ВЯЧЕСЛАВ МАРИНИН

Ты в браке многое узнаешь,
Со многих тайн сорвешь печать;
Откроются тебе начала
Как Ева мужа привечала,
Чтоб Каина потом зачать.

Ах, долг супружеский, сестрица,
Исполнить — что воды напиться,
Подскажет сердце верный тон!
Есть два конца у каждой палки:
Не надо жить судьбой весталки,
Быть служкой тоже не резон.

Когда твой муж мрачнее тучи —
Не ты вина всей этой бучи —
Скандал начнёт, ты не молчи —
Мужской каприз здесь и не боле —
Скажи: ах, сударь, Ваша воля
при свете дня, моя — в ночи!

Лет пятьдесят прошло уже с тех пор,
Как в «Клубе» я вступил в свой первый спор.
Поэтов, ясно. Сладкие моменты:
Студенты, лейтенанты, ассистенты.
Все были вровень, ранг давал лишь «стих»,
И я в картине той — лишь малый штрих.

Летели годы, седина пробилась,
Моя звезда всходить не торопилась,
Всё в той же оставался я поре:
Всё тот же штрих на том же алтаре,
Мои же лейтенанты и студенты -
Те в генералы вышли, в президенты.

Теперь в местах, где проходили споры,
Слышны совсем другие разговоры.

«Милейший, Ф.! Всё так же служишь одам?»
«Спасибо, Ваша честь… назло невзгодам…»

«Я знаю, знаю. В жизни счастья нет…
Супруге Вашей от меня привет».

Нет, чувства к Вам не охладели,
И в сердце пламя как всегда,
А где Вы зиму разглядели,
Лишь акварель с узором льда.

Любви моей переживанья
Я спрятал от нескромных глаз,
Не выставляю для копанья
Бездушным людям напоказ.

Я как вино, что отбродило:
Нет больше брызг и пены в нём,
И что снаружи так бурлило,
Теперь внутри горит огнём.

В сущности, мне всё равно,
Кто в долгах, кто при деньгах давно,
Только как там Бисмарк свой продолжит путь?
Да, на это я хочу еще взглянуть.

В сущности, всё в жизни так себе,
Утром — радость, днём — печаль в тебе,
Осень и зима, весна и лето,
Измельчало всё с годами это.
Лишь вот внук мой, озорной мальчишка,
С сентября уже подготовишка,
Не могу поверить, неужели,
Был еще вчера он в колыбели?
Скрип пера, когда он буквы пишет,
Это я хочу еще услышать.

В сущности, всё это суета,
Цвет сегодня, завтра пустота,
Умирает всё, ничтожна ценность
Дел земных, всё обратится в тленность;
Каждому предписан день и час,
И желанья покидают нас,
Но живём мы до конца в надежде:
Это я хочу изведать, прежде…

Говоришь, что сушу ты оставил,
И со мною вместе плыть готов?
Поздно! Я давно игрушкой стала
В беспощадных играх злых ветров.

Ты глубин всегда боялся моря,
В лёгкий шторм уже ты курс менял,
Буду я одна с волнами спорить,
Пусть и нету шансов у меня!

От судьбы, увы, твоей не ставшей,
Правь ты к берегу без лишних слов,
Из руки моей, грести уставшей,
Скоро в бездну выскользнет весло.

Ну, а если бегство ниже чести,
Ты за мной в пучину кинься вслед,
Умереть с тобой мы можем вместе,
Жизни вместе нам с тобою нет!

Покуда я пригожа,
Мне вера — сущий клад.
Всевышний, знаю, тоже
Красоткам юным рад.
Послушникам влюблённым
Простит он этот грех:
И сам в томленьи оном
Ко мне был ближе всех.

Не старый дряблый патер —
Настырный юный кот,
Буян и узурпатор,
Избранницу зовёт!
Мне старцы не по нраву,
Старух не любит Бог:
Как мудро и по праву
Он всё связал в клубок!

