На главную страницу

АЛЕКСАНДР СЫЩИКОВ

р. 1937, Ленинград

Санкт-петербургский поэт и переводчик, старший научный сотрудник Библиотеки РАН. Публикуемые переводы взяты из антологии «Поэзия немецкого литературного кабаре», СПб, 2008.


РИХАРД ДЕМЕЛЬ

(1863—1920)

ЖАТВА

Вот — поле золотых снопов,
до горизонта, до краев.
Мельница, мели, мели!

Споткнется ветер на бегу
на том небесном берегу —
О мельницы: мели, мели!

Наступит темная заря, —
у бедных воду лишь варят.
Мельница, мели, мели!

У ночи буря в подолу,
им без работы — гнить в углу.
Мельница, мели, мели!

Пурга расчистит ширь полей
от голода и от людей:
Мельница, мели, мели!


АЛЬФРЕД КЕРР

(1867—1948)

ЛАНДРАТ

Нет чинуши в мире гаже —
Тем он служит, кто могуч,
Он лоялен, вежлив, важен,
Криводушен и вонюч.

Тьфу ты, черт! Господь, помилуй!
Коль задел его — беда:
Крюк найди, веревку, мыло
И прощайся навсегда.

Ибо нет чинуши гаже —
Служит тем лишь, кто могуч,
Он лоялен, вежлив важен,
Криводушен и вонюч.


БЮРГЕР ШМИДТ

Ни с чего он не бледнеет,
Знак Почета он имеет;
На стене, как приглядеться —
Карта «Бой под Кениггрецем».
За столом сидит он твердо,
Знак Почета на груди,
Обнимая деток гордо,
И супруга впереди.
Как мерцает Знак Почета!
Даже в сердце тесно что-то.
Вечер сумерки торопит.
Тихо Шмидт сидит на… стуле.
Слышишь — рядом зазвучал
Благодарственный хорал.
«Вера в Кайзера святая —
Вот чего нам не хватает», —
Говорит семейству Шмидт
И по-прежнему сидит.
Шмидт продолжил: "В газетенке
С нами спорят. Ну, подонки!
Бумагомараки.
Недолго и до драки.
Придет ли в нашей жизни час,
Когда он осчастливит нас?
Курс его — пример Европе.
Тихо Шмидт сидит на… стуле.


ОТТО ЮЛИУС БИРБАУМ

(1885—1910)

ПЕСНЯ САПОЖНОГО ПОДМАСТЕРЬЯ ИЗ САКСОНИИ

Милая моя Лаура
говорила мне:
посидеть бы вечерком
с пивом, в тишине…
И горшочек с требухою —
Тоже дело неплохое.
Милая моя Лаура,
всё по мне вполне.

Милая моя Лаура
дивно сложена.
Жаль, что надо уезжать —
вот бы мне жена!
У такой у девочки,
Как ни погляди —
спереди немало,
много позади.

Милая моя Лаура
Прямо пышет жаром.
Да и я повадился
К ней ходить недаром.
Вот кого любить нам надо —
Тех, кто в жизни нам отрада.
Милая моя Лаура
Прямо пышет жаром.

Милая моя Лаура,
позабудь про грусть.
Ты не будь, Лаура, дура,
Скоро я вернусь
Вар сапожный — лучше клея,
Муж-сапожник — всех вернее.
Милая моя Лаура,
Позабудь про грусть.


УСПОКОЕНИЕ

Все мои боли
по Твоей воле
в Твоем, Господи, сердце,
как тихие дети, спят,
и в крови моей яркой во мраке ночи
я тоже слышу тебя, мой Отче;
Оттого я и весел, и в душе моей лад.


ПЕСНЯ О ЛУЧЕ СОЛНЦА

Луч солнца путь мне осветил, —
Я шел тропой лесною
И этот свет мне возвестил,
Что небеса со мною.
Мне подан знак
не просто так,
и я чего-то стою.
Но луч последний отблистал, —
Нам с ним не по дороге,
и зря себя короновал
я, сирый и убогий.
Грядет зима, наступит тьма,
а что у нас в итоге?


ЭДЕ ПЕТЕРМАН, РОДОМ ИЗ РИКСДОРФА, ПОЕТ В ИЗГНАНИИ

Зовусь я Эде Петерман.
В Риксдорфе знают: был я пьян
у Кулике в шалмане.
Я здесь воще инкогнитом.
Я Майер, Леман — не об том.
Имен — что вшей в кармане.

Как так? Вот так. Заткнись, болван.
Так скажет Эде Петерман.
Сидеть! Никто не встанет.
А то я разозлюсь опять,
Как было здесь уже раз пять,
у Кулике в шалмане.

Тут был Красавчик Франц, брунет.
Вчера он был — сегодня нет.
А не хрен зря базарить.
Но жаль, что я в тот год свалил.
Риксдорф, пахан, ты дал бы сил,
Чтоб прочих отоварить.

Второго гвардии полка
сержанта знал… Наверняка
одно скажу: хороший!
А я, как был — дерьмо-дерьмом,
Но кто бурды плеснет мне в ром —
Схлопочет враз по роже.

Кто напоролся на кулак,
Тот пожалеет. Токо так!
А так-то мы не волки.
Но, Боже, слабину даю.
Ведь ляпну что-то не в струю —
И разнесут в осколки!


АРХИЕПИСКОП ЗАЛЬЦБУРГСКИЙ

Архиепископ Зальцбургский
был гордый господин.
Любил красивых девушек,
хоть дожил до седин.

Он их трепал по щечке,
дарил им карамель,
Венерин дух разлит вокруг
был в замке Мирабель, хо-хо,
в том замке Мирабель.

Был строг архиепископ,
карал еретиков,
он к печке их привязывал,
не тратя лишних слов,

чтоб толком пропотели.
А свой любовный жар
все в том же Мирабеле
купаньем остужал,
в том замке Мирабель, хо-хо,
в том замке Мирабель.

Но что стряслось с епископом?
Он про любовь забыл.
Господним попущением
в тюрьму он угодил.

Сидит он в заключении,
утратив сан и сон,
и этим приключением
он крайне удручен.

Чем время тратить на тюрьму,
домой отправиться б ему,
в свой замок Мирабель, хо-хо,
в тот самый Мирабель.

О Зальцбургский архиерей!
Как ту беду избыть?
Не надо бы при сане
по девочкам ходить.

Их чары безопасны
Лишь злым еретикам,
Ах, девушки прекрасны —
я убедился сам —
в том замке Мирабель, хо-хо,
да, в замке Мирабель.