ОЛЬГА С. ЧИГИРИНСКАЯ

Король был страшно нездоров,
И смерти ждал в печали.
Лекарства лучших докторов
Ему не помогали.
Консилиум был им под стать,
Вот только жара не унять.

Спектаклей подошла пора.
Молчат прискорбно скрипки;
С каким изыском мир двора
Блюдет свой кодекс зыбкий:
Весь высший свет уже спешит,
Чтоб траур был в Париже сшит.

Казалось, даже старый шут
Лишился дара речи.
Скворца болтливей, этот плут
С покорностью овечьей
Среди врачей стоял, как пень,
И головой качал весь день.

Внезапно немоты заслон
Уста его оставил.
«Любезный, – тут же ляпнул он, –
Да это против правил. –
Скажи вы «contra» или «pro»,
Смерть лезет в самое нутро.

Парадно шествовать вольна,
Свой урожай сбирая,
С улыбкой слушает она
Придворного лентяя.
Что ж… Правда, есть один фантаст,
Который трепку ей задаст.

Он стоит всех вас, это так.
Алхимик он, что надо.
Он созывать большой мастак
Страшнейших духов Ада,
И может видеть по руке,
Чья жизнь висит на волоске».

«Что в этом может шут понять?» –
Отрезал медик шумный.
«Эй! – закричал король.- Молчать!
Да он тут самый умный!»
Забудь-ка, Гензель, эту брань
И мне волшебника достань.

Велев кудеснику пока
Их ждать в ближайшей роще,
Почти что вынес на руках
Шут короля. Так проще –
Тот был, как Нестор, весь седой
Старик с длиннющей бородой.

Насилу выкашлял монарх
Приветственное слово:
«Почтенный маг и патриарх,
Благослови больного.
Скажи мне, правды не тая,
Неужто умираю я?»

«Тут, – молвил старец, – есть нюанс.
Не торопи с ответом.
Сперва я проведу сеанс
И обращусь к планетам,
И только с утренней зарей
Провозглашу диагноз твой».

Так голос властный прозвучал,
И прорицатель скрылся.
Но точно, как и обещал,
Чуть свет опять явился
С толстенной книгою в руке
На неизвестном языке.

«Король, – сказал он, – смерть близка,
Стоит у изголовья.
Но способ есть наверняка
Дарующий здоровье:
Рубаху пусть отдаст Вам тот,
Кто всех счастливее живет».

Пока шептались:«Врать силён
Бродяга. Он рехнулся!»
Монарх, надеждой окрылен,
К министру повернулся:
«То ваша область, спору нет.
Добудьте мне такой предмет.

Но отчего Вы так бледны?
Вы, помнится, хвалились,
Что Вашим тщаньем полстраны
Уже обогатились.
Хочу от этого числа
Рубаху, чтоб меня спасла».

Политик бедный от одра
Ни жив ни мёртв поплелся,
Досадуя, что он вчера
Так глупо прокололся.
И десять перьев поломал,
Пока воззвание писал:

«Да, смерть монаршая близка,
Стоит у изголовья,
Но, как сказал пророк, пока
Есть шанс вернуть здоровье:
Пускай рубаху отдает
Тот, кто счастливейшим слывет.

Того, кому нужда чужда,
Король смиренно просит
Ссудить ему (не навсегда)
Рубашку, что он носит.
И, если гладко все пройдет,
Его вознагражденье ждет».

Повсюду свеженький указ
Развесили лакеи.
И сотни горожан зараз
К нему тянули шеи.
Судили новость вкривь и вкось,
И сплетен много набралось.

Кричала беднота: «Mein Gott!
Мы праведные люди.
Таких рубах среди невзгод
И нищеты не будет:
В дом только сборщик проскочил,
И счастья след уже простыл».

Иной читал, и в стороне,
Не говорил ни слова,
Но желчно думал о жене
Несчастного больного:
«Ксантиппа! Видно, извела
беднягу бранью. Ну, дела!»

Решили: «Каждому свой крест.
Не все в одной упряжке.
К чему такой широкий жест?
Теплей в своей рубашке».
Напрасно дни и ночи шли –
Ни лоскутка не принесли.

Министр злился: «Этот срам
Превратно истолкуют!»
И сам поехал по домам
Людей, что в ус не дуют,
Хотя могли бы поддержать
Стремленье ближним помогать.

