МИХАИЛ САВЧЕНКО

Я горестно вздыхал и слезы лил,
Не знал, бедой, надеждой ли томиться,
В то время как вдали родной границы
За честь державных предков Генрих мстил.

Он рвение пресек испанских сил,
На берег Рейна с ними выйдя биться,
И грозным мановением десницы
Он в рай себе дорогу начертил.

О вы, чей веселит полет беспечный,
Святые сестры, что среди невзгод
Родник мне указали быстротечный,

Откуда пил великий Гесиод, -
Пусть этот вздох пристанище найдет
В скрижалях храма Памяти навечно!

- Смерть, на помощь мне приди!
Помоги мне, смерть, прошу.
- Что же надобно тебе?
- Я горю, я весь в огне,
Подари, молю, покой.
- Кто виной, что ты в огне?
- С факелом мальчишка злой.
- Что мне сделать для тебя?
- Ах, убей меня, прошу.
- Убиваю всякий день.
- Нет, пусть вправду я умру.
- Сердце вопроси свое.
- Вправду ль, сердце, ты мертво?
- Да, но оживу сей миг.
- Что ты, разве можно так -
Умерев, родиться вновь?
- Даже если я мертво,
Оживу. Так из огня
Птица-Феникс восстает.

Армида ль наших дней иль мудрая Цирцея
Весь этот странный мир волшебный создала?
И с пор каких легко по воздуху тела
Взмывают ввысь, отнюдь к земле не тяготея?

Где неба купол был - о дивная затея! -
Деревья и цветы мы видим без числа,
И мириадом звезд горит ночная мгла,
Чтоб стать зерцалом вод по воле чародея.

Мы можем наблюдать в единый миг пруды,
Мосты, дворцы вельмож, роскошные сады:
Одна быстрей другой сменяются картины.

О, как благодарить тебя, святой прелат,
За то, что с этих пор фальшивые личины
Уже не при дворе, а в опере царят?

* Имеется в виду одна из первых итальянских опер, представленных в Париже (1645 либо 1647 год). Мазарини выписал для постановки итальянских артистов, а декорации и машинерию изготовил известный мастер Торелли.

О дивные цветы, что манят красотой,
И круг невинных нимф, питомицы Авроры,
Созданья, что давно ласкают Солнца взоры
И небеса с землей прельщают красотой,

Филлидин зрите лик и каждою чертой
Любуйтесь сообща, свои оставя споры,
Признайте, что она куда прекрасней Флоры,
Когда лилей и роз всех более у той.

Покиньте же свои сады без сожаленья,
Ведь даже боги ждут ее благоволенья,
Бессмертью предпочтя огонь любовных бед.

И не кляните смерть, коль за нее вы пали:
Жестокая едва ли
Натешится сполна, не погубив весь свет.

Кто воду пьет (оставьте спор со мной!),
У тех в крови ни капли ледяной.
Они всегда смелы и дерзновенны,
Они сильны и горячи, их вены
Наполнены отвагой до одной.

Их пыл воде не проиграет бой
И разгорится с силою двойной.
Не знать такому молодцу измены,
Кто воду пьет.

Кто подкрепился силой водяной,
Те заняты любовью и войной,
Поскольку мощны и крепки их члены.
Признай, мои сужденья несомненны,
Не то тебя побьют (потом не ной!),
Кто воду пьет.

Прозрачна и тиха поверхность вод. Над ними
Не властен ветер сам с проказами своими;
Струит в рассветный час сребристая волна
Свой ток, другой волной стократ отражена,
И множит рой цветов, как верное зерцало;
Но вот пронесся миг - и стал камыш дрожать…
Чу! Ласточка, спустясь чуть ниже, закричала
       И озера смутилась гладь!

Где шелестит листвой прохладная дуброва,
Где росную слезу пьет многоцветный луг
И радость ясных дней все веселит вокруг,
Вступает роза в жизнь, к весне любви готова.
Но притаился червь во глубине цветка,
Нещадно розы плоть точа и раздирая…
И чахнет каждый день она, свой цвет теряя,
       На тонкой ножке стебелька!

