Он лежит в кукурузных долах,
У тревожных синих зыбей –
Город мужественных, веселых
И доверчивых людей.

Он гордится бронзовым Дюком,
Что на римлянина похож,
И песком по морским излукам,
И атласной обивкой нож.

Он гордится Морской Палатой
И Турецким Карантином,
И что Пушкин в нем жил когда-то,
И что Ризнич любила в нем;

Что в порту стоят броненосцы;
Что в тавернах его до утра
Сицилийцы или родоссцы
С громом резались в баккара;

Что в слободках звуки рояля
Можно слышать со всех сторон;
Что лавчонкам Пале-Рояля
Откликается Ланжерон.

Он воскресшей дышал Элладой,
С Гарибальди мечтать умел,
Он потемкинской канонадой,
Точно Вагнером, опьянел.

Он с неведением блаженным
Чудно портит любой язык:
Керосин зовет "фотоженом"
И "шаландой" шхуну и бриг...

И теперь, из бани кровавой
Выйдя вновь на ветер и свет,
Изъязвленный черной протравой,
Осиянный славой побед,

Пусть он будет, как прежде, свежим
Краснобаем и удальцом,
Чтобы шла по всем побережьям,
Как улыбка, молва о нем!