ДЫМ
Там, похожая на горбуна,
Скрыта хижина темной листвой;
Кровля съехала; ветха стена;
Зарастают ступени травой.
Глухи ставни; и кажется пуст
Старый дом, но, как в холоде зим
Дуновения дышащих уст, -
Голубеет дыханье над ним.
Это штопором дым завитой
Тонкой нитью вращает струю, -
Так душа той лачуги слепой
Богу весть посылает свою.
ДИМОС И ЕГО РУЖЬЕ
"Уже я стар, сыны мои. Шестой десяток в клефтах.
Полвека досыта не спал - и вот теперь, усталый,
ко сну хочу я отойти. Иссякло мое сердце.
Рекою пролитая кровь вся вытекла до капли.
Хочу ко сну я отойти. Кустарник нарубите.
Пусть будет свеж он и в цвету и пусть хранит прохладу.
Постель стелите - и меня на ветви положите.
Как знать, чья крона осенит со временем могилу!
Когда здесь вырастет платан, под сень его густую
сойдутся новые сыны оружие повесить.
Петь будут молодость мою и прежнюю отвагу.
А возмужает кипарис, наденет траур черный -
и старцы к дереву придут за спелыми плодами.
И станут раны омывать, и Димоса припомнят.
Огнем похищен мой булат, а мощь моя - летами.
Мой пробил час. Не надо слез. Сыны, приободритесь.
Смерть закаленного в боях жизнь юным завещает.
Приблизьтесь. Станьте вкруг меня. Нагнитесь к изголовью
закрыть глаза мне и принять мое благословенье.
Пусть самый младший среди вас взойдет сейчас на гребень.
Пусть он возьмет мое ружье, возьмет мушкет мой добрый.
Пусть трижды выстрелит он вверх и трижды прокричит он:
"Покинул старый Димос нас, скончался старый Димос!"
Вздохнет ущелье тяжело, скала запричитает,
вознегодуют духи гор, и родники смутятся,
и на вершине ветерок, несущий в дол прохладу,
вдруг задохнется, изойдет, опустит тихо крылья,
чтоб этот гул не подхватить, случайно не развеять, -
не то узнает древний Пинд и сам Олимп услышит,
растают вечные снега и высохнет кустарник.
Беги же, сын мой, торопись. Взойди на самый гребень.
Пусть трижды выстрелит ружье. Хочу я, засыпая,
еще услышать этот гром, в последний раз, в последний".
И юный клефт бежит, как лань. Взбегает на вершину.
На гребень гор взбегает он и трижды восклицает:
"Покинул старый Димос нас, скончался старый Димос!"
Утесы дрогнули в ответ, и бездны застонали.
Тут клефт стреляет в первый раз. И во второй стреляет.
И вот последний, третий раз. Мушкет, достойный славы,
ревет, рычит, как дикий зверь, и пасть разверз, и рвется,
и вырывается из рук, и падает - сраженный,
в стремнину падает со скал, - и нет его, и нету…
Услышал Димос этот гул, в глубоком сне услышал.
И улыбнулся, и потом - навек скрестил он руки…
Покинул старый Димос нас, скончался старый Димос!
И клефта грозного душа, достойнешего клефта,
встречает в высях гул ружья, и, братски обнимаясь,
она летит за облака - и гаснут, нет их, нету…
РОЗА И РОСА
Сказала нежная роса
Под вечер розе алой,
Той, что при ранних звездах ждет,
Как опаленный жаждой рот
Миг поцелуя, - ждет и ждет,
Чтобы роса упала.
Сказала нежная роса:
"Цветок неутоленный,
Как ты узнал, что я приду
И тихо на сердце паду?
Открыл ли то тебе ручей
Иль соловей влюбленный?"
"То был не голос соловья
И не ручей певучий.
Пылал огонь в моей крови.
Приди и сердце оживи.
К утру увянут лепестки -
Пух юности летучий".
Луна, как свадебный венец,
Над ними - золотая…
Одну лишь ночь они живут.
Одну лишь ночь - и с ней умрут.
О, бедные… Кому еще
Дана судьба такая!