ЕЩЕ К ЭТОЙ ЗВЕЗДЕ

Ты из породы солнц! Ты думаешь: “Вот сброд.
Марионетки все, не могут без морфина,
Без молока ослиц. Зачем ласкаю спины
И лица их теплом? – Уходит хилый род”.

– Эй ты, твои лучи остынут, вмерзнут в лед!
Мы прожигаем жизнь и множим наши вины.
Все так. Земля для нас – день праздничный, недлинный,
Но, радуясь нам, злак в полях колосья гнет.

Зубами ты стучишь – тебя съедают пятна,
О солнце, как лимон разбухший, необъятный,
Съедает порча. Ты насмешкой даришь нас.

Но не поможет всех закатов блеск разлитый –
Посмешищем для звезд ты станешь в страшный час,
Рябое пугало, пылающее сито!

НАРЦИСС ГОВОРИТ

Изнемогаю я под гнетом красоты.
О братья ирисы! Для вашей наготы
Хочу желанным быть. О нимфы вод безгласных!
Вам в дар я приношу всю горечь слез напрасных.

Надежде внемлю там, где внемлет мне покой.
О вечере родник заговорил с рекой,
Жемчужной пеленой трава и лес одеты;
Луна! Я не в ладу с коварною луной,
Чье зеркало крадет открытых вод секреты.

Не в силах я уйти от этих тростников,
Томясь, о красота, в плену твоих оков.
Люблю, люблю одну магическую воду!
С ней рядом все забыл, все кинул ей в угоду.

Твой блеск и чистота страшней огня и бурь.
О сколько горьких слез здесь волны поглотили,
Где пьют глаза, глядясь в смертельную лазурь,
Лишь отражение в венке из влажных лилий!

Лишь отражение! И вечен плач, увы!
Сквозь трепет братских рук, голубизну травы,
Когда двусмысленно мое существованье,
Струится нежный свет, и мне остаток дня
Нагого жениха рисует на прощанье...
О демон сладостный, желанный для меня!

Вот плоть моя в воде – опаловое тело.
О форма милая, послушная всецело!
Вот руки лунные, чьи линии чисты,
И пальцы плавные, которые устали
Звать пленника листвы прибрежной и печали...
О боги мрачные! О боги темноты!

Прощай! У зрения тьма отнимает силу.
Нарцисс!.. Звук имени, как нежный аромат,
Для сердца сладостен. О роза, сбрось наряд – 
Пустую, зыбкую, осыпь его могилу.

Пусть губы алые, прощальной розой став,
Утишат боль мою, к его устам припав.
Все ближе голос твой, о ночь, я различаю,
И лилий чашечки с избытком снов полны...
Но с миртами опять играет луч луны!

О плоть неясная! В тебе души не чаю
Под этим миртом в час, когда печаль моя
Глядится в зеркало тускнеющего дня.
Я тщетно от тебя хотел освободиться,
В обманной пелене с тобой отрадно слиться.
Но наслаждение мое темно, как ночь.

Прощай, Нарцисс, прощай... Ты гибнешь...
                            – Миг разлуки!
Вздыхая, я ловлю волнистый отблеск муки.
Сквозь мутную лазурь протяжной флейты звуки
Все жалобы мои, как стадо, гонят прочь.
Но там, где в холоде звезда горит вполсилы,
Пока ночной туман не закопал могилы,
Хочу, чтоб поцелуй покой воды взломал!

Надежда, растопи бесчувственный кристалл!
Как эта рябь с моим дыханьем слита дивно,
И хрупкой флейты жизнь с ним тоже неразрывна.

Исчезни, божество дрожащее, на дне!
О музыкант, играй! Помирим наши грезы,
Но флейту скорбную ты подними к луне:
Пусть льются в темноте серебряные слезы.

МОЯ НОЧЬ

Как часто по ночам сна рассыпалась груда.
В открывшийся проем я мог увидеть чудо:
Дитя мое, как он красив во сне!
О ком он грезит? Если б обо мне!
Стихи мои скользят к нему под дверь несмело,
Он, обнаженный, спит, и розовеет тело.
Куда ж уводит, сон, чреда твоих шагов?
За то, что я не сплю, благодарю богов.
Я выскользнул из пут коварных сновидений,
Свободен я теперь для стихотворных бдений.
Встаю, иду к столу, где чистые листы.
Прекрасное дитя, ты спишь, но где же ты?
А я, как часовой, – при звездах и в ненастье – 
Я на посту стою и караулю счастье!

Но дьявол охладить старается любовь.
Чтоб высмеять ее, готов он вновь и вновь
Перемешать шутя и стрелы и мишени
И привести в твой сон неведомые тени...
Но что я говорю? Ты спишь и я любим.

Как скряга, я ношусь с сокровищем моим,
Чтобы излить толпе восторг и трепет пыла.
Из сердца моего, как кровь, текут чернила.
Любимый, спи, – актер, художник мой, герой,
Лишь я один – поэт и зритель верный твой.
Спи, мальчик. Твой Жанно всегда ночная птица,
И кровь моя должна к тебе под дверь струиться.

ПОСЛЕДНЯЯ ПОЭМА

Пусть будет эта ночь широкою, как рана,
Чернила, точно кровь героя, льются пусть!
И страшно и свежо, и углубилась рана.
Цвет черный, красный цвет. Из вены – розы куст.

Тебя я обожать хотел бы молчаливо,
Но все-таки сложу поэму в эту ночь
(Так за волной волна спешит в часы прилива),
И строки, строфы рвут молчание и ночь.

Хотел бы, чтоб в сундук сбежавшего пирата
Поэму запер ты, скрыв наше торжество,
И бросил в океан, людской слюной богатый...

В такой болтливый век молчанье – божество!

МЕТРО СТИКС

Серая тень пассажира
В сером глухом пальто
Спешит из другого мира
На берег реки Ничто

Входи же в Стикс ощущая
Ртутную тяжесть вод
Жуткий текучий гнет

Часы сморгнут отмечая
Твой приход и уход
Всегда за уходом – приход

Виски твои скосит время
Глаза обесцветит страх
И будет жечь твое темя
Мечта о больших богах

Но весла все ближе бьются
И ты уезжаешь тень
Чтоб в ту же тоску вернуться
Сегодня и каждый день

* * *

Одиночество – наш удел
Как в два савана, мы навеки
Замурованы в толщу тел.

Что с того что от губ к губам
Мы бросаем, как с двух балконов,
Сотни алых цветов любви?
Что с того, что рука к руке
Льнет, пытаясь соединиться
В плоть, армированную, как бетон?

Бесполезно все, бесполезно.
Бесполезна эта улыбка, так и липнущая к лицу,
Бесполезны слезы, которым
Ничего не дано удержать.
Мы под своды отчаянья входим,
Твердо зная, что выхода нет,
Раскрывая его объятьям
Одиночество без прикрас.