ЧАРЛЬЗ ЛЬВИНОЕ СЕРДЦЕ

ему 95 он живет в большом
двухэтажном доме.

«они хотят отправить меня в дом
для престарелых, я им сказал нет, черт подери,
мой дом – ЗДЕСЬ»

он говорит о внуках. детей
он пережил.

он навещает жену, ей тоже
95.
она живет
в доме престарелых.

«выглядит прекрасно, но не соображает,
кто я такой».

он есть бекон, помидоры
и мюсли.

живет на высоком холме.
раньше гулял с собакой.
потом она умерла.

теперь гуляет один,
спина прямая.
в руке
дубовая трость.
в нем шесть футов два дюйма,
он поджарый,
элегантный,
забавный.

«они ждут не дождутся моей
смерти, хотят прибрать к рукам дом
и деньги.
я собираюсь прожить
как можно дольше.
просто назло».

по вечерам я вижу как он
читает
или смотрит телевизор
в своей комнате
наверху.

он был женат дольше
чем большинство мужчин
прожили.
и он до сих пор женат.
только она не знает,
что замужем

он сидит у себя в комнате
на вершине своих девяти
с половиной
десятков.
не просит его пожалеть.
и сам никого не жалеет.

он океан
чудес он
сияющая скала.

подвижный ум,
такой живой.

когда смерть придет
за ним,
ей должно стать
стыдно.

я так хочу, чтобы это окно продолжало
светиться, там, на втором
этаже.

когда оно погаснет,
это будет уже другой мир
хуже этого,
не такой волшебный

когда погаснет.

ФЕВРАЛЬ

Та, кто затапливает дровяную печь,
поднимается в темноте.

Как железо холодит руку,
Ищущую наощупь отворить дымоход,
Руку, что отпрянет
От ворвавшегося ветра.

Дрова, что больше не пахнут деревом;
А пахнут крысами и мышами –
Спички, вспыхивающие с грохотом
в ледяной тишине.

В свете вспышки ты увидишь её на корточках;
Исхудавшую, с огромными глазами;
Губы её повторяют окоченевшие заголовки,
исчезающие в огне.

ШЕПОТОМ

Мой сосед, больничный парикмахер,
Он бреет тех, кого хватил удар,
бреет умирающих.
Бреет сумасшедших, прикованных к койкам,

Старый шаркающий вдовец,
Дома его ждут муравьи,
Банка фасоли, которую он
Ест не разогрев, кофейной ложечкой,

он говорит: куда девались все эти годы,
о Господи, я стоял, наклонившись,
лезвие в руке моей дрогнуло.
первый раз в жизни.

ДУХ

Для тебя
я буду евреем из гетто
стану танцевать
надену белые чулки
на кривые ноги
отравлю все колодцы
в городе

Для тебя
я буду выкрестом
и расскажу падре
всё о кровавом обете
в Талмуде
укажу где спрятаны
кости ребёнка

Для тебя
я буду еврейским банкиром
разорю благородного
старого короля
и род его
прекратится

Для тебя
я буду бродвейским евреем
стану проливать со сцены
слёзы о своей матери
и торговать дешёвкой
из-под прилавка

Для тебя
я буду еврейским врачом
перерою
все мусорные баки
в поисках отрезанной
крайней плоти
чтобы пришить её
обратно

Для тебя
я буду евреем из Дахау
который лежит
съёжившись в яме
с негашёной известью
а его боль
всё распухает
и уже не помещается
никуда

* * *

ЭДМОНТОН, АЛЬБЕРТА, ДЕКАБРЬ 1966, ЧЕТЫРЕ УТРА

Когда я перестал писать тебе?
Сандаловое дерево горящее в этом маленьком отеле
на Джаспер стрит.
Ты входила в комнату сотни раз
сари для маскировки доспехи джинсы
и ты сидишь возле меня часами
одинокая женщина в комнате заполненнной счастьем.
Я пел тысячам людей
я только что написал ещё одну короткую песенку.
Мне кажется я начну доверять самому себе
если собственная душа мне позволит.
Я надеюсь тебе хватит денег на зиму.
Я пошлю тебе как только мне заплатят что-нибудь.
Травы и мёд и журчащий обогреватель,
тени мостов на льду
реки Северный Саскачеван,
холодная синяя больница небес –
хорошая компания для меня для тебя.