СТАРОСТЬ

                              Ты в сущности ни юности не знаешь,
                              Ни старости: они тебе лишь снятся,
                              Как будто в тяжком сне после обеда*.
                                             ("Мера за меру", 3 д., 1 явл.)
                                                                              Шекспир

Я - тот старик, которому читает мальчик,
В сухие месяцы, дождь ожидая…
Я не бывал в боях и перестрелках,
Не воевал в тропическом дожде, в болоте по колено,
Махая кортиком среди москитов.
Мой дом есть умирающий приют.
У подоконника сидит еврей, владелец дома.
Он был зачат в антверпенском кафе,
И жизнью в Брюсселe помят,
И в Лондоне залатан и облуплен.
А ночью в поле наверху харкает козел,
Где скалы, мох, лишайники, железо и дерьмо.
И женщина снует по кухне, приготовляя чай,
Чихает ввечеру и прочищает палкой урчащий водосток.
Я - тусклый старикан в просторах ветра.

Знаменья здесь идут за чудеса, "Так дай же нам знаменье!"
И слово внутри слова, не могущее выразить себя,
Спеленутое тьмой.
А в юность года, как тигр, пришел Христос.

В развратный месяц май - кизилы и каштаны,
И дерево Иуды - всё в цвету.
И среди шепота быть съеденным, распитым и разъятым
Мистером Сильверo из Лиможа (с нежными руками),
Который ходит ночью в комнате напротив,
И Хакагавой, который кланяется вам средь Тицианов,
Мадам Торнквист, которая меняет канделябры,
И фрейлейн Кульп, глядящей в зал (рука на двери).
А челноки свободно ткали ветер.
Я не имею привидений. Я - старик.
Со сквозняками дом под колпаком из ветра.

К чему прощать, когда ты столько знаешь? Подумай сам,
История имеет так много хитрейших коридоров и пассажей,
Обманывая нас, мечты нашептывая, суетой водя.
Подумай сам - она дает тогда, когда рассеяно вниманье.
И то, что отдает - в искусном беспорядке, -
Лишь разжигает страсть. Дает нам слишком поздно то,
Во что уже давно никто не верит, а если верит,
Так по старой моде, считаясь с прежнею любовью;
Дает и слишком рано в руки слабые то, без чего -
Им кажется - возможно обойтись,
Пок отказ не порождает страха.
Подумай сам - нас не спасут ни страх, ни смелость.
Наш героизм породил неестественные пороки.
Целомудрие нас вынуждало к бесстыдным поступкам.
Эти слезы упали с рождающих ярость деревьев.

Тигр прыгнет в Новый год. И нас поглотит.
Подумай наконец - ведь мы ни до чего не добрались,
Пока я коченел в наемном доме,
Подумай же теперь! Я показал всё это не без цели,
Цитаты с помощью чертей не подбирал.

Я с вами честно встретиться готов.
Я в ваших был сердцах, и изгнан был оттуда,
Чтоб потерять красу в терроре инквизиций,
Страсть также потерять - к чему ее хранить,
Когда хранимое фатально искажалось?
Я потерял глаза, слух, нюх, вкус, осязанье -
Как с вами я сумею объясниться?

Все эти мелкие терзанья продлят блаженство
Холодной лихорадки, мембрану оживят остывших чувств,
Как острая приправа, и умножат
Разнообразье в пустоте зеркал. Что делает паук?
Продолжит ухищренья? Что вытворит жучок?
И где - Байаш, и Фреска, и мисс Кэммел?
В изломе атомов их вихрь унес
За круг Медведицы дрожащей.
И чайка, что несется против ветра (пролив Бель-Иль),
Или стремящаяся к мысу Горн…
Перо в снегу. Пучина жаждет жертв.
Старик, пассатами зажатый в сонный угол.
И арендаторы в дому. И мысли.
В иссушенном мозгу в сухой сезон.

