТИХОТВОРЕНИЕ

оно еще не совершенно
и ты должен над ним поработать
но от этого мир не рухнет
если ты его так оставишь
даже дом от этого не рухнет

ГЮНТЕР ГРАСС

(1927 – 2015)

ДЕТСКАЯ ПЕСЕНКА

Кто смеется, что за смех?
Здесь высмеивают всех.
Грех не заподозрить тех,
чей не без причины смех.

Кто здесь плачет, что за плач?
Быть не может неудач.
Здесь не плачь и мысли спрячь,
что не без причины плач.

Кто молчит, кто говорит?
Кто молчит, тот будет бит.
Тот, кто говорит, тот скрыл,
почему он говорил.

Кто играет? В чем игра?
К стенке стать ему пора,
от игры не жди добра,
причиняет боль игра.

Кто здесь гибнет, кто погиб?
Ненадежен этот тип.
Те, кто не сменил личин,
гибнут вовсе без причин. 

МИХАЭЛЬ КРЮГЕР

(р. 1943)

РЕЧЬ МЕДЛИТЕЛЬНОГО

История ускоряется,
скоро нас она перегонит
и пойдет впереди нас.
Тогда мы узрим оледенение
с тыла, древнюю Грецию,
Рим, Французскую революцию,
спину Сталина, задние огни
автомобиля Гитлера.
Странно, как она не устанет
и не рухнет. 
Порой она оборачивается
к нам лицом
и мы видим ощерившийся рот
и гнилые зубы.