* * *

Был день, в который, по Творце вселенной
Скорбя, померкло Солнце... Луч огня
Из ваших глаз врасплох настиг меня:
О госпожа, я стал их узник пленный!

Гадал ли я, чтоб в оный день священный
Была потребна крепкая броня
От нежных стрел? что скорбь страстного дня
С тех пор в душе пребудет неизменной?

Был рад стрелок! Открыл чрез ясный взгляд
Я к сердцу дверь - беспечен, безоружен...
Ах! ныне слезы лью из этих врат.

Но честь ли богу - влить мне в жилы яд,
Когда, казалось, панцирь был ненужен? -
Вам - под фатой таить железо лат?

* * *

Мгновенья счастья на подъем ленивы,
Когда зовет их алчный зов тоски;
Но, чтоб уйти, мелькнув, - как тигр, легки.
Я сны ловить устал. Надежды лживы.

Скорей снега согреются, разливы
Морей иссохнут, невод рыбаки
В горах закинут, там, где две реки,
Евфрат и Тигр, влачат свои извивы

Из одного истока, Феб зайдет, -
Чем я покой найду иль от врагини,
С которой ковы на меня кует

Амур, мой бог, дождутся благостыни.
И мед скупой - устам, огонь полыни
Изведавшим, - не сладок, поздний мед!

* * *

Благословен день, месяц, лето, час
И миг, когда мой взор те очи встретил!
Благословен тот край, и дол тот светел,
Где пленником я стал прекрасных глаз!

Благословенна боль, что в первый раз
Я ощутил, когда и не приметил,
Как глубоко пронзен стрелой, что метил
Мне в сердце Бог, тайком разящий нас!

Благословенны жалобы и стоны,
Какими оглашал я сон дубрав,
Будя отзвучья именем Мадонны!

Благословенны вы, что столько слав
Стяжали ей, певучие канцоны, -
Дум золотых о ней, единой, сплав!

* * *

Повержен Лавр зеленый. Столп мой стройный
Обрушился. Дух обнищал и сир.
Чем он владел, вернуть не может мир
От Индии до Мавра. В полдень знойный

Где тень найду, скиталец беспокойный?
Отраду где? Где сердца гордый мир?
Всё смерть взяла. Ни злато, ни сапфир,
Ни царский трон - мздой не были б достойной

За дар двойной былого. Рок постиг!
Что делать мне? Повить чело кручиной -
И так нести тягчайшее из иг.

Прекрасна жизнь - на вид. Но день единый, -
Что долгих лет усильем ты воздвиг, -
Вдруг по ветру развеет паутиной.

* * *

Поют ли жалобно лесные птицы,
Листва ли шепчет в летнем ветерке,
Струи ли с нежным рокотом в реке,
Лаская брег, гурлят, как голубицы, -

Где б я ни сел, чтоб новые страницы
Вписать в дневник любви, моей тоске
Родные вздохи вторят вдалеке,
И тень мелькнет живой царицы.

Слова я слышу... "Полно дух крушить
Безвременно печалию, - шепнула, -
Пора от слез ланиты осушить!

Бессмертье в небе грудь моя вдохнула,
Его ль меня хотел бы ты лишить?
Чтоб там прозреть, я здесь глаза сомкнула".

* * *

Не в темном сердце жизнь любви моей!
Нет, не пристрастье слепоты сердечной,
Ни вожделенье страсти скоротечной,
Не долгий плен она, нет смерти в ней.

Хранит наследье лучник в Боге дней:
Я - око здравое, ты - свет извечный;
И в оболочке хрупкой и конечной
Ловлю я славу памятных лучей.

Где пламя, там и жар: так не отходит
От красоты и в край родной любовь
Того возносит, в ком ее находит.

В твоих очах мне рай сияет вновь,
Где древле я любил тебя, и вводит
В златые двери сводчатая бровь.

В РИМЕ

Тут в шишаки священные сосуды,
Кресты перековали в палаши
Господней крови нацедят ковши
В обмен на злато иль оружий груды

Когда б Христос сошел в сей град Иуды,
Кровь брызнула б к звездам: за барыши
С Него содрали б кожу торгаши
На стогнах Рима все творятся блуды.

* * *

Дана мне от рожденья красота.
В художествах обоих мой светильник
И зеркало. Кто видит в ней иное,
Превратно судит. Взоры ввысь подъемлю
Когда резец беру и кисти в руки.
Безумец святотатственно совлечь

Ее желал бы в чувственную прелесть;
Она же к небу каждый гений здравый
Зовет и движит. Но невыносимо
Божественное немощному зренью;
Лишь мощное вперяется в предел
Очам без благодати недоступный.