* Перевод Т.Л. Щепкиной-Куперник

* * *

любовь - сильнее чем забыть
слабей чем вспоминать
и реже мокрых волн любить
и чаще чем терять

она безумней и лунней
и быть не меньше ей
и все моря в сравненье с ней
лишь глубже всех морей

любить простей чем побеждать
не меньше чем прожить
она не больше чем начать
и меньше чем простить

она разумней и дневней
и не умрет поднесь
и небеса в сравненье с ней
лишь выше всех небес

ОДА МЕРТВОМУ КОНФЕДЕРАТУ

Здесь безнаказанно стихиям ряд за рядом
Надгробья выдают их имена.
Гудит не знающий воспоминаний ветер,
И листья ссохшиеся в трещинах застряли -
Небрежное причастие природы
К сезонной вечности смертей.
Под яростным небес гонимы взором
К своей судьбе в огромном дуновеньи
Они нам шелестят молвой о смерти.

А осень здесь - тоска на тыще акров,
Где память прорастает из останков,
Неутомимо кормящих траву.
Подумайте об осенях прошедших!
Ноябрь дерзкий с настроеньем года
С особенным пристрастьем ко всем плитам.
Марает скорчившихся ангелов на них
С отбитыми руками и крылами.
И пристально животное вниманье
В глазах у них, что обращает вас
В такой же камень, им во всем подобный,
Удушливый преобразуя воздух, -
Пока не погрузившись в глубь среды,
Вы слепо ползать не начнете
По дну морскому, словно краб слепой.

         Ошеломленные ветром, лишь ветром
         Листья летящие погружаются.

Вы знаете, - кто ждал там у стены
С уверенностью сумеречной зверя, -
Полночные восстановленья крови,
И неба дымный фриз над несгибаемостью сосен.
Внезапный зов: ты знаешь ярость
Потока с гор и ледяную лужу после,
Безмолвие Зенона, Парменида.
Вы те, кто ждал решимости сердитой
Желаний тех, что завтра будут ваши,
Незначащую исповедь смертей,
Вы хвaлите виденье, надменный случай
Тех, кто пал,
С решимостью поспешной ряд за рядом
У врат осевших, сдержанных стеной.

         И видя, видя лишь листвы полет,
         И погружение и гибель.

Так обратите взор на прошлого чрезмерность,
Взгляните на непостижимую пехоту,
На демонов, встающих из земли,
Нет, не последние они - Стоунуол, Стоунуол -
Под затонувшими полями конопли.
Антьетам, Шилох, Мэрвин-Хилл, Бум-Ран.
И на востоке зарослей блуждая,
Вы проклянете солнце на исходе.

         Лишь проклиная листья, что кричат,
         Как в шторм старик.

Вы слышите ли крик - безумный хемлок
Мятущимися пальцами зовет
К молчанью, что окутывает вас,
Как мумию во времени.

Беззубая, сдыхающая сука в подвале затхлом
Слышит только ветер.

Теперь, когда соль крови их усилит
Соленую забывчивость морей
И злостность выстиранную потока
Предаст клейму, -
Что сделаем мы - те, кто дни считает,
В мемориальной скорби головы склоняет,
Чьи лентами увиты сюртуки зловещего блаженства,
Что скажем о костях нечистых,
Взрастивших эту зелень без имен, -
Корявых рук, корявых глаз и глав,
Пропавших в акрах зелени безумной.
Приходят тощие седые пауки,
Приходят и уходят, в сплетеньи ив без света,
Непроницаемая лирика сипухи
Бросает семена нам в память -
О рыцарстве неистовое пенье.

         Мы скажем листьям, только листьям тем,
         Которые летят, ныряют, умирают.

Мы скажем только шепчущей листве
В той сумерек невероятной мгле,
Летящей к нам на многих крыльях.
Ведь ночь - начало и конец,
Где меж отчаянья краями
Нас ждет молчанье размышленья
И терпеливое проклятье,
Глаза преобразующее в камни,
Подобное прыжкам на жертву ягуара -
На отражение свое в лесном пруду.

Что скажем мы, чье знанье в сердце перешло,
Не унесем ли дел с собой в могилу?
Иль с большею надеждою воздвигнем
Могилу дома у себя? Могилу-хищника!

Теперь покинь закрытые ворота у падающих стен.
Змей вкрадчивый, зеленый в роще тута
Язык выбрасывает в тишине,
Могильный страж, считающий нас всех.