Смысл жизни церковь знает,
Мой лик и душу бдит,
Грехи мне все прощает:
Да кто ж мне не простит!
Шепнёшь едва губами,
Чуть кникнешь и — вперёд,
А с новыми грехами
Все старые не в счёт.

Любим Господь в народе
За то, что дeвиц чтит;
Случись сердечной шкоде,
Он сам себе простит!
Покуда я пригожа,
Я с верою дружна:
Как дряхлая кукожа
Лишь чёрту я нужна!

Есть у меня рояль — лазури цвет,
А я не знаю вовсе ноты.

В подвал сейчас задвинут раритет,
А в моде снова эшафоты.

На нём играл сонаты лунный свет,
А звёзды — строили гавоты.
Крысиный ныне здесь кордебалет,

И клавиш многих больше нет…
Оплакиваю я пустоты.

О ангел, — сколько горьких лет
Судьба играла в повороты —
Нарушь Всевышнего запрет —
Живой мне в рай открой ворота.

Чудно бродить в сплошном тумане!
Сиротством дышит каждый куст,
Стоят деревья как в нирване,
Общения источник пуст.

Друзьями мир был полон весь,
А жизнь — вся соткана из света ,
Но лишь тумана пала взвесь,
Всё словно растворилось где-то.

Воистину нельзя стать мудрым,
Пока не cможешь ты познать
Тот мрак — неотвратимый судный,
небытия безмолвный знак.

Чудно бродить в сплошном тумане!
Всю жизнь один, лишь листьев хруст.
Один, себя ты не обманешь,
Общения источник пуст.

Покуда ты желанием горишь
На край земли за счастьем плыть,
Ты не созрел счастливым быть.

Покуда об утратах ты скорбишь,
От цели к цели отмеряешь путь,
Смиренья ты еще не понял суть.

И лишь когда ты в пепел обратишь
Свои желанья, цели и мечты,
О счастье думать перестанешь ты,

Тогда забьётся сердце не спеша
И обретёт покой твоя душа.

Как много дней вдали растаяли,
Пополнив лет безликих ряд,
Нет ничего, что мне оставил я,
Нет ничего, чему я рад.

Людей промчались вереницы,
Уйдя с потоками времён;
Исчезнув в Лете, растворились лица,
Не сохранилось в памяти имён.
Но места в сердце нет для тризны:
Забвенья отвергая власть,
Громаду лет пронзает жизни
Всепоглощающая страсть.

Она без смысла и без цели,
Границ не ведая идёт,
Игрой ребёнка в колыбели
Мгновенье к вечности ведёт.

Далёк мой путь, мой путь тяжёл,
И нет пути назад;
Кто одиночество обрёл,
Тому в нём рай и ад.

Тяжёл соблазн; к себе зовёт
Обыденность на дно,
Как зов её любовью жжёт,
Как страстью пышет, но

Кто одиночество испил,
Шагнув за окоём,
Тому и щебет птиц не мил,
Тот не пойдёт вдвоём.

Мы в мире мишуры живем
И лишь в минуты испытаний
Суть бытия мы познаём,
Смысл сновидений и мечтаний.

Мы верим лжи и чтим ничто,
Мы как слепцы одни в темнице,
Мы в бренных стенах ищем то,
Что только в вечности хранится.

В скупых обрывках сонных фраз
Хотим нащупать путь спасенья,
Ведь всё же Боги мы, и в нас
Не стёрта память сотворенья.

Увы, сударыня, прошло то время,
когда любовь была наградой за
кураж и я, забот оставив бремя,
со шпагой шёл куда глядят глаза,
и, если мне встречалось вдруг созданье,
похожее на Вас, но кавалер
был между нами, к черту ожиданье —
я ставил жизнь свою, pardon, ma chere,
на кончик острия:
он или я!

Нас гoндола ждала в укромном месте,
я понадёжней пoлог опускал;
развеять страхи дамы дело чести —
мой нежный взгляд мне в этом помогал;
сходились руки, шутки и догадки —
извечный путь наш опыт совершал,
талант мой остальное предрешал —
от поцелуя до последней схватки,
где, дополняя скрипки обертоны,
лились из лодки сладостные стоны.