Исполнено забав невинных было "прежде"
И материнских ласк в краю, где вырос я,
А "ныне" платит дань сомнительной надежде
И призрачным мечтам… Вот мой удел, друзья!
День завтрашний глядит с улыбкой снисхожденья.
Мне восемнадцать лет! Причина мне нужна ль
Для счастья?.. Но в душе все то же нетерпенье...
       И сердце уж таит печаль!..

На грозных ангелов похожий,
Я возвращусь к тебе на ложе,
Не потревожив твой покой,
С приходом тишины ночной.

Тебе, как прежде, подарю я
Дрожь ледяного поцелуя,
И будут ласки холодней
В могиле ползающих змей.

Едва рассвет забрезжит бледный,
Как тень, исчезну я бесследно,
И тщетно будешь ты искать.

Так, не любя и не жалея,
Хочу я юностью твоею
Посредством страха управлять!

Без матери и без отца,
Безропотно снося укоры,
Среди людей я рос, и скоро
Меня отвергли как глупца.

А в двадцать лет я, в свой черед
Узнав огонь любовной нивы,
Нашел, что женщины красивы.
Они ж нашли, что я урод.

Хотел я, жизнь свою кляня,
Расстаться с ней, хоть не был смелым,
И занялся военным делом.
Но смерть не приняла меня.

Кто я такой? Явился в свет
Я слишком молодым иль старым?
Молю вас, сжальтесь над Гаспаром,
Ведь он изведал столько бед!

Небесный свод там, наверху,
Так тих и ясен!
Свой тонкий ствол там, наверху,
Сгибает ясень.

Церковный колокол вдали
Зовет молиться.
Навзрыд на ясене вдали
Тоскует птица.

Ах, Бог мой, жизнь проходит там
Без ссор и споров.
Спокойно и приветно там
Бормочет город.

А ты, что горько плачешь здесь,
Томясь всечасно,
Скажи, зачем ты юность здесь
Сгубил напрасно?

       Justum et tenacem propositi virum.
                            Гораций

       Поверь: стенать, рыдать, молить - равно позорно.
                            А. де Виньи. (Перевод Ю. Корнеева.)

Когда промолвил врач: "Диагноз - гонорея,
Увы!" Когда ему сказали, что жена -
Сомнений нет - давно ему уж не верна,
Сей Человек смолчал; он поступил мудрее.

Когда заметил он, что от осенней стужи,
Распавшись в лоскуты, не прикрывают зад
Последние штаны, когда он обнаружил
Что несколько грошей - вот всё, чем он богат,

Он волосы не рвал в тоске (он был лишен их),
Он Бога не молил и слез не лил соленых,
Цикуты не вкусил и на клинок не пал,

И бровью не повел, ни стона не издал он;
Спокойно и притом с достоинством немалым
Он слово произнес, что означает кал.

"Мой пуп - хризоберилл! - истошно он кричал. -
Устали рамена под слоем аргентита
И шпата, а уста фиалками повиты,
И выковал Зевес из золота мой фалл!

Мне Черный Ибис, царь Ливана, дал рожденье,
Мне матерью была звезда Альдебаран.
Вот почему мне так противен Калибан!
Четырнадцати лет попал я в услуженье

К торговцу. Подлецом был этот антиквар!
Какой Сарданапал! Нет, даже Валтасар!
А я единорог! Вам не видать такого!

Зеленая газель, июльский дождь оплачь!"
Едва закончил он, как утомленный врач
Охраннику велел: "Ведите в душ больного!"

I

Когда дьяволу я понесу свою душу,
О бароны любезные, дайте зарок,
Что не станут меня хоронить как чинушу,
Что служил в управленье железных дорог.

Не хочу, чтоб толпа лоботрясов глазела
На сурово-торжественный сей ритуал
И губастый Карно* проворчал обалдело:
"Черт возьми! Я таких похорон не видал".

Будет прост и величествен саван мой: в желчи,
Что пролил под ножом палача содомит,
Триста шкурок колибри, из тех, что помельче,
Хорошенько кожевник пускай продубит.