Он ездил к торгашам простым,
Считающим монеты,
И к тем, практически святым,
Чьи доблести воспеты.
К молодоженам, наконец,
Недавно шедшим под венец.

«Мои дражайшие! – он рек. –
Догадки наши тяжки,
Раз не приносит человек
Правителю рубашки.
Коль среди вас счастливца нет,
Тогда он не рожден на свет!»

Не скажешь: «Полон рот хлопот».
И дамы побледнели.
Ужели истина всплывет
Наружу, в самом деле?
Всё лучше, на худой конец,
Открыть не душу, а ларец.

Рубах немало каждый сдал,
Поддавшись уговору.
Едва вместил дворцовый зал
Тряпья такую гору.
Король примерил сотен шесть,
И – всё осталось так, как есть.

«Конечно! – шут сказал, – Боюсь,
Что двор меня освищет,
Но только тот, кто глуп, как гусь,
В столицах счастья ищет.
Да здесь один сплошной обман
И шулерство, и балаган».

«Всё верно. Гансу своему,
Как честному, я внемлю, –
Сказал король. – И посему
Езжайте, граф, в деревню.
Велю на двор Вас не пускать,
Пока рубахи не сыскать».

Граф показал шуту язык
И пробурчал: «Подлиза!»
Теперь был нужен проводник,
Пришлось позвать маркиза
За месяц каждый городок
Объехать вдоль и поперек.

Перед каретой паж скакал
С парламентёрским флагом.
Так граф попутно обыскал
Все земли, шаг за шагом;
Сто раз, где счастливо живут
Спросив, но не услышав: «Тут!»

И граф возницу повернул:
«Что за поход крестовый?
Да этот гаер нас надул!
Крестьяне не готовы:
Как счастье, думают, найду,
Так власти увеличат мзду».

«Да, – подтвердил маркиз. – Не зря
Мне начало казаться,
Пора лишать их главаря.
Иначе, может статься,
Что этот мнимый звездочет
Враньем монарха допечет».

Тогда в столицу господа
Поехали, иначе
Искать – окольный путь всегда
Быстрей ведет к удаче;
И кое-где сорвали куш,
Но не нашли счастливых душ.

Все ж утром раз, когда пролег
Их путь сквозь лес тенистый,
На перекрестке двух дорог
Раздался голос чистый,
И удивили их сперва
Той песни ясные слова:

«Я счастлив! Презираю я
Придворные каноны
И вам смеюсь в лицо, князья,
Служители Мамоны.
За весь ваш драгоценный хлам
Своей свободы не продам!»

«Черт подери! Кто там поет
В тени под старым вязом?
Бьюсь об заклад, что это тот,
Кого все ищут разом» –
Граф довод высказал простой
И кучера окликнул: «Стой!»

С маркизом шли они, пока
В конце лесной тропинки
Не увидали паренька,
Который пил из кринки.
Он был, как яблоко, румян,
Силен и молод, смел и рьян.

Он ел – ну прямо волшебство –
Так радостно! К тому же,
Сидела справа от него
Крестьяночка не хуже:
Стройна, как молодая ель,
Здорова, как в ручье форель.

Он целовал её. И тут
Лазутчик чуть не помер.
Граф закричал: «Ну, парень! Плут
первейший! Вот так номер:
Сам закатил здесь пир горой,
А, между тем, ругает строй!»

Они приблизились: «Ну что ж,
С утра пируешь? Кто ты,
Я знаю – ты не признаешь
Ни блажи, ни заботы.
Я вижу всё. Слова слабы:
О, славный баловень судьбы!»

«Кто, я? – ответствовал храбрец,-
Ну, руки я имею,
Я сыт, доволен, наконец,
Невестою своею.
Что ж, смейтесь. Этой жизни сам
И королю я не отдам!»

«Король одной ногой в гробу! –
Воскликнул граф. – И всё же
С тобой монаршую судьбу
Легко спасти, похоже:
Мудрец сказал, ценней всего
Твоя рубашка для него».

«Моя рубашка? – парень прочь
Отпрянул. – Сожалею,
Душа болит, но Вам помочь
Ничем я не сумею.
Я счастьем, как броней, одет,
Но у меня рубашек нет».

«Бог мой! Позор и горе мне!» –
Шептал чиновник в страхе.
«У нас счастливейший в стране
Не слышал о рубахе!» –
Так он печально пел вдали,
Когда монарха погребли.