* * *

Согласно стародавнему присловью -
"Кто может, тот не хочет". Правда есть
В том слове, государь! Лжецов за лесть
Ты наградил и верил баснословью.

Тебе служил, тебе служу с любовью.
Я солнца твoего лучи. Мне честь -
Величья твоего поведать весть.
Мой труд ты видишь - и не двинешь бровью.

А чаял я: ты руку с высоты
Протянешь мне. Ты с верными весами
Взял правый меч... Как? Эхо мнений - ты?

Но людям доброй воли небесами
Отказано в отраде доброй мзды.
Сухого древа не для них плоды.

* * *

Не смертный образ очи мне пленил:
Очей прекрасных мир невозмутимый.
В душе моей любовь твой лик незримый -
Духовную, как он, - воспламенил.

Не будь душа богоподобна, мил
Ей был бы внешний мир красою мнимой;
За грань земного глаз неутомимый
В рай вечных форм ее бы не стремил.

Я говорю: в живом живого глада
Не насыщает тленная услада.
Увянет все, что чувства в нас манит.

И смертоносно сердцу сладострастье,
Нас дружба, непорочных, единит,
А цельное познаем в небе счастье.

* * *

Нет замысла, какого б не вместила
Любая глыба мрамора. Творец,
Ваяя совершенства образец,
В ней открывает, что она таила.

Надменная! Так ты в себе сокрыла
И счастие и пагубу сердец,
Но на меня, держащего резец,
Моя ж восстала творческая сила.

Нет, не любовь, не темный жребий мой,
Не нрав иль сан твой, дивная, виной
Недуга моего, моих мучений.

Как твердь, ясна, - ты ж и грозна, как твердь;
Но немощен из красоты мой гений
Воззвать блаженство - он изводит смерть.

К ДЖОВАННИ ДА ПИСТОЙЯ

Зоб наживаю, как одмоклый кот
В ломбардских лужах. Славная работка!
Передохнуть не в силах, сперлась глотка
Как если 6 с подбородка рос живот.

Затылок на лопатки давит. В свод,
Нависший на нос, уперлась бородка.
Круглее грудь не выпятит красотка,
А с жирной кисти краска каплет в рот.

Мне кажется, в кишки втянулись почки.
Переместились равновесья точки;
Ступаю по лесам, не глядя вниз.

Натянутой охота лопнуть коже
И мышцы так на теле напряглись,
Что на согнутый лук оно похоже.

Судите же не строже,
Чем справедливо, судьи, поворот
И выгиб тел. Стрелок, не целясь, бьет.

Джованни, доброхот,
От них ты защити мой труд бескрылый:
Я каторжник, не живописец милый.

< ДЖОВАННИ ДИ КАРЛО СТРОЦЦИ (1504–1571)
О "НОЧИ" БУОНАРРОТИ >

Ночь пред тобой. Гляди, как сладко спит.
Изваянная Ангели рукою.
Что дышит, видишь? по ее покою
Не веришь - разбуди: заговорит.

< ОТВЕТ БУОНАРРОТИ >

Мил сон; милее в каменной груди
Глубокий холод. В этот век постыдный
Не чувствовать, не видеть - дар завидный
Меня ты речью громкой не буди.

МОЛИТВА ПАРИИ

Вышний Брама, сил владыка!
Всё - твое, извечный, семя;
Все, от мала до велика,
Мы - твой всход, и род, и племя.
Правый, не одним браманам,
Богачам, да властелинам
Жизнь ты дал - не им единым,
Но и нам, и обезьянам.

Низки мы: что нам пригоже,
Благородным то поносно,
Что питает нас и множит,
Прочим смертным смертоносно.
Мнимой мерой мерят люди,
И пред ними мы презренны;
Пред тобою ж мы почтенны,
Ибо взор твой всех осудит.

Так признай меня ты сыном,
Чтоб не слышать этих жалоб;
Или чудо покажи нам,
Что с тобой меня связало б!
Из блудницы ты восставил
Над блудницами богиню:
Сотвори ж и нам святыню,
Чтоб и я тебя прославил.

НЕУСТАННАЯ ЛЮБОВЬ

Под ливнем ревучим,
Во мглу ущелий,
По диким кручам
На встречу метелей,
В зыбучий снег, вихрь и муть -
Без устали бег, без отдыха путь.

Мне легче с грозой играть
Перечить вьюгам,
Чем в сердце сгорать
Сладким недугом.
Восторгов избыток
От полноты
Блаженства и пыток,
Любовь, это ты!