Чтобы труп мой не выглядел слишком ужасно,
Вы мне брови покрасьте в лазоревый и в
Фиолетовый, волосы выкрасьте в красный,
Позолотой сусальною ногти покрыв.

В саркофаг из металла царей, орихалка,
Коим род мой великий издревле владел
(Чингизханов подарок!) пожалуй, не жалко
Погрузиться, почив от наскучивших дел.

Затолкав меня в гроб, как на дно несессера,
Положите мне книг декадентских на грудь:
Мальдорора, Лафорга, Рембо и Корбьера,
Но не Гиля*, прошу: обойдусь как-нибудь.

II

Катафалком послужит моя колесница,
И пускай вместо кучера будет при ней
Пастушок Антуана Ватто; потрудиться
За квадригу придется десятку свиней.

Негритянка, которой слагал я напевы,*
Что живьем поглощает крольчат и цыплят,
Пусть за гробом идет в облачении Евы,
Прикрывая свой стыд волосами до пят.

Пусть могильщиков рой в канареечных тогах
Щеголяет на кладбище - вот мой каприз! -
И рабыни мои, восседая на дрогах,
Оффенбаховы польки исполнят на бис.

Вы ж, бароны, седлайте жирафов, верблюдов,
Бегемотов и зебр - я надеюсь на вас!
Не забудьте из оникса пару сосудов -
Для мочи, что ручьями польется из глаз.

В шкуру камелопарда пустынь облаченный,
(Он презрел твою фауну, о Ласепед*!)
Зычным голосом марш прогорланит военный
Мой приятель Деблер*, сев на велосипед.

III

И торжественно в мрачном фаллическом храме
Месье Докр*, облачившись в пристойный наряд,
Бельфегора, как было заказано нами,
Призовет, совершив сатанинский обряд.

IV

Нет, савойский пирог, что зовут Пантеоном,*
Где искусно запрятан Гюго - точно боб, -
Место не для меня, и, клянусь Аваддоном,
Мне сгодился бы грифа иль ворона зоб!

Мне жеманное общество вовсе не мило,
На великих и гордых собой наблевать,
Так что на пустыре мне копайте могилу,
Где червей ублажают убивец и тать!

Ни креста, ни надгробья: подобно вампиру,
Я восстану не раз побродить под луной,
И несладко придется крещеному миру,
Если кто-то столкнется случайно со мной.

Эпитафия? Я не чулочник - куда мне
Забавляться надгробной риторикой - ха!
Впрочем, если вы очень хотите, на камне
Напишите вот эти четыре стиха:

"Здесь лежит Жорж Фуре. Он носил эспаньолку,
Точно новый Арман Дюплесси-Ришельё.
Он усатым был. В вере не видел он толку,
Не страшась гонореи и болей её".

Расскажите еще, к возмущению сброда,
Коль не страшно меня рисовать без прикрас:
Я, открыто и дерзко презрев власть народа,
Остроносые туфли носил напоказ!

И все будет прекрасно! Попавши в объятья
Сатаны, не боясь раскаленных углей,
Я немедля исторгну такие проклятья,
Что к чертям распугаю самих же чертей!

Я поставлю автограф в моем тестаменте,
И печать Аквитании это скрепит,
И чтоб Тэн* разобраться сумел в документе,
Я пишу на вольгаре, отринув санскрит!

* Карно, Сади (1837 - 1894) - политик, президент Республики (1887).
* Гиль, Рене (1862 - 1925) - поэт, журналист.
* Персонаж ряда стихотворений Фуре, давший название сборнику "Белокурая негритянка" (1909).
* Ласепед, Бернар Жермен Этьенн (1756 - 1825) - зоолог.
* Деблер - имеется в виду один из представителей рода Деблер, занимавшегося профессией палача при Третьей республике.
* Каноник Докр - персонаж романа Й.-К. Гюисманса (1848 - 1907) "Там, внизу" (1891).
* Савойский пирог обычно выпекается в форме известного архитектурного сооружения.
По французской традиции, по праздникам в пирог часто запекают боб: тот, кому он достанется, становится королем праздника, получает какой-либо фант и т.п.
* Тэн, Ипполит (1828 - 1893) - критик, историк литературы.

Дня четыре уже от тебя нет письма
Да и дня больше нет гаснет солнца огонь
Помрачнела казарма как будто тюрьма
Я понурый хожу как оседланный конь

Может плачешь ты Лу Ты больна или нет
Обещала писать Что случилось скажи
Пусть со скоростью пуль прилетит твой ответ
И вернет мне покой и желание жить

Вот уже восемь раз почтальон отвечал
"Нету писем для вас" Мне обидно до слез
Я в квартале бродячего пса отыскал
Помнишь милая с нами гулял этот пес

Вспоминая тебя я ласкать его рад
Может быть помнит он как играли мы с ним
Мне об этом сказал его преданный взгляд
Знаешь если б не пес то я проклял бы Ним

Нет вестей от тебя Я в отчаяньи Лу
Напиши мне прошу расскажи как ты там
Всё померкло вокруг Разгони эту мглу
Жду и руку твою прижимаю к губам

В печальный город тот, что время смыло прочь,
где рушились дома, пугаясь дней движенья,
я приходил гостить, опутанный тенями.
Как бы со дна реки светила восходили,
другие, заходя, лучом касались стен;
я руки замечал на чугуне перил;
рой образов бледнел (залитый ярким светом)
иль исчезал навек (как только луч угас).
Потоки дней… Но кто зовет меня, вздыхая?
На праздник? или казнь? иль исповедь грехов?

- Месье простите мне
что я к вам пристаю:
у вас на голове
диковинная шляпа!

- Месье ошиблись вы
я с головой расстался
и шляпу потому
мне не на чем носить!

- А что же за костюм
на вас тогда надет?

- Месье я сожалею
но тела я лишен
и, будучи лишен,
я не ношу костюм.

- Однако вы ответы
даете всякий раз
и потому хочу я
еще спросить у вас:
а что это за люди
Месье столпились тут -
вот-вот они очнутся
и ближе подойдут?

- Месье это деревья,
но им не оторваться
вовеки от земли:
они в нее вросли.

- Месье Месье Месье
а там над головою
что это за глаза
на нас из ночи смотрят?

- Месье это светила
плывут в своих орбитах
бездумны и слепы.

- Месье а что за крик
откуда-то донесся
как будто чей-то смех
как будто кто-то плачет
как будто зов на помощь?

- Месье то океан
укутавшись в туман
грызет себе скалу
хоть неподвластен он
ни голоду ни злу.

- Месье что происходит
безумный пляс огней
движение светил
движенье в атмосфере
раскаты будто гром
раскаты барабана
как будто сотни армий
идут с врагом сражаться
хотя врага и нет?

- Месье это рождает
материя младенцев
которые потом
в сраженье с ней вступают.

- Месье меня в тупик
загнали факты эти -
нет никого на свете
но я кричу, и судя
по вашим же словам
мой голос слышен вам!

- Месье всё это вещи
без голоса и слуха
хотя они хотели б
внимать и говорить.

- Месье скажите что
за образы повсюду
то будто бы в плену
то вовсе на свободе
мысль где фигуры бродят
соцветьями и розно
и водят хоровод?

- Месье да это космос
но он сейчас
умрет.

И нет лица и нет подобья
нет силы слышать
а ждать нет смысла

Везде ничто
везде порог
и не уйти

Но красоту
что не увяла
кто обретает?

Когда нет чуда
нет катастрофы
ничто не важно

Нет голосов
и нет молчанья
а ярый гнев?
а наслажденья?

И нет другого
но всё то же
уходит прочь
вернется вспять
уходит прочь.

How do you do? Скажите, вам
Не жаль насмешливого взгляда?
Другого сердцу и не надо:
Пролейте на него бальзам.

Поверьте: хоть гуляет око
Весны по зарослям аллей,
Без ваших глаз тоска все злей
И мне чертовски одиноко.

