Шумит Английский клуб. Колокола гудят.
А он с фельдъегерем в певучий Кремль въезжает
И проведен к царю. И оловянный взгляд,
Как в ранцы гвардии, в его глаза вползает.

«Ты образумился, надеюсь, там, в селе?»
«Сам буду цензором...» Поцеловать ли руку?
Пять черных виселиц в адмиралтейской мгле!
Сто двадцать – в рудники, на каторжную муку!

А там – псковская глушь... Там нету ни души.
Там музу резвую тоской заспишь, задавишь.
Там... Не могу туда... Капральский бас: "Пиши, –
Твое отечество и мой престол прославишь".

А? Право? Может быть. Что, если станс-другой
Кого-нибудь из тех, товарищей кандальных,
Хоть в чем-нибудь спасет? Что разберет такой?
И долу клонятся ресницы глаз опальных.

А после, в номере, сидит он до утра,
То бакен дергая, то кулаки сжимая.
И, губу закусив, ведет, перо ломая:
"В надежде славы и добра..."