В какие дубравы
Бежать отравы,
Безумящей кровь?
Не в твоей ли власти я,
Без отдыха счастие,
Жизнь жизни, - любовь?

ЯКОВ БЕМЕ

К Тику

Печальный отрок и пугливый,
Вдали обители родной,
Прельщенья новизны кичливой,
Для старины заповедной -

Презрел. В пути скитаний длинном,
Случайный гость чужой семьи,
Забрел он в сад. В саду пустынном,
На ветхом мраморе скамьи -

Лежала книга. Златом схвачен
Полуистлевший переплет.
Раскрыл: душе глагол прозрачен,
И нов божественный полет.

Вселенной образ светозарный
Хранит письмен живой кристалл:
И на колени благодарный
В молитве пламенный упал.

Из трав встает, мечтой воздушной,
В простой одежде давних лет,
Старик с улыбкой благодушной
И шепчет юноше привет.

Души младенческой и нежной
Зерцало - лик его знаком.
И веет волос белоснежный
Под колыбельным ветерком.

К нему простер паломник руки...
- "То Книги дух" - подумал он:
"Пророчит мне конец разлуки
И путь к Отцу - на лоно лон".

И молвил тайный исповедник:
- "Моей гробницы ты достиг
И будешь благ моих наследник
В познаньи невидимых книг.

На той горе я, отрок бедный,
С небесной Книги снял печать;
И мир творенья неисследный
Мне стал послушно отвечать.

Знаменован Господним перстом
Я видел сей и оный брег,
И предо мной стоял отверстым
Завета Нового ковчег.

И записал я нелукаво,
Что рай души обетовал.
Я нищ был и гоним неправо,
И бог меня к Себе призвал.

Настало время: лик Мистерий
Разоблачится. В храм чудес
Сей Книгой приоткрыты двери.
И виден свет сквозь ткань завес.

Авроры блеск сияет велий
Ее земле благовествуй.
Мной зазвучи, как ствол свирели,
Как арфа вздохом легких струй!

Иди же с Богом! При деннице
Росой глаза свои омой!
Будь верен Книге и Гробнице,
В лазури вечной присный мой.

Тысячелетнего завета
В веках приблизилась чреда.
Тебя наполнят реки света,
И Яков Беме - твой всегда".

УМИРАЮЩИЙ ГЕНИЙ

Привет, желанный! Голос твой слышу. Звать
Меня ли дважды? Вот я. Иду с тобой.
          Чего искал, обрел я ныне:
          Узы волшебной неволи тают.

Прекрасный образ - видишь Владычицу? -
Снимает чары. Многих царей молил
          Я об отчизне: в Ней единой
          Утро светает отчизны древней.

Незримо дышит пламенем огненным
Под этой перстью мощь первозданная
          Того, кем был я древле. Жрец мой,
          Песнью возврата меня напутствуй!

Вот ветви; ими тело покрой мое!
Потом, к востоку лик обратив, свой гимн
          Воспой, доколь не встанет солнце -
          Дверь отворить мне былого мира.

Тогда поникнет мгла, что в плену меня
Держала, долу, как золотой покров;
          Кто мой покров вдохнет, пребудет
          Вечно Царице прекрасной верен.

ВЛАДЫКА ОСТРОВА

Живет меж рыбаками быль: на Юге,
На острове (корицей и елеем,
И каменьем богат он самоцветным,
Горящим по песку) витала птица,
Что, наземь ставши, клювом растрепать
Могла верхи дерев высоких. Крылья,
Как будто гущею улиты тирской
Окрашены (гласит молва), раздвинув
И, тяжкая, взлетая, туче рдяной
Подобилась она, стелясь над долом.
По дебрям день таилась; ввечеру
На отмель выходила и в дыханьи
Соленой свежести и едких трав
Так сладко пела, что дельфины в море
Ныряли ближе, - червленело море,
Все в перистых, все в искристых сверканьях,
Спокон веков так птица та жила.
Одни ее видали, в чьи глаза
Смерть глянула... Когда попутный ветер
Впервые целыми примчал ветрила
К тем пристаням, - свой край озреть она
Взошла на холм, и распростерла крылья,
Ширяяся, и нежно восстенала,
С протяжным тихим пеньем отлетая.

МАЯКИ

Река забвения, сад лени, плоть живая -
О Рубенс - страстная подушка бредных нег,
Где кровь, биясь, бежит, бессменно приливая,
Как воздух, как в морях морей подводных бег!

