Картуз отрепанный надвинувши в упор,
По ветру шелестя одеждой длиннополой,
Не отгоняя мух, обсевших череп голый,
Вступает медленно он в незнакомый двор.

"Евреи здесь живут?" Скользит усталый взор
По окнам вымытым, по зелени веселой,
И в старческой руке колодкою тяжелой
Монеты медные, – и шепчут мне укор.

"Нет, здесь евреев нет". Но говорю другое:
"Один лишь я – еврей". Смущенною рукой
Монету достаю, и он уходит вновь,

Моею робостью неведомо обманут.
Пускай обманами колышется любовь, –
Все скорби в глубь ее невозвратимо канут.