СКРИПАЧ ИЗ ДУНЕЯ

Как играю на скрипке в Дунее –
Ходит пляс морскою волной.
А двоюродный брат мой – священник,
И священник – мой брат родной.

Пусть читают святые книги –
Я и в этом не уступил:
Все читаю я книгу песен,
Что на ярмарке в Слайго купил.

Как помрем и пойдем на небо
И придем к Петру у ворот,
Всех троих он улыбкой встретит,
Но меня пропустит вперед.

Потому что праведный – весел,
Коль родился не в горький час,
А веселым по нраву скрипка,
А веселым по нраву пляс.

И завидев меня, столпится
Райский люд, закричит: «Вот те на!
Да ведь это скрипач из Дунея!»
И запляшет, как в море волна.

НЕИЗБЫВНЫЙ ЗОВ

Умолкни, неизбывный сладкий Зов!
Ступай к небесным стражам-овчарам –
Пускай кочуют до конца веков
Тебе вослед сияньями во тьме.
Иль не слыхал ты, что душа стара,
Что ты – в прибое, в шелесте дубов,
И в крике птиц, и в ветре на холме?
Умолкни, неизбывный сладкий Зов.

ОН СЛЫШИТ КРИК ОСОКИ

Брожу одиноко
У кромки озерных вод,
Где ветер кричит в осоке:
"Пока небосвод
С оси не сойдет и не рухнет полюс,
И руки не ввергнут в бездну
Стяги Запада и Востока,
И свет не распустит пояс, –
Не лежать тебе с милою вместе,
Обнявшись во сне глубоком".

ОН СКОРБИТ О ПЕРЕМЕНЕ,
ПРОИЗОШЕДШЕЙ С НИМ И ЕГО ВОЗЛЮБЛЕННОЙ,
И МЕЧТАЕТ О КОНЦЕ СВЕТА

Или не слышишь зов мой, белая лань без рогов?
Я стал красноухим псом, искусным в твоих следах.
Прошел я Тропу Камней и гибельный Лес Шипов,
Ибо кто-то вложил в мои ноги надежду и страх,
Ненависть и желанье гнать тебя день и ночь.
С ореховым посохом он встретил меня в лесах,
Только взглянул без слова – и я уже мчался прочь,
И голос мой с той поры сделался лаем пса,
И мимо меня летят Время, Рожденье, Рост.
Когда же Вепрь без щетины придет с Заката? клыком
Выкорчует огни солнца, луны и звезд
И с ворчаньем улегшись во тьме, устроится на покой.

ОН ВСПОМИНАЕТ О СВОЕМ ВЕЛИЧИИ ТЕХ ВРЕМЕН,
КОГДА ОН ПРЕБЫВАЛ СРЕДИ СОЗВЕЗДИЙ НЕБА

Отведал я эля из Края Вечно Живых
И стал безутешен – мне ведомо все отныне:
Орешником был я, когда средь моей листвы
Изогнутый Плуг и Кормчей звезды твердыню
В небесную высь вознесли в незапамятный год;
Я был тростником – стлался коням под копыта;
Я стал человеком – ветру заклятым врагом,
Ведающим одно: не будет вовек избыта
На груди у любимой его вековая боль,
Губами к ее губам до смерти ему не прижаться.
О, звери лесные, о, птицы небес, доколь
Любовными вашими криками мне терзаться?

РОЗА МИРА

О, кто сказал, что красота минует, словно сон?
Тоскуют алые уста, надменны и скорбны,
О том, что мир не посетят чарующие сны
С тех пор, как траурным костром взметнулся Илион
И пали Уснеха сыны.

И мы в тревогах и трудах рассеемся, как дым,
Но среди обликов людских, струящихся с земли,
Под бренной пеною небес, где звезды отцвели,
Меж вереницы бледных волн под ветром ледяным
Пребудет одинокий лик.