О Винчи - зеркало, в чьем омуте бездонном
Мерцают ангелы, улыбчиво-нежны,
Лучом безгласных тайн, в затворе, огражденном
Зубцами горных льдов и сумрачной сосны!

Больница скорбная, исполненная стоном.
Распятье на стене страдальческой тюрьмы -
Рембрандт!.. Там молятся на гноище зловонном,
Во мгле, пронизанной косым лучом зимы...

О Анджело - предел, где в сумерках смесились
Гераклы и Христы!.. Там, облак гробовой
Стряхая, сонмы тел подъемлются, вонзились
Перстами цепкими в раздранный саван свой...

Бойцов кулачных злость, сатира позыв дикий, -
Ты, знавший красоту в их зверском мятеже,
О сердце гордое, больной и бледноликий
Царь каторги, скотства и похоти - Пюже!

Ватто - вихрь легких душ, в забвеньи карнавальном
Блуждающих, горя, как мотыльковый рой, -
Зал свежесть светлая, - блеск люстр, - в круженьи бальном
Мир, околдованный порхающей игрой!..

На гнусном шабаше то люди или духи
Варят исторгнутых из матери детей?
Твой, Гойа, тот кошмар, - те с зеркалом старухи,
Те сборы девочек нагих на бал чертей!..

Вот крови озеро; его взлюбили бесы,
К нему склонила ель зеленый сон ресниц:
Делакруа!.. Мрачны небесные завесы;
Отгулом меди в них не отзвучал Фрейшиц...

Весь сей экстаз молитв, хвалений и веселий,
Проклятий, ропота, богохулений, слез -
Жив эхом в тысяче глубоких подземелий;
Он сердцу смертного божественный наркоз!

Тысячекратный зов, на сменах повторенный;
Сигнал, рассыпанный из тысячи рожков;
Над тысячью твердынь маяк воспламененный;
Из пущи темной клич потерянных ловцов!

Поистине, Господь, вот за Твои созданья
Порука верная от царственных людей:
Сии горящие, немолчные рыданья
Веков, дробящихся у вечности Твоей!

ПЕРЕВАЛ

С младенчества тропою вверх прямой
          Я неуклонно
          Иду на лоно
Святынь, - хоть их не знает разум мой.

С младенчества обрывистой тропой
          По круче горной
          Иду, упорный, -
И вот, нашел на высотах покой.

Покинул я внизу, в глубокой мгле,
          Почет, богатство,
          Зависть, злорадство -
Все, что гнетет свободный дух к земле.

И вижу я (прозрачна даль в горах)
          С моей вершины, -
          На дне долины
Как просто все, и пусто! Душный прах!

Легка сума; в пути я не устал.
          Песней и смехом
          Играю с эхом -
И весело схожу за перевал.

ИСТИННО, И ЭТО - КАРА БОЖЬЯ

И горшую кару пошлет Элоим:
Вы лгать изощритесь - пред сердцем своим,

Ронять свои слезы в чужие озера,
Низать их на нити любого убора.

В кумир иноверца и мрамор чужой
Вдохнете свой пламень с душою живой.

Что плоть вашу ели, - еще ль не довольно?
Вы дух отдадите во смерть добровольно!

И, строя гордыни египетской град,
В кирпич превратите возлюбленных чад.

Когда ж из темницы возропщут их души,
Крадясь под стенами, заткнете вы уши.

И если бы в роде был зачат орел,
Он, крылья расправив, гнезда б не обрел:

От дома далече б он взмыл к поднебесью,
Не стал бы ширяться над вашею весью.

Прорезал бы тучи лучистой тропой,
Но луч не скользнул бы над весью слепой,

И отклик нагорный на клекот орлиный
Расслышан бы не был могильной долиной.

Так, лучших отринув потомков своих,
Вы будете сиры в селеньях глухих.

Краса не смеется в округе бездетной;
Повиснет лохмотьев шатер многоцветный,

И светочи будут мерцать вам темно,
И милость Господня не стукнет в окно;

Когда ж в запустенье потщитесь молиться,
Слезам утешенья из глаз не пролиться:

Иссохшее сердце - как выжатый грозд,
Сметенный в давильне на грязный помост, -

Из сморщенных ягод живительной дани
Не высосать жажде палимой гортани.

Очаг развалился, мяучит во мгле
Голодная кошка в остылой золе.

Застлалось ли небо завесою пепла?
Потухло ли солнце? Душа ли ослепла?

Лишь трупные мухи ползут по стеклу
Да ткет паутину Забвенье в углу.

В трубе с Нищетою Тоска завывает,
И ветер лачугу трясет и срывает.