БОГ

Собрались богачи со всей земли.
Они для Бога место отвели:
иконы, клиросы, златой чертог...
Но не пришел Господь на их порог.

Они сидели, толстые, пустые.
На них глядели пышные святые.

А Бог летал по дальним деревням
и помогал подняться зеленям,
просил у бедных мамалыгу, лук,
то был водой, то превращался в луг.

Порой он уменьшался до того,
что финиковый цвет скрывал его,
то кукурузным созревал зерном,
и то тащил былинку с муравьем,
то падал наземь манной и дождем.

День короток. Повсюду дела много,
а люди, что ни миг, тревожат Бога,
друг другу просят хоть немного зла,
твердят: "Моя земля! Моя зола!"

И видел Бог, как тратится земля,
межой перерезаются поля,
как драгоценный дар его руки
кромсают, делят, режут на куски.

И Бог карал великий грех земной
то засухой, то бурей ледяной.
И как гора, одетая в леса,
вздымался Бог высоко в небеса.
Пока к нему не прилетала птица,
синица, сойка или голубица,
и говорила:
"Господи! Беда!
Птенец упал на землю из гнезда!
Ни зги не видно! Боже! Распогодь!"

"Да будет так", – ей отвечал Господь.
И в ножны прятал молнию опять,
чтоб стать зерном, чтобы травинкой стать.

ДОЖДЬ

Зеленые дожди околдовали душу.
Их музыка - ветвистый, теплый шорох.
Дыхание земли я в нем умела слушать
и как растет трава в ночных просторах.

И очевидцы мировой судьбы,
цветы, деревья, белые грибы,
торжественно и просто, без печали,
лишь радость тайной жизни излучали.

Я забывала о туманном небе.
Ведь я была не более чем стебель,
не более чем веткою дубрав,
не более чем миром тусклых трав.

Их колокольчики и светлячки
таила в волосах вода живая.
И падали завесы, так легки,
наполовину душу открывая.

И половина водяной души
той феи, что являлась мне в тиши,
сияла первой красотой своей
на пастбищах, в болотах, средь полей.

"Я дождь. Я летний дождь, - она твердила. -
Смотри! Я камни к жизни возродила.
Цветы взошли на месте мертвых глаз.
Поэт! Тебе я снилась столько раз!

Во мне журчит таинственная сила.
Ее познает каждый кто умрет..."
"Да это водород и кислород!" -
хихикнув, тишина провозгласила.

Всё рухнуло. Остановилось вдруг
то колдовство, рожавшее поэмы.
И призраки. И стало всё вокруг
по-прежнему пустынно, сухо, немо.