СЕРГЕЙ ПЕТРОВ (1911-1988). ИЗБРАННОЕ

Я с жизнью рядом. Или же не с ней?
(А лишь во сне?) Но как тогда? Бок о бок?
Разметаннее? Иль тесней?
Измучен? Безразличен? Или робок?
Она ль покойница? Иль сам я гроб?
(повапленный? поваленный колодой?)
Она ли дышит изо всех утроб
(и от нее несет дебелою природой)?

Я с жизнью неподвижною лежу,
но жалости я не подам и вида,
лишь с чьих-то век слезу тяжелую слижу.
– Помилуй, Господи, царя Давида
(и кротость яростную)! Ты – моя бесстыда?
И между нами провожу
такую чуждую межу.
Слижу, но слажу ли с тобой, моя обида
(тяжелая и слезная)? Слежу
свое остылое, бобылий свой очаг
и тело длинное тяну подобно кличу
(о смерти). Неужель я так зачах,
что всяческие мелочи в очах
(в отчаянных) до боли увеличу?

Я с жизнью рядом, и глаза в глаза
вонзаются всё злее год от года.
Из худа ни добра нет, ни исхода.
Да и не надо! Вот она, свобода –
лежать, не разумея ни аза,
как с вековой колодою колода.

Жить – как лежать. Привычнейшая жуть!
И с боку на бок, ну хоть как-нибудь!

О нежить нежная! Соленая русалка
и медленная сонная вода!
Лежится мне ни шатко и ни валко
(свобода боли, право, не беда).

Ты жизнь иль женщина? Я с жизнью рядом,
с такой лобастою*, на месте вплавь...
Не поздно ли идти на дно к наядам?
Соленый всплеск очей. Ты женщина иль Навь?
Поканителиться она не прочь. Молчит.
(Пока не телится и не мычит
и, сбоку будучи, отсутствует сурово,
в фиалку превращенная корова.)

Ты – вывернутый наизнанку миф,
ты – лежбище ума, одетого наничку,
ты – чуждая кума. С тобою покумив
какого-то себя (и руки притомив),
я счастье – словно птичку-невеличку
в грудную клетку – запер и гляжу,
как длинно с жизнью рядом я лежу.
Как медленно! То как сама стихия,
то от бессилия зевая жалко,
как Зевс безрогий во весь рот. Ах, Ия!
Фиалка, девка, телка и русалка!

Скажи мне, жизнь моя, тихонько, кто ты?
Хоть на ушко одно словцо шепни!
Зачем молчишь, глядя во все пустоты
(где только камни под ноги да пни)?

Утрата – как отрава мне к рассвету,
и разом выпить, право, просто яд.
Но всякий раз глаза с утра вопрос таят.
Они при мне и вечность простоят,
глаза, которых, может быть, и нету.

С Неладой-жизнью пребывая рядом,
я обнимаюсь неуемным взглядом,
как лядвеи огромным, и всем стадом
усталым слягу, голову сложу
под этот взгляд, где брежу и блажу,
где еле брезжу, жалобно и нежно,
где чуть ворочаюсь (брезгливо и небрежно).

Я с жизнью рядом (с блазнью или с блажью?),
благословляя силу вражью,
русалочьи ничейные глаза,
лежу, не разумея ни аза.