На главную страницу

НАУМ ОЛЕВ

1939, Москва — 2009, Вена

Семья будущего поэта с искусством не была связана: отец заведовал авторемонтными мастерскими, мать преподавала историю в средней школе. Олев (тогда еще Розенфельд) учился в Тартуском университете и Московском историко-архивном институте. «В искусстве» дебютировал почти случайно — как киноактер в известном советском детективе «Дело пестрых» (1958). Печатался как журналист в «Вечерней Москве». Благодаря композитору Оскару Фельцману с «просто стихов», которые писал уже давно, около 1960-го года стал писать песни, причем многие — специально для кинофильмов. Имя его значилось в титрах кинофильмов «Миссия в Кабуле» (1970), «Трест, который лопнул» (1982), «Мэри Поппинс, до свидания!» (1983), «Остров сокровищ» (1988) и др. Им создано несколько сотен песен — шлягеров советского времени, некоторые из которых памятны по сей день. Позже, в конце 1980-х, стал профессиональным галеристом и больше вращался среди художников, чем среди поэтов и артистов. О первых годах творчества Олев рассказывал в фильме «Бродвей моей юности» (1996). Во всех статьях об Олеве этот фильм упоминается как единственная актерская работа поэта, хотя на деле он сыграл там самого себя. В конце жизни вновь вернулся к поэзии (написал стихи для мюзикла «Ромео и Джульетта», 2006). Однако в начале 1960-х годов имелась в жизни Олева еще страница, обычно неизвестная даже библиографам. В связи со случившейся «Кубинской революцией», в Москве, в издательстве «Художественная литература», была образована Редакция литератур стран Латинской Америки (а также Испании и Португалии). Спешно была развернута серия «Библиотека латиноамериканской поэзии», открытая книгами аргентинского поэта-коммуниста Рауля Гонсалеса Туньона «Розы в броне» и антологией «Заря над Кубой» (обе — 1962). Переводчиков-испанистов катастрофически не хватало, три четверти переводов делались или молодежью, только-только выучившей язык (пока еще только испанский: португальский был востребован лишь в 1974 году, после революции в Португалии), — или теми, кто искал работы с подстрочника: среди этих «соискателей» в итоге оказывались будущие знаменитости — от Иосифа Бродского, Анатолия Якобсона и ниже. Уже в «Заре над Кубой» мы находим переводы Наума Олева; в более тщательно подготовленной книге «Поэзия гаучо» (1964) переводы Олева смотрятся уже вовсе не как поденщина (отрываясь от неизбежной в те годы социальной направленности — иное в печать просто не пропускали). Гаучо, жители аргентинской и уругвайской пампы, создали свои песни и танцы, у них сложились и своеобразные комбинированные жанры, в частности, «сьелито», — название происходит от припева, в котором певец постоянно обращается к небу (cielo, cielito — исп.: «небо, небушко»). Именно стихи в этом жанре и переводил Олев, и в поэтическом переводе он остался верен любимому жанру — песне.


БАРТОЛОМЕ ИДАЛЬГО

(1788—1822)

СЬЕЛИТО О НЕЗАВИСИМОСТИ

Синее небо — сьелито,
сьелито свободы нашей!
Пускай же индейцы и негры
в честь неба поют и пляшут!

Сьелито — танец и песня,
пляшите и пойте сьелито!
С неба нисходит счастье
светлой улыбкой на лица.

Ведь нынче провинции наши
вольности празднуют праздник.
Так пусть этот день прекрасный
радостью лица украсит!

Сьелито горестей наших,
долго глумились над нами!
Друзья, присягайте свободе,
нам больше не быть рабами!

Мы с берегов Ла-Платы
во имя этой свободы
прошли по дорогам ратным,
жертвуя в битвах собою!

Пляшите же смело сьелито,
сьелито нашей победы!
Пойте о радости, люди,
кончились наши беды!

Война, война тирании!
Война, война деспотизму! —
Мужественные аргентинцы
присягают отчизне.

Пляшите сьелито победы,
разогните усталые спины,
постылые рабские цепи
отныне навеки пусть сгинут!

Дадим же клятву друг другу,
что выдержим все невзгоды,
верность гражданскому долгу —
порукой тому — свобода!

Хором споем сьелито,
песню о нашем единстве,
да будет залогом братства
вечный союз провинций!

Тот, кто сеет раздоры, —
враг наших новых наций.
честные американцы,
давайте объединяться!

Пляшите сьелито надежды!
Живем мы, увы, не дважды!
И пусть на земле — не на небе
будет счастливым каждый!

Но тот, кто родину видит
рабою чужих господ, —
тому не будет пощады,
его не простит народ!

Сьелито лугов и пашен,
синих небес раздолье!
Лучше смерть за свободу,
чем жалкая рабская доля!

Да здравствуют патриоты!
Я славлю в сьелито крылатом
граждан нации новой —
пастуха, поэта, солдата!

Сьелито — песня о счастье!
Кто может — пусть мне ответит:
ярче, чем в небе нашем,
бывают ли звезды на свете?

Сьелито о родине нашей
пляшите и пойте, братья,
кровью свобода добыта,
с песнями шли умирать мы!

Сьелито — танец и песня,
радостью сердце звенит!
нас небо объединяет,
мир нам сьелито сулит!


АМАРО ВИЛЬЯНУЭВА

(1900—1969)

НАПЕВ

Мануэль Арайя,
грустью гитары измучен,
вечер вздыхает.

Мои вечера
канули в вечность —
их кто-то украл.

Скажу тебе, друг,
на любой из дорог
сторожит меня грусть.

Взгляни на тех пастухов.
Удел их до самой смерти
пасти хозяйских коров.

На женщин наших взгляни,
вьелись навечно в ладони
следы аргентинской земли.

И погляди на гринго,
вон их наехало сколько
грабить мою Аргентину!

Их жены, как я примечаю,
важным заняты делом:
знай ублюдков рожают!

Взгляни на старых и слабых,
им приходится драться
из-за куска хлеба.

И на тех здоровых и юных,
парни крепко стоят на ногах,
только они — пеоны.

И ты, брат, меня прости,
но от этих печальных картин
гитара моя грустит.

Но я, приятель, уверен,
явится радость народу,
наступит такое время.

Запомни: счастье не манна,
само не свалится с неба —
завоевать его надо.

Мануэль Арайя,
за возвращенье удачи
пусть гитара сыграет.

Ведь музыка гонит прочь —
такая в ней, парень, сила —
усталость с сутулых плеч.