Давно прошли те времена, мадам!
Теперь честь защищают по судам;
не так сладка судебная любовь.
Нет шпаг, а если тростью ранишь в кровь —
полиция примчится по следам.

И Ваш отважный кавалер. Увы!
Простите, если я скажу не то —
вчера в кафе вдвоём сидели вы:
средина лета, ночь и «он» — в пальто…
Представив всё: как этот тусклый взгляд
скользит неспешно по твоим плечам,
как этот старый «гребень» по ночам
свершает немудрёный свой обряд
и ты пред ним лежишь едва одетой,
а к телу льнет прозрачный лёгкий шелк,
как будто лист осенний, взявший в толк,
что он не надышался жизнью этой;
представив всё, что ты должна снести,
в молчаньи потакая старикану,
без шанса в страстном крике изойти:
«Сейчас умру иль матерью я стану!» —
я ставлю всё — пусть будет Бог судья —
на кончик острия:
он или я!

Смешно, мадам? Я фантазёр, не скрою.
Но, если только здраво рассуждать,
то станет наша жизнь сплошной хандрою!
Люблю в мечтах в том времени блуждать,
где смелость не слылa за эпатаж.
Зла не хочу я Вашему супругу,
мой арапчонок обежит округу
и адрес Ваш найдёт, а дальше паж
пакет доставит тайно в Ваш покой.
Я выберу момент — на службе в храме,
а может в карнавальном тарараме —
и прикоснусь украдкой к Вам рукой.
И вот свершится: ночь, Вы на балконе,
вся в серебре луна на звёздном фоне
играет в кудрях матовым лучом,
а я в саду с гитарой и с мечом,
готовый петь иль драться — что на кoне!
А после шёпот, «да» и «нет», «как можно» —
о стыд, ты в тогу сводника одет!
Вы лестницу спустили осторожно
и… я забыл себя и белый свет!..
Жизнь движется неумолимым кругом,
ушёл мой паж и арапчонка нет,
остался лишь почтамт к моим услугам.
Так что, мадам, коль захотите снова
Вы встретить незнакомца из кафе,
ему ответ Ваш будет le parfait,
вот адрес: poste restante pour Casanova.

За каждым словом,
сквозь тьму и свет,
кровавым сковом
творенья след,

пронзает время
и в пашни «суть»
бросает семя —
и снова в путь.

Несёт фортуна
в глухую даль
подкову гунну
и скифам сталь,

не жди ответа,
не тщись понять,
на части это
нельзя разъять,

талана граны,
волшебный свет,
а после — рана,
иного нет.

Поля тускнеют,
пастух зовёт,
колосья зреют —
к нулю отсчёт,

небес безмерность,
лазори цвет,
есть только верность,
иного нет,

одно мгновенье,
лицо в лицо,
потом прозренье
и в бездну всё:

слиянье, всполох,
волшебный свет,
безмолвья полог,
иного нет.

В багряной одежде
сады у черты —
всё сказано прежде
и в прошлом мечты.

Так надо, так надо,
обманчивый цвет:
«свобода — распаду,
свершенью — запрет».

Всё круче ступени,
зиянье пустот,
колышутся тени
и плот уже ждёт;

у вечного моря,
без края и дна,
и радость, и горе,
утрат имена,

восход и надежды,
расцвет, листопад
и одинокий
безбрежный
закат.

Пусть красок так много,
близки холода,
к финалу дорога:
в ничто, в никуда.

Так надо, так надо,
сады у черты —
предверье распада
земной красоты.

Астры — дни завершенья,
близость изгнания, пат,
боги взялись на мгновенье
лето сберечь от растрат.

Всё пока в веденьи света,
в небе — златые стада,
что там у Завтра пригрето
в мертвенных недрах гнезда?

Всё пока дышит желаньем,
страстью и розами «ты»,
лето живёт ожиданьем -
гнёзда не будут пусты,

всё пока верит в угоду,
в то, что летит уже прочь:
ласточки, чиркая воду,
путь поглощают и ночь.