Дополнительные материалы

Страница на zhurnal.lib.ru

* * *

Секрет себя обнаружит в итоге, как и всегда.
За чашкою чая жажду язык выдает – беда!
Сама себя перескажет история за меня.
Тихи глубокие воды, да дыма нет без огня.

За трупом в резервуаре, за тенью, что днем растет,
За танцем той, что танцует, за рюмкой того, кто пьет,
За приступами мигрени, за вздохами – всякий раз
Иная лежит причина, чем та, что видна для глаз.

У песни, случайно спетой у монастырских стен,
И у гравюр в столовой с видом охотничьих сцен,
И у рукопожатья во время летней игры –
Есть у всего причина, скрытая до поры.

* * *

О, что там слышен за дробный звук,
Будто бы грома раскаты, раскаты?
– Это солдаты идут, мой друг,
Идут солдаты.

О, что это там засверкало вдруг?
Издалека этот блеск так ярок!
– Солнце на ружьях блестит, мой друг,
Свет его жарок.

О, что же они собрались вокруг,
Что же им надо тут в воскресенье?
– Может, маневры идут, мой друг,
Или ученья.

О, отчего они, сделав круг,
К нашей свернули дороге, дороге?
– Может, команда была, мой друг,
Что ты в тревоге?

О, у кого-то из них недуг,
Нужен им доктор? Их кони встали?
– Нет, там никто не ранен, мой друг,
Даже и не устали.

О, может, чей-нибудь болен дух,
Нужен наш пастор им, верно? верно?
– Нет, они церковь прошли, мой друг,
Топая мерно.

О, значит, им нужен сосед наш, пастух,
Это к нему они, я же вижу!
– Нет, они мимо прошли, мой друг,
И уже все ближе.

О, но куда же ты? Наших рук
Не разнимать ты мне клялся адом!
– Нет, я любить обещал, мой друг,
Но идти мне надо.

Сломаны двери, и выбит замок,
Больше запорам держать нет мочи;
О, их шаги тяжелы, как рок,
И горят их очи.

* * *

Что на уме, голубок, дружочек?
Мыслей, как перьев, все гуще строй.
Ждешь ли свиданья, денег ли хочешь,
Или лелеешь план воровской?

Очи открой, мой баловень нежный,
Будет охота – лови меня.
Заново мир открывая прежний,
Встань на краю молодого дня.

С ветром взлети, мой змей поднебесный,
Птиц заглуши и небо затми;
Страхом срази, оживи, как в песне,
Сердце пронзи – и себе возьми.

Свидание

Четкий и безмолвный,
Весь в осеннем свете,
Лег воскресным утром
    Город визави.
У окна стою я,
Бизнес на рассвете
Наблюдая с точки
    Зрения любви.

Все мы, полагаю,
В ожиданье  встречи
С чем-нибудь желанным,
    Вроде rendezvous,
Предаемся мыслям
Путаным и странным:
На свиданье с чувством
    Разум не зову.

Как любви ни мило
На своем Предмете
Полностью замкнуться,
    Слаб ее охват.
Как заметил Гете,
Полчаса от силы
Даже самый дивный
    Радует закат.

Малиновский, Риверс,
Бенедикт и братия
Пояснят, насколько
    Век идей хитер:
При матриархатах
Убивают братьев
Матерей, и любят
    Вместо жен сестер.

Кто, при беглом взгляде
На людские лица
(Каждый – уникален),
    Смеет предсказать,
Кто к чему конкретно
Должен пристраститься:
Только страсти могут
    Тут повелевать.

Каково влиянье
Всяческих профессий
На мировоззрение
    И судьбу сердец?
Под сукно положит
Клерк свое творение?
Видит ли торговец
    В конуре – дворец?

Если вдруг чиновник
Влюбится публично
Включит ли он  это
    В годовой отчет?
Будут их объятья
Среднестатистичны?
Попадут расходы
    В план на этот год?

Странно превращенье
Чувств: простосердечный
И живой, как роза,
    Стих – в короткий срок
Съедет в интеллекту-
Альнейшее нечто,
Как трактат Спинозы;
    Как – нам невдомек.

Все же,  понемногу,
Узнавая то, что
Нашим знаньем, в общем,
    Можно пренебречь,
Станем относиться
Сдержаннее к догмам;
Ведь любовь – есть очень
    Непростая вещь.

Нужен ей Предмет, но
Так он призволен,
Подойдет любой из
    Тех, что есть вокруг.
В детстве я был помпой
Водяною болен,
Звал ее прекрасной,
    Как тебя, мой друг.

У любви нет званья.
Вся она есть только
Способ отношений
    Меж существ любых,
Связанных заранее
Заданным условьем,
Неким sine qua non*,
    Нужным для двоих.

В ней мы открываем
Состоянье духа,
Что зовут «Спасенье»
    Или «Звездный час»,
Страсть к луне была бы
Прихотью и дурью,
Можем мы любить лишь
    То, что есть у нас.

Я когда-то думал,
Что любовь связует
Противоположных;
    В этом правды нет.
Юноша боится,
Что любви не стоит;
Милый друг, в тебе я
    Отыскал ответ!

Если ж двое вместе –
То, конец писанью
Мыслей и Раздумий;
    Точно мертвецов,
Делает в постели
Умников и дурней,
Критиков, поэтов
    Равными любовь.

Profile

(Краткий биографический очерк)

Он славит Бога,
Что был рожден и взращен
Британским Снобом.