Склонитесь, ангелы, пред ней в заоблачном дому!
До вас и прежде, чем в тиши раздался первый вздох,
Над бездной водною витал усталый добрый Бог:
Он расстелил зеленый мир по слову Своему
Ковром для этих легких ног.

К СВОЕМУ СЕРДЦУ, С МОЛЬБОЙ О БЕССТРАШИИ

Умолкни, сердце, трепет укроти!
Припомни древней мудрости закон:
Кто дрогнет пред волною, и огнем,
И ветром звезд, метущим небосклон,
Того сметет волною, и огнем,
И ветром звездным: нет ему пути
В сей одинокий величавый сонм.

УВЯДАНИЕ ВЕТВЕЙ

Шепталась с птицами луна, и я воскликнул: «Пусть
Не молкнут крики кулика и ржанки горький стон, –
Но где же нега слов твоих, и радость их, и грусть?
Смотри: дорогам нет конца, и нет душе приюта».
Медово-бледная луна легла на сонный склон,
И я на Эхтге задремал, в ручьевой стороне.
Не ветер ветви иссушил, не зимний холод лютый, –
Иссохли ветви, услыхав, что видел я во сне.

Я знаю тропы, где идут колдуньи в час ночной,
В венцах жемчужных поднявшись из мглы озерных вод,
С куделью и веретеном, с улыбкой потайной;
Я знаю, где луна плывет, где, пеною обуты,
Танцоры племени Дану сплетают хоровод
На луговинах островных при стынущей луне.
Не ветер ветви иссушил, не зимний холод лютый, –
Иссохли ветви, услыхав, что видел я во сне.

Я знаю сонную страну, где лебеди кружат,
Цепочкой скованы златой, и на лету поют,
Где королева и король в блаженстве без отрад
Блуждают молча: взор и слух навек у них замкнуты
Премудростью, что в сердце им лебяжьи песни льют, –
То знаю я да племя птиц в ручьевой стороне.
Не ветер ветви иссушил, не зимний холод лютый, –
Иссохли ветви, услыхав, что видел я во сне.

ПОХИЩЕННОЕ ДИТЯ

Среди Слейтвуда, где склоны
Тонут в озере лесном,
Остров прячется зеленый.
Там, где цапля бьет крылом,
Крыс пугая водяных, –
Мы храним от глаз чужих
Полные до верха чаны
Вишен краденых, румяных.
     Так пойдем, дитя людей,
     В царство фей, к лесной воде, –
     Крепче за руку держись! –
     Ибо ты не понимаешь, как печальна жизнь.

Где луна холодным глянцем
Берег Россеса зальет,
До утра старинным танцем
Мы сплетаем хоровод –
В колыханье рук и взоров
До утра прядем узоры
Под луной у дальних вод.
Беззаботно и легко
Мы порхаем над волнами
В час, когда слепыми снами
Мир объят людской.
     Так пойдем, дитя людей,
     В царство фей, к лесной воде, –
     Крепче за руку держись! –
     Ибо ты не понимаешь, как печальна жизнь.

Где вода с холмов струится
В озерца на дне Глен-Ка,
Где звезда не отразится,
Затерявшись в тростниках,
Мы форели полусонной
Беспокойные виденья
На ухо поем,
Меж травы, в слезах склоненной,
То мелькнем прозрачной тенью,
То опять замрем.
     Так пойдем, дитя людей,
     В царство фей, к лесной воде, –
     Крепче за руку держись! –
     Ибо ты не понимаешь, как печальна жизнь.

С потемневшими очами
Он идет на зов:
Не слыхать ему мычанья
Стада с солнечных холмов,
Не видать возни мышиной
Возле ящика с крупой,
Пенье чайника в камине
Не вдохнет в него покой.
     Он уходит от людей,
     В царство фей, к лесной воде, –
     Крепче за руку держись! –
     Ты вовеки не узнаешь, как печальна жизнь.