* * *

Пришла любовь, с собою увлекая,
Куда и мысль подняться не дерзнет.
Но сердце не стряхнет глухих забот,
Сомненьем переполнено до края:

Не быть бы мне низринутым из рая,
За то, что счастья зыбок был оплот.
И если, обманув, нас вознесет,
То вскоре бросит вниз судьба слепая.

О госпожа, я ваш, как плоть от плоти,
Взлелеян вашей милостью святою,
И в вере с вами воедино слит.

Свое творенье вы ли не спасете?
Мои грехи затмите чистотою.
И ваша благость благо мне сулит.

* * *

Ваш облик в памяти хочу сберечь!
О кротость! Благородство неземное!
Душа, исполненная добротою!
О волосы, струящиеся с плеч!

О чудный стан! О сладостная речь!
О взгляды, напоенные весною!
Уста, что неясных звуков красотою
Умеют мысль глубокую облечь!

Что ждет того, кто, видя только в вас
Блаженство, утешение, отраду
И вам себя вверяя как судье,

От вас отторгнут будет? Он тотчас
Познает плен душевного разлада,
Скорбь, мрак, рыдания, небытие.

* * *

Та, что сияла ярче всех светил,
Сокрылась от меня; и скорбь слепая
Мной овладела, в бездну увлекая,
Как судно без руля и без ветрил.

Истомы смертной я почти вкусил,
Когда нахлынули - разлука злая,
Страсть, упованья, опасений стая, -
Меня как волны этот шквал разил.

Раздался глас над рокотом морей,
Мне возвестивший: в вере, госпожой
Дарованной, пристанище дано.

"Ее по свету разметал борей", -
Ответил я. Истерзанный волной,
Зову не пристань, так морское дно.

ВЛЮБЛЕННОМУ ПОКОЯ НЕТ

Для саламандр огонь - приют всегда,
Для птицы - воздух, а для птиц - вода.
Земля покой дарует человеку,
Творенье увенчавшему от века.
Лишь я, рожденный для жестоких мук,
Несу во все стихии свой недуг:
Глаза всегда полны водой соленой,
Уста шлют непрестанно в воздух стоны,
Стопами землю мерю день за днем,
Объяты сердце и душа огнем.

МОНАСТЫРСКИЕ ГРЕЗЫ

Мне, как и ей, знаком здесь каждый тесный дворик,
Сооруженная монахами стена,
И тихие углы, где вкус росинок горек,
Где куксится душа, когда ей не до сна;

В тяжелых башмаках кружить в замшелом круге,
Печальные глаза скрыть пеленой ресниц,
И с дрожью ожидать, как ждут ее подруги,
Таинственных даров и встреч, склонившись ниц.

О, мастерицы сбивчивых полупризнаний,
Не я ль свидетель ваших вкрадчивых шагов?
Послушницы, о, как мне дорог этот ранний
Меж складочек льняных шуршащий тайный зов!

Мне, как и ей, милы по-детски дортуары,
Где можно грезам предаваться без препон.
Там свежего дыхания витают чары,
Там ангельский царит, невинный, кроткий сон.

Среди святых даров, изъятых из-под спуда,
Церковной утвари прохладен аромат;
Под алым занавесом клироса, как чудо,
Творит епископ ежедневный свой обряд.

Там негою супруга-девочка томима -
Капелла вздохов, зарешеченный придел;
Ласкает обольстительного серафима
Лукавый взгляд ее, неопытен и смел.

Она пред алтарем; дрожат ее колени -
Обряда постриженья сладостен озноб;
И вот уже вокруг волнами кружат тени,
Покуда, в локонах, она склоняет лоб.

Мне виделись в ее очах любви лампады,
В благоуханье нардов я ее взрастил.
И вот отныне нет моей души отрады:
Час пробил… я ушел, когда хватило сил…

О, ты, проснувшуюся к лету в теле хрупком
Девическую душу, после стольких зим
Порхнувшую в пристанище к другим голубкам, -
О, ты, заполнивший ее собой одним!

Неистовый огонь иль райские чертоги -
Зыбка немых небес изменчивая грань.
Молитву бормочу - я заблудился в Боге! -
Устами, извергавшими доселе брань.

К вам, исповедь и пост, спасения залогам,
К плодам, усладе пчел в божественном саду,
И к вам, и к вам, моим желанным недотрогам,
Рыдая, головой пропащей припаду.

НИЩЕБРОДЫ

Пока слонялись мы беспечно там и сям,
Земля окуталась тяжелым предгрозовьем,
И был взметен ивняк подобно облакам,
Смешалось всё, на чем свой взгляд не остановим.

Околдовала нас осклизлая стена,
И стало на нее в конце концов похоже
И лоно душ, и чрево хворое, без дна,
Разверстое в тоске, как брошенное ложе.

Зрачок твой обладал при свете и впотьмах
Всей царской пестротой двоящегося мира.
Но видишь: мученица на моих руках
Распята? Мне смешна вся эта роскошь пира!

Волна реки, поток дождя и капли с губ -
Трилогия сердец, что захлебнулись горем.
Вкус можжевельника опять знаком и люб,
Опять, щека к щеке, забытый путь повторим.

Увы! Увы, от нежной девичьей груди,
От пальцев, возвещавших звуками кларнета,
Что лоно расцветет мечтами впереди,
Желанье полыхнет, в рыдания одето,

От влажности ресниц, о Старец, о Малыш,
От пряжек и петлиц безвкусного байбака,
От пряной верности, которой не лишишь,
Раз на нее щедры любовник и собака,

Одной иронии остаться суждено,
Пронзительной тоске, вернувшейся к истоку…
Чей промысел, что к нам безжалостен давно,
Меня на Север гнал, тебя швырнул к Востоку?