Поближе, little beauty! Ну!
О, знали б вы, как надоело
Смотреть на дворик отупело,
День напролет, прильнув к окну.

Смотреть и думать: все равно
Мне ждать не стоит - разлюбила.
Ах, право, как это уныло!
Ах, право, как это смешно!

Мой вздох моя услада
Мой труд моя награда
Моя река мой брод
Мое вино мой мед

Моя скала мой камень
Мой небосвод мой пламень
Мой сумрак мой завет
Мой хлеб мой день мой свет

Моя волна мой бег мой бриг
Моя звезда мой жар мой миг
Моя струна мой смех мой крик
Мой рай мой клад мой глас мой лик

Мой вздох моя услада
Мой труд моя награда
Оплот мой плоть моя
С тобою снова я.

Я к вам с коробкою конфет.
Цветы - как это эфемерно!
Они красивей, спору нет,
И презентабельней, наверно,
Но это пошленько - букет...
Я к вам с коробкою конфет.

Надеюсь, мы пойдем гулять,
Коль ваша разрешит маман.
Я не какой-то хулиган,
Я возвращу вас ровно в пять.
Какой денечек! Самый цвет.
Я к вам с коробкою конфет.

Как горд и счастлив я сейчас,
Что мы идем в руке рука.
Хоть люди косятся на нас
Порою, не сдержав смешка -
Пусть! Шалопаев полон свет.
Я к вам с коробкою конфет.

Жермена лучше? Клевета!
Она совсем не так красива.
Жермена чересчур проста,
Да и вдобавок красногрива.
С ней сравнивать себя - о нет!
Я к вам с коробкою конфет.

А вот и площадь. Славный час!
Люблю гулянья, кутерьму...
Но объясните, почему
Нас поджидает ваш сосед?
Я должен с ним оставить вас?..
А я с коробкою конфет...

Ах, добрый день, мамзель Жермена!

Я к вам с коробкою конфет.
Цветы - как это эфемерно!
Они красивей, спору нет,
И презентабельней, наверно...

К тебе пришел бы я с цветами мая
И музыкой; будь ты не так строга,
Ты б и меня любила, ей внимая;
Но жизнь у звонких песен недолга

И лгут цветы, дарящего скрывая.
Увидел розу я, пойдя в луга,
Та "Не срывай! - сказала, умоляя, -
Я в красоте ее найду врага".

Увы! Какими прелестями света
Я удивлю, какими чудесами,
Когда тобою полон стих поэта,
Когда цветы тобой гордятся сами?

Тебе любовь - ничто: смотря на них,
Ты не желаешь радостей других.

Я есть хотел, но все ж не голодал;
Замерз, но жар внутри давал отпор
Ветрам; устал, но, чтобы отдохнуть,
Искал не луг, а постоялый двор.

И я поел, согрелся, отдохнул,
Все получил, о чем мечтал в тот миг.
Лишь изредка тревожил мой покой
Исполненный тоски совиный крик.

Казалось, он стелился по холму,
Отчетливый и без веселых нот.
Он говорил о том, чтo я нашел,
Но кто-то этой ночью не найдет.

И солон был мой хлеб, когда внимал
Я песне, спетой в сумраке совой
О сирых и солдатах - тех, кто спит
Без крыши над понурой головой.

"Со мною, - молвил Браунинг, - он рыдал".
"Со мною, - молвил Диккенс, - жил шутя".
"Со мною, - молвил Чосер, - пировал".
"Со мной играл он, - молвил Блейк, - дитя".

"Со мной он, - молвил Коббетт, - путь делил".
Промолвил Стивенсон: "Закон сердец
Читал со мной". А Джонсон: "Я был мил
Ему всех прежде; он был молодец".

Покуда Предводитель Ключарей
С замком возился, чтоб открыть на стук,
Таков был разговор у Райских врат.

Но вот пришли советчики мудрей:
"Впустить, - сказал Фома, - он правде друг".
"Впустить, - сказал Франциск, - он бедным брат".