Детство, полное
Любви и лакомств –
Как любить перемены?

Его одежда
Выдает крик ребенка:
Оденьте меня!

Часто топал ногами,
Случалось, рыдал,
Но не знал скуки.

Был тщеславен? Да нет,
Разве что, насчет стихов
Да своих друзей.

Он любит дарить,
Но забывает с трудом
Цену подарков.

Завидует тем,кто мог,
Читая газеты,
Складывать их.

У перекрестков
Ждет, что для него дадут
Зеленый сигнал.

Без своих часов
Забывал бы ощущать
Жажду или желание.

Его ангел-хранитель
Всегда говорил
Что и Кого прочитать.

Зная, что ему везло,
Он удивлен,что так
Мало самоубийц.

Он не видел Бога,
Но верит, что раза два
Слышал Его.

Прощание с Mezzogiorno

От готики севера, бледные дети
Культуры вины, картошки, пива-виски,
Мы, подобно отцам, направляемся
К югу, к обожженным другим берегам,

Винограда, барокко, la bella figura,
К женственным поселеньям, в которых мужчины –
Самцы, и дети не знают той жесткой
Словесной войны, какой нас обучали

В протестанстских приходах в дождливые
Воскресенья – мы едем не как неумытые
Варвары, в поисках золота, и не как
Охотники за Мастерами, но– за добычей;

Кто-то едет туда, решив, что amore
Лучше на юге, и много дешевле
(Что сомнительно), другие – убеждены,
Что солнце смертельно для наших микробов

(Что есть чистая ложь); иные, как я,
В средних летах – чтобы отбросить
Вопрос: «Что мы и чем мы будем»,
Никогда не встающий на Юге. Возможно,

Язык, на котором Нестор и Апемантус,
Дон Оттавио и Дон Джованни рождают
Равно прекрасные звуки, неприспособлен
К его постановке; или в жару

Он бессмысленен. Миф об открытой дороге,
Что бежит за садовой калиткой и манит
Трех братьев – одного за другим – за холмы
И все дальше и дальше – есть порожденье

Климата, в котором приятно пройтись,
И ландшафта, заселенного меньше, чем этот.
Как-то все-таки странно для нас
Никогда не увидеть ребенка,

Поглощенного тихой игрой, или пару друзей,
Что болтают на понятном двоим языке,
Или просто кого-то, кто бродит один,
Без цели. Все равно, наше ухо смущает,

Что их кошек зовут просто – Cat, а собак
– Lupo, Nero и Bobby. Их еда
Нас стыдит: можно только завидовать людям,
Столь умеренным , что они могут легко

Обойтись без обжорства и пьянства. И все ж
(Если я, десьтилетье спустя, их узнал) –
У них нету надежды. Так древние греки о Солнце
Говорили: «Разящий-издалека», и отсюда, где все

Тени – в форме клинка, вечно синь океан,
Мне понятна их мысль: Его страстный
Немигающий глаз насмехается над любой
Переменой, спасеньем; и только заглохший

И потухший вулкан, без ручья или птицы,
Повторяет тот смех. Потому-то
Они сняли глушители со своих «Весп»
И врубили приемники в полную силу,

И любой святой вызывает ракетный шум,
Как ответная магия. Чтобы сказать
«У-уу» сестрам Паркам: «Мы смертны,
Но мы пока здесь!», они станут искать

Близость тела – на улицах, плотью набитых,
Души станут иммунны к любым
Сверхестественным карам. Нас это шокирует,
Но шок нам на пользу: освоить пространство, понять,

Что поверхности не всегда только внешни,
А жесты – вульгарны, нам недостаточно
Лишь звучанья бегущей воды,
Или облака в небе. Как ученики

Мы не так уж дурны, как наставники – безнадежны.
И Гете, отбивающий строгий гекзаметр
На лопатке у римской девы – есть образ
(Мне хотелось, чтоб это был кто-то другой)

Всего нашего вида: он с ней поступил
Благородно, но все-таки трудно назвать
Королеву Второй его Walpurgisnacht
Елену, порожденную в этом процессе,

Ее созданьем. Меж теми, кто верит, что жизнь –
Это Bildungsroman, и теми, для кого жить –
Значит «быть-здесь-сейчас», лежит бездна,
Что об'ятиями не покрыть. Если мы захотим

«Стать южанами», мы тотчас испортимся,
Станем вялыми, грязно-развратными, бросим
Платить по счетам. Что никто не слыхал, чтоб они
Дали слово не пить или занялись йогой –

Утешительно: всей той духовной добычей,
Что мы утащили у них, мы им не причинили
Вреда, и позволили, полагаю, себе
Лишь один только вскрик A piacere,

Не два. Я уйду, но уйду благодарным
(Даже некоему Монте), призывая
Моих южных святых – Vito, Verga,
Pirandello, Bernini, Bellini

Благословить этот край и всех тех,
Кто зовет его домом; хотя невозможно
Точно помнить, отчего ты был счастлив,
Невозможно забыть, что был.

Святой Франциск и птицы

Когда Франциск проповедовал им любовь,
Птицы слушали – и взлетали вверх
В синеву, словно стая слов,

Радостью спущенных со святых губ.
Шумя, облетали его кругом,
Садились на рясу и капюшон,

Танцевали и пели, играли крылом,
Воспарившие образы, сон;
Что было лучшим его стихом:

Правда смысла и